Страница 57 из 76
Среди офицеров Пришлого Селища были восточные в красно-бурых мундирах. От них при общем одобрении заговорил один:
— Угощаем кадета — и всех гостей — обедом. Награду дворянской Комиции надо достойно обмыть, вместе с победой отдельного корпуса.
Подняв глаза от пистолета, Лара встретила молчаливый — но очень красноречивый! — взгляд Огонька:
«Прости, а? Я ведь сражался. Людей убивал. Не ради Эри, а потому что… я кадет, они девчонки, кто их защитит?»
Подумав — и даже жилкой на лице не шевельнув, чтобы помучить Огонька, — она снизошла.
Глупо и гадко было бы при всех его обидеть. Вояки и охотники любят оружие как свои руки. Сказать: «Ствол так себе, чепуховый» — всё равно что: «Ты целоваться не умеешь!»
Чуть прищурившись, Лара тихонько улыбнулась и кивнула:
— Отлично, Рин. Поздравляю.
Огонёк от счастья чуть не воспарил средь бела дня на манер лунной ведьмы.
— Так, господа, я немедля распоряжусь накрывать стол на… сколько нас персон? — осматривался красный офицер.
Возникла лёгкая толкучка — одни устремились приглашать к столу слегка рассерженных девиц и вымаливать прощение за невнимательность, другие обсуждали славную награду (должно быть, парень — удалец!), — и Огонёк рискнул подойти к Ларе.
— Может… сядем рядом?
— Ещё чего, — цыкнула Ларита. — Барышни и юноши — отдельно. Вы что, кадет, не знаете приличий? Поди, не на гулянке с пирогами, а в обществе.
Пряное красное вино влияло на суставы кавалера как бальзам или язык Анчутки. Два, три бокала — и походка обретает лёгкость. Стихшая боль таилась в костных шарнирах, подстерегала слишком смелые движения, но для простого шага свободы хватало, и Карамо отказался от идеи ездить по городу на мотокарете.
— Пройдёмся пешком. Так увидишь больше, чем из окна и на скорости.
— Пожалуй, гере кавалер, тут не разгонишься. Улочки не для наших мотовозов… — качал бычьей головой Сарго.
— У водоносов воду не брать! — наставлял Карамо. — Здесь брюшной тиф и смертельная дизентерия… Только чай или взвар, их продают в лавках.
Для прогулки глава экспедиции с умом разбил их на отряды. Обручи-медиаторы — надеть под головные уборы, револьверы зарядить, следить за карманами — здесь воры хваткие.
— Пусть только сунутся! всю рожу растворожу, зубы на челюсти помножу, — пообещал Сарго.
— Я велю пате следить, она плохого человека не подпустит, — важно заявила Хайта. Её карманы бряцали как мешки с деньгами, а у закормленной Анчутки брюхо от угощений отвисло. Чудо-свинья пёрла вперёд, натягивая поводок.
К восторгу Огонька, Карамо взял с собой не только его — но и Лару! Остальные под охраной меднолицего Котты Гирица и Касабури отправились другим путём. И хвала Небесной Деве, что ушли! главное, Эриты нет, можно спокойно побыть рядом с Лари.
Жаль только, она на него не глядела. Всё по сторонам.
Белокожим девам из могучей державы полагалось почётное сопровождение — мужики в юбках, тюрбанчиках и бабьих кофтах, несущие над девичьими головами зонтики от солнца. Безмолвные гушиты в верёвочных туфлях неслышно шли сзади, наклонив зонты на длинных — словно драгунские пики, — бамбучинах, чтобы чужеземки всегда были в тени.
Лара приосанилась — какое обхождение! невольно себя госпожой почувствуешь…
Диковинный мир, необычные люди, чужие запахи и голоса — так волнительно, что даже корни волос шевелятся.
Поначалу цветастая пестрота Панака сбивала с толку, путала и морочила. Груды невиданных фруктов — ярких как яичные желтки, лиловых, алых, даже чешуйчатых, будто сосновые шишки — но величиной с голову! Чёрные штаны женщин — как у таможенных солдат! В окнах занавеси из дощечек, на домах жёлтые тростниковые крыши. Мужчины в белых поясах, на головах тряпки-обмотки или шляпы из соломы. Людей — важных, в вышитых халатах и высоких шёлковых шапках, — возят в креслах на колёсах, а в упряжке человек бежит. Навстречу бредут монахи в шафрановых рясах — гололобые, с носилками, звенят колокольцами на палках, несут гипсового кумира, раскрашенного как живой, а спереди и сзади шествия мальчики-служки сыплют розовые лепестки цветов.
— Гере кавалер, нам лучше уступить дорогу, — мрачно молвил Сарго. — Я тут бывал, порядки знаю.
— Тяа? — оглянулась Анчутка, виляя своим поленом.
— Чёрт, они про нас толкуют, — вслушался Огонёк с обруча.
— Ага, — подтвердила Лара. — Давайте влево, а то худо будет.
— Лады, сестричка. Все вперёд, прикрою с фланга. — Корнет-верзила выдвинулся, чтоб оказаться между процессией и своими.
«Тоже мне, братишка!..» — Смех смехом, а кулаки и револьвер Сарго — защита что надо. Лучше с ним, чем без него. Только на чужбине ясно: имперским надо держаться вместе, как союз на клятве.
С улицы — в торговый переулок. Лара тоже ловила голоса — ближние к ней. Переламываясь в обруче, живые токи из голов гушитов слышались как родная речь. Прямо голову ломило с разнобоя — один язык, другой, да столько голосов сразу! Разговоры смешивались, перебивали друг друга:
— О-ле-ле, злыдни с юга стали рядить девок по-нашему!
— Что за жуткая тварюга, будто свиной демон! Как они смеют её водить по святому Панаку? Гнать камнями!..
— Нишкни, паршивый, у тебя мухи в голове. Царёвы люди руку отсекут, если на злыдней нападёшь.
— Э-ке-ке, а золотая девка со свиньёй смазлива! Такой плод надкусить — зубов не жалко!..
— Темноволосая тоже годится. Откормить салом, будет в теле — и кольцо в нос, чтобы слушалась. Гайла, приезжая, уверуй в Бахлу, будь моим сном!
Иногда лучше не знать, что там по-своему лопочут иноземцы: «У-лю-лю, бур-бур-бур». А поняла их — дай ответ! Лара вдохнула, чтоб уж отчитать как надо; носильщики зонтов сердито закричали: «Гаян! гаян!», но Огонёк всех опередил — вгорячах прянул к охальному лавочнику, держа ладонь на кобуре «красного грома»:
— Как ты сказал? а зубов не жалко?
Струсив, раскосый, оливковокожий гушит приник, залебезил с плаксивой улыбкой:
— Эк-ке, молодая господина, тут всё твой — брелка, ожерелка, цепочка!
«О Бахла, пропащее дело! Злыдень — двуголосый!.. При такой гадюке держи язык, а то беды не оберёшься. Ой, зря я горлопанил… Ну как он за девку оружием вступится? Голова, дырка — буц! — мозги наружу…»
— Бери без денег, три… четыре штука! пять, пять! и одна в подарок!
— Что я, мародёр? — Огонёк обиделся вдвойне. — Вот тебе унция, бахан — лови! согласен? Честная купля, при свидетелях. А мне… та-ак-с…
Торговец улыбался, а хотелось рвать на себе волосы. Паренёк-злыдень высматривал, тёр в пальцах, и хоть неопытный — это видать, — снимал с вывески лучший товар. Взял и пару пустячных вещиц, за красоту, но всего нахапал — на сотню маньчи!
«Разорение! а-а-а, всемогущий Бахла, царь судеб, пусть этот нечистый переродится одноглазой жабой! навозным червём!»
— Хорошие у тебя украшения, бахан. Твоя лавчонка мне понравилась, ещё зайду.
«Бежать, бежать на другой рынок!»
«А славно быть имперским! — возгордился Огонёк. — То-то ребята с батальона, кто за морем побывал, так сладко вспоминают: „Товары там грошовые, а девочки дешёвые, и все в ноги кланяются“. И правильно! я из страны драконов, а эти…»
— Пожалел ты его, — укорял Сарго. — Надо было с ходу в рыло, а потом беседовать, за шкирку взяв. Запомни, малый: если такой пёс поднял зенки на нашу девушку — проучи его, чтоб позабыл, как это делается.
— Прикажете отлупить поганца, господин? — с вопросом склонился зонтичный слуга перед Карамо.
— Его жена дома отлупит, за убыток, — усмехнулся кавалер.
— Тебе, — Огонёк подал украшения Ларите. «Во как я!» — светился его взгляд.
— Спасибочки, — приняла она, сдерживая довольную улыбку. Но глаза её, наверно, выдали — Огонёк расцвёл и подмигнул.
— Тяаа? взять? — спросила пата, вздёрнув морду и следя за выражением лица хозяйки. От той по поводку, как по мокрой жиле связи, током струилось желание иметь такие же красивые вещицы. — Языком — цоп…