Властелин мира

— Дорогой друг, — сказал граф, без промедления подходя к нему и сердечно пожимая руку, — я не стану притворяться. По моему лицу вы поймете, что вас ждет удручающее известие. Я попытался заглянуть в душу моей Терезы. Мне кажется, бедное дитя не испытывает к вам того чувства, которого вы ожидаете.

Ратур ничем себя не выдал. Он понимал, что обязан хранить спокойствие. Молча поклонившись, он опустился на стул.

— Скажите мне всю правду, господин граф! — сказал он наконец. — В ваших словах еще можно уловить проблеск надежды. Однако я знаю: Тереза ответила решительным отказом.

— Сам я по крайней мере не очень надеюсь на благоприятный ответ, и это, не скрою, очень меня печалит! — любезно заметил граф. — Но ведь вы мужчина, вы сумеете примириться со своей судьбой. И прошу вас, не теряйте надежды. У Терезы сильный характер, но она все-таки женщина. Женское сердце изменчиво… Оставайтесь верным другом нашего дома, и, я надеюсь, рано или поздно Тереза поймет, что лучшей партии ей не найти.

Ратур рассыпался в благодарностях графу за его доброту и в конце концов согласился с ним, что не следует придавать большого значения первому отказу Терезы. Употребив всю свою хитрость, он попробовал разузнать, объяснила ли Тереза графу причины своего отказа. Граф не мог выдать тайну Терезы, поэтому ответил уклончиво, сказав, что не видит иных причин, кроме обычного каприза, которому столь подвержены даже самые достойные из женщин.

Ратур отклонил предложение графа провести этот вечер в обществе его и Терезы и распрощался с хозяином дома, твердо пообещав по-прежнему продолжать свои визиты.

— Черт бы побрал эту сумасбродку! — злобно бормотал он, удаляясь от дома графа. — Не получилось так, получится иначе! Но она должна стать моей — и станет ею!

V. ПАВИЛЬОН

Между тем дон Лотарио оставался верным и неутомимым кавалером той, которая в самый печальный момент его жизни подарила ему столько участия и сердечности. Однако никто из тех, кто видел их вместе, даже не подозревал, сколь необычны отношения, сложившиеся между ними. Дело в том, что в привязанности дона Лотарио к донне Эухении не было ни малейшего намека на любовь. Так было в первые дни, так продолжалось и в последующие.

Труднее, правда, описать чувство донны Эухении к молодому испанцу. Казалось, ее связывали с ним только дружба и участие, но так ли было в действительности? Однажды она уже зашла слишком далеко, так что теперь ей следовало быть особенно осмотрительной. И все же всякий, кому случилось бы видеть их наедине, без труда заметил бы, с какой любовью, с какой страстью смотрела певица на такое красивое, но — увы! — грустное лицо дона Лотарио, как часто она беспричинно вдруг заливалась румянцем, как исподволь следила за каждым движением молодого человека. Впрочем, она была так осторожна, что дон Лотарио ничего не замечал.

Имя Терезы никто из них не упоминал. Эухения не испытывала ни малейшего желания выяснять подробности разрыва, а дон Лотарио чувствовал, что рассказывать об этом теперь излишне. Вот так и жили эти трое людей, которых судьба привела в один и тот же город, когда одно происшествие резко все изменило.

Донну Эухению пригласили выступить в концерте при королевском дворе, и в этот вечер дон Лотарио поневоле лишился возможности сопровождать ее. Погода была прекрасная, и молодой человек продлил свою обычную прогулку по Унтер-ден-Линден. Собираясь возвращаться, он вдруг вспомнил у Бранденбургских ворот, что должен сделать кой-какие покупки, но, вероятно, уже слишком поздно. Лавка, куда он собирался тем не менее заглянуть, находилась на Лейпцигер-штрассе.

Он немного постоял в раздумье. Мимо прошли двое рабочих, и один из них предложил другому:

— Давай обогнем эту стену! Здесь самый короткий путь на Лейпцигер-штрассе!

Дон Лотарио уже достаточно освоил немецкий язык, чтобы понять услышанное. Поэтому пошел следом за рабочими.

Неожиданно он услышал отдаленные звуки фортепьяно и негромкое пение. Этот женский голос заставил его замереть. Несмотря на расстояние, отделявшее дона Лотарио от певицы, он тут же его узнал. Пела Тереза.

Как очутилась здесь Тереза? Почему она поет? Может быть, она не одна, может быть, с ней Ратур? Ревность с новой силой вспыхнула в его сердце, и им овладело одно-единственное желание — вновь увидеть Терезу.

Довольно высокая каменная ограда отделяла улицу от парка. Взобраться на стену было невозможно, но, к счастью, молодой испанец увидел калитку. Опершись ногами на засов и петли этой калитки, дон Лотарио ловко влез на ограду и спрыгнул в парк. Прыжок оказался не вполне удачным. Молодой человек упал, и падение даже немного оглушило его. Тем не менее он тут же поднялся и зашагал навстречу звукам музыки, которые слышались теперь все отчетливее и громче.

Вскоре он различил на фоне темного ночного неба очертания небольшого павильона. Дон Лотарио приметил его еще раньше, прогуливаясь как-то зимой в парке с Аренбергом. Помнится, граф заметил, что велел обставить этот павильон для Терезы и она переберется туда, как только установятся теплые дни.

Правда, был еще только март, но в последнее время так потеплело, что можно было, пожалуй, рискнуть и провести несколько дней в этом павильоне. Выходит, неизвестной певицей и в самом деле была Тереза.

Пела она немецкие народные песни, весьма незатейливые, все как одна печальные, жалобные. Некоторые из них Лотарио уже слышал и даже знал их слова. Не очень-то они отвечали тому блаженному состоянию, в каком пребывают влюбленные. Впрочем, иной раз счастье любви выражается именно в грустных мелодиях.

Всего одно окно — как он в конце концов выяснил — позволяло ему заглянуть внутрь павильона, да и то лишь в комнату, где Терезы не было. Оно выходило в прихожую, сюда же вела дверь из комнаты, где была Тереза. Эта дверь была открыта, и дон Лотарио заметил, что комната Терезы слабо освещена. Терезу он не видел, слышал только доносившееся оттуда громкое пение своей возлюбленной.

Не зная, как поступить, он отошел от окна. И тут донесся шум шагов.

Дон Лотарио поспешил спрятаться. Он увидел медленно, осторожно приближавшуюся мужскую фигуру. Неизвестный был явно выше ростом, чем граф. Должно быть, Ратур. И действительно, всем своим обликом незнакомец походил на француза. Сердце молодого испанца учащенно забилось. Значит, Тереза ждет в павильоне Ратура, возможно, даже без ведома графа. Иначе почему Ратур так осторожен?

В дом француз, однако, не вошел. Он остановился у того самого окна, возле которого только что стоял дон Лотарио, затем крадучись обошел вокруг павильона и вернулся на прежнее место. И только потом взялся за дверную ручку. Но дверь, по-видимому, была заперта изнутри.

Следовательно, Ратура не ждали. Так что же ему было здесь нужно? Может быть, он выслеживает Терезу?

Ревность, кольнувшая вначале дона Лотарио, уступила место жгучему любопытству. Ратура он видел плохо — различал только очертания его фигуры. Но что это и в самом деле Ратур, испанец уже успел убедиться.

Теперь Ратур возился с окном: нажал на створки, пытаясь открыть окно, но безуспешно; в конце концов он, как показалось дону Лотарио, вытащил из кармана какой-то инструмент, почти бесшумно вырезал в стекле отверстие, просунул туда руку и открыл шпингалет изнутри.

Все это выглядело так загадочно, так таинственно, что дон Лотарио, затаив дыхание, следил за каждым движением француза. Ратур влез в открытое окно. Тогда дон Лотарио вновь приблизился к окну, намереваясь понаблюдать за его действиями.

Ратур бесшумно миновал прихожую и через открытую дверь заглянул в комнату Терезы, как раз прекратившей музицировать. Лишь временами молодой испанец слышал доносившиеся из ее комнаты приглушенные сбивчивые аккорды, как если бы их брали в мечтательной рассеянности.

Ратур шагнул в комнату Терезы. В следующее мгновение и дон Лотарио проник через открытое окно в прихожую и затаился у порога, где только что стоял француз.