Я – Малала

К этому времени бывшие друзья почти не разговаривали друг с другом. Для того чтобы разрешить возникшую проблему, им пришлось обратиться к посредничеству местных старейшин. Отец так не хотел отказываться от своего начинания и расставаться со школой, что согласился выплатить Наиму деньги, которые тот вложил в аренду и ремонт. Как это сделать, отец не имел ни малейшего понятия. К счастью, еще один его давний друг, Хидаятулла, согласился стать компаньоном отца вместо Наима и вложить свои деньги. Вместе с новым партнером отец опять отправился по домам. Отец мой наделен удивительным обаянием и умением располагать к себе людей. Хидаятулла часто говорит, что стоит отцу побывать у кого-нибудь в гостях, друзья хозяина становятся его друзьями. Но в данном случае отцовское обаяние оказалось бессильно. Люди с интересом слушали его и продолжали посылать своих детей в государственные школы.

Школе они дали название Хушаль, в честь одного из любимых героев моего отца, Хушаля Хана Хаттака, поэта и воина, родившегося в южной части долины Сват, Акоре. Он жил в XVII веке и пытался примирить враждующие пуштунские племена и объединить их для борьбы с монголами. Над входом в школу они повесили плакат, гласивший: «Мы здесь для того, чтобы вы сумели ответить на вызовы новой эпохи». Над дверями висело также изображение щита, на котором было написано знаменитое высказывание Хана Хаттака: «Я взял в руки меч, дабы защищать афганскую честь». Отец часто говорил, что мы должны следовать примеру наших национальных героев, но защищать честь своей страны в соответствии с законами нашего времени – с авторучкой, а не мечом в руках. Хаттак хотел объединить пуштунов для борьбы с иноземными захватчиками, а отец мечтал объединить их для борьбы с невежеством.

Увы, его призыв не находил широкого отклика. Когда школа открылась, в ней было всего три ученика. Тем не менее отец настоял на том, чтобы каждый учебный день начинался с пения национального гимна. После этого его племянник и помощник Азиз поднимал пакистанский флаг.

Учеников было так мало, что обеспечить школу необходимым оборудованием никак не удавалось. Вскоре компаньоны остались без средств. Ни у того ни у другого не имелось возможности занять деньги у родственников. Хидаятулла был неприятно удивлен, узнав, что отец мой по уши увяз в долгах и постоянно получает от своих кредиторов письма с требованием вернуть деньги.

Но самая серьезная неприятность подстерегла отца, когда он отправился официально зарегистрировать школу. Прождав несколько часов в приемной, он оказался в кабинете чиновника, восседавшего за столом, на котором громоздились горы бумаг. Тут же сидели какие-то люди, попивавшие чай. Прочтя прошение, поданное отцом, чиновник расхохотался.

– Что это вы выдумали? – спросил он. – Не школа, а полная ерунда! Всего трое учителей, и все неквалифицированные! Удивительные времена настали. Всякий воображает, что открыть школу – это самое плевое дело.

Люди, сидевшие в кабинете, подобострастно засмеялись. Отец едва не задохнулся от гнева. Было ясно как день, что чиновник рассчитывает получить взятку. Пуштуны не выносят, когда их унижают, к тому же отец не собирался платить за то, что имел право получить бесплатно. Но даже если бы он решил удовлетворить вымогателя, возможности дать взятку у него не было – им с Хидаятуллой едва хватало на еду. Тем не менее негласная такса за регистрацию школы составляла примерно 13 000 рупий, а если чиновники считали, что владелец достаточно богат, такса эта возрастала. К тому же владельцам школы следовало время от времени приглашать чиновников на обед и угощать их цыплятами и свежей форелью. Отец знал об этом обычае, но не собирался ему следовать.

– У нас школа, а не ресторан, – говорил он.

Столкнувшись с вымогателем, отец набросился на него со всем пылом человека, закаленного в публичных дебатах и выступлениях.

– На каком основании вы позволяете себе разговаривать со мной в подобном тоне? – прогремел он. – Я что, преступник, который стоит перед судом?

После этого случая он решил отстаивать права владельцев частных школ и защищать их от вымогательства и коррупции. Делать это в одиночку было невозможно, поэтому отец вступил в Сватскую ассоциацию частных школ. В те дни она насчитывала всего пятнадцать членов, и отец быстро стал ее вице-президентом.

Все прочие владельцы школ считали взятки неизбежным злом, но отец мой был убежден, что совместными усилиями коррупцию можно победить.

– Иметь школу – не преступление! – говорил он. – Почему же мы должны платить? Ведь мы же не бордели содержим, мы даем детям знания. И мы совершенно не обязаны подкармливать государственных чиновников. Они воображают себя нашими начальниками, на самом деле они наши слуги. Они получают жалованье за то, чтобы помогать нам. К тому же, не будь нас, их дети остались бы неграмотными.

Через некоторое время отец стал президентом ассоциации. Под его руководством она быстро расширялась и вскоре насчитывала уже 400 членов. Владельцы частных школ приобретали силу и влияние. Но отец мой всегда был романтиком, а не бизнесменом. Дела у них с Хидаятуллой шли все хуже. Они так много задолжали в ближайшем магазине, что там уже отказывались отпускать им в кредит, и они сидели без чая и сахара. Пытаясь увеличить свой доход, они стали продавать в школе сладости и всякие лакомства, любимые детьми. Отец покупал на базаре кукурузу и до поздней ночи собственноручно делал попкорн и расфасовывал его по пакетикам.

– Проблем было столько, что у меня порой опускались руки, – вспоминал Хидаятулла. – А вот Зияуддина трудности только закаляли. Он никогда не унывал и поддерживал меня.

В голове у отца постоянно зарождались грандиозные замыслы. Однажды Хидаятулла вернулся домой, утомленный безуспешными попытками найти новых учеников, и увидел, что отец беседует с представителем пакистанского телевидения. Как только сотрудник телевидения ушел, Хидаятулла разразился смехом.

– Зияуддин, у нас тобой даже нет телевизора, – напомнил он. – Если мы дадим рекламу по телевидению, то сами не сможем ее посмотреть.

Мой отец в любых обстоятельствах сохранял несокрушимый оптимизм и не обращал внимания на досадные мелочи.

Как-то раз отец сказал своему компаньону, что ему нужно на несколько дней съездить в родную деревню. Он собирался жениться, но держал это в секрете от своих друзей в Мингоре, так как не имел возможности пригласить их на свадьбу. Согласно нашим обычаям, свадьба длится несколько дней. Мама часто пеняла отцу, что он отсутствовал большую часть собственной свадьбы и появился лишь в последний день, когда устраивается завершающая церемония: головы новобрачных накрывают покрывалом и кто-нибудь из родственников держит перед ними зеркало, чтобы они увидели в нем свое совместное отражение. Нередко бывает так, что именно в этот момент новобрачные видят друг друга первый раз. Потом на колени им сажают маленького мальчика, чтобы у них рождалось больше сыновей.

По традиции в подарок от собственной семьи невеста получает мебель или какую-то бытовую технику, например холодильник, а в подарок от семьи жениха – золотые украшения. Дедушка был скуповат на подарки, и отцу, и без того увязшему в долгах, пришлось занять еще денег, чтобы купить невесте золотые браслеты. После свадьбы мама переехала в дом моего дедушки с отцовской стороны, где также жил мой дядя с семьей. Отец каждые две-три недели приезжал в деревню, чтобы повидаться с женой. Он собирался перевезти ее в город, когда дела со школой наконец пойдут на лад. Но баба постоянно жаловался, что ему трудно содержать невестку, и мама чувствовала себя несчастной в его доме. У нее было немного собственных денег, которые они с отцом потратили, чтобы нанять фургон и перевезти мамины вещи в Мингору. Молодые супруги наконец поселились вместе. Но они не представляли, как свести концы с концами.

– Мы знали одно: мой отец не хотел, чтобы мы жили в его доме, – вспоминал отец. – В то время я был на него обижен. Но потом понял, что должен его благодарить, ведь из-за его суровости я стал более независимым.