Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 33



В «Розыскном деле о трагедии Княжнина „Вадим“» имеется секретное письмо генерал-прокурора сената А. Самойлова московскому главнокомандующему А. Прозоровскому с предписанием изъять у книготорговца купца Ивана Глазунова имеющиеся у него 400 экземпляров трагедии. («…Благоволите, Ваше сиятельство, исполнить все оное с осторожностью и без огласки по данной Вам власти, не вмешивая высочайшего повеления…»[122]).

Публикуя отрывок из этого «Розыскного дела», редактор «Русского архива» П. И. Бартенев делает интереснейшее примечание. Ссылаясь на свидетельство сына Княжнина, Бартенев утверждает, что Дашкова напечатала «Вадима», вполне понимая его опасное содержание, так сказать, в пику Екатерине.

«Со своей стороны заметим, что в то время, когда отсекли голову Людовику XVI, когда властвовал Робеспьер и яростно волновалася Польша, со стороны императрицы Екатерины II… было настоятельным долгом благоразумия зорко следить за наставлением словесности; тем более что в этом случае замешана была кн. Дашкова, за действиями которой Екатерина должна была постоянно присматривать, зная по опыту ее пылкий и решительный характер. Сын Княжнина… прямо говорит, что княгиня напечатала „Вадима“ из-за какого-то неудовольствия с государыней. Следовательно, тут примешались личные счеты Екатерины с неумеренным президентом Академии…»[123]

«Не читала», «недоглядела», «проскочило», «да что тут такого!» — все это были отговорки. Дашкова всегда понимала, что делает, хоть и не всегда отдавала себе отчет в последствиях.

Дашковой все тяжелей в «туманной столице». Она «чувствует себя совершенно одинокой в этой среде, которая становится ей с каждым днем противней».

В 1794 г. ей дают разрешение на двухгодичный отпуск. Официальной отставки Дашкова не получила, но фактически это была отставка.

Она едет в Таврический дворец для прощания. Императрица рассталась с Дашковой с уязвившей ту холодностью.

П. В. Завадовский писал А. Р. Воронцову в деревню: «Княгиня, твоя сестра, собирается к маю месяцу, чтоб оставить столицу. Отнюдь ею не дорожат, потому и разумно располагается…»[124]

Если от Серпухова поехать направо и, удержавшись от соблазна повернуть на Тарусу, столь притягательную нерасторжимостью своей связи с именами Марины Цветаевой и Константина Паустовского, продолжить путь прямо, к городу молодой науки Протвину, а за Протвином переправиться через Протву, то можно попасть в Троицкое.

Любой житель поселка вызовется быть проводником по дашковским местам: имя Дашковой здесь хорошо известно. Вам покажут церковь, где похоронена Екатерина Романовна, обелиск на четырех мраморных шарах, один из тех, которые принято было в те годы ставить в помещичьих усадьбах в честь Екатерины II, в художественном отношении малопримечательный, сохранившиеся белокаменные ворота… Должно быть, дом был расположен очень живописно: река здесь делает петлю, она вероятно, почти опоясывала усадьбу, стоявшую на крутом высоком берегу. Парк спускается вниз несколькими ярусами. Вам покажут и насыпной холм, сделанный по приказу Дашковой. Пока холм не зарос лесом, с него должно быть, хорошо просматривалась дорога. Дашкова будто любила подолгу сиживать здесь.

Может быть, втайне она еще ждала курьера из Петербурга, повеления вернуться в Академию… Никто за ней не ехал.

«Но такие натуры не складывают рук в 50 лет с чем-нибудь и в полном обладании сил, — справедливо утверждает Герцен. — Дашкова делается отличной хозяйкой, строит домы, чертит планы и разбивает парки. В ее саду не было ни одного дерева, ни одного куста, который бы она не посадила или которому бы она не отвела места. Она отстроила четыре дома и с гордостью говорит, что мужики ее одни из богатейших в околодке».[125]

В 1796 г. Екатерина II умерла. Новый император Павел I не замедлил доказать, что помнит отношение Дашковой к его отцу, Петру III. Дашкова получает указ об отставке от всех должностей и повеление жить в деревне, где и вспоминать события 1762 г. А через несколько дней Екатерина Романовна была разбужена в три часа ночи новым приказом Павла, присланным с нарочным: немедленно покинуть подмосковную деревню и ехать с семьей в Новгородскую губернию, где и ждать дальнейших распоряжений.

В зимнюю стужу, с трудом достав проводника, знающего, куда ей надлежит ехать, Дашкова отправилась в ссылку, окруженная царскими шпионами. Временный московский губернатор Архаров доносил Павлу, что послал вслед за Дашковой «испытанной верности и расторопности штата полицейского титулярного советника Иевлева для примечания и малейших ее движений».

Она селится в захолустье, в маленькой деревеньке сына, в крестьянской избе, затерянной в северной части Новгородской губернии; мимо окон гонят ссыльных из Петербурга в Сибирь…

«…Сколько раз я благодарила создателя, что была избавлена от обязанности являться при дворе в царствование Павла, — читаем мы в „Записках“. — Сколько мне пришлось бы перенести горя и тревоги, так как природа отказала мне в искусстве притворяться, столь необходимом при общении с государями и еще более с их приближенными, и на лице моем ясно отражались отвращение, презрение и негодование, волновавшие мою душу…»

Дашкова рассказывает о том, как проводила она, привыкшая к деятельной жизни, долгие зимние вечера в ссылке. Книг и бумаги было мало, и княгиня занимала себя тем, что рисовала на белом деревянном столе деревенские пейзажи, то, что она видела за низким избяным окном. Когда стол оказывался весь зарисованным, картины тщательно смывали и соскабливали, и можно было рисовать снова.

Дашкову пугает весенняя распутица, грозившая на несколько месяцев окончательно отрезать ее от мира. Она пишет дальнему своему родственнику Репнину с просьбой о заступничестве и не скоро, через третьи руки, получает ответ, полный страха и опасений. Репнин советует Дашковой в качестве «кавалерственной дамы» написать на имя императрицы и вложить в это письмо просьбу к Павлу I дозволить ей вернуться в Троицкое «и там заключиться в уединении».



«Вот все, что я могу Вам посоветовать. Помните, что я это делаю в величайшей тайне и прошу, чтобы это осталось исключительно между нами и чтобы никто решительно этого не знал. Не подвергайте меня опасности. Сожгите это письмо немедленно по прочтении и не пишите мне больше…»[126]

Екатерина Романовна не выполнила просьбу Репнина сжечь письмо, но совету его она последовала. Ей рассказывали позднее, что ее письмо привело Павла в ярость, он тут же приказал отправить курьера с приказанием отобрать у нее перья, бумагу, карандаши и запретить переписываться с кем бы то ни было. Тогда якобы супруга государя обратилась за помощью к его изобретательной фаворитке Нелидовой, и та нашла верный ход. Перед глазами Дашковой рисовалась бурлескная сцена: жена и фаворитка поддерживают царственного младенчика, в руки которого вложено прошение ссыльного президента Российской академии. «Мария Федоровна и Нелидова осыпали размягченного деспота тысячами ласк», и Дашковой разрешено было вернуться в Троицкое и безвыездно жить там.

«Летом я спокойно начала свои сельские труды… время мое было занято сполна… В ненастные дни я не выходила из комнат, рисуя в это время чертежи планов для новых построек и садов, или занималась в своей библиотеке…».

В 1801 г. со смертью Павла I опала Дашковой кончилась. Должно быть, члены Российской академии обратились к Дашковой с просьбой снова встать во главе учреждения, ею созданного. Сохранился ее ответ непременному секретарю И. И. Лепехину:

«Государь мой Иван Иванович!

Прошу за меня объяснить Российской академии, сколь сделанное мне предложение от членов оной, изъявившее желание их, чтоб я восприняла на себя прежнее звание председателя, для меня лестно. Поставляя себе за честь такое ко мне расположение почтенных моих сочленов, искренно желала бы я посвятить пользам Российской академии, будучи к тому обязана долгом, яко ее член, если б силы моего здоровья дозволяли мне безотлучное здесь пребывание. Я надеялась бы больше на мою ревность, нежели на слабые мои способности, надеялась бы на усердие мое к пользам Академии, коей существованию, скажу, не обинуясь, я содействовала: но неудобовозможность по болезненному моему теперешнему состоянию удовлетворить во всем пространстве обязанностям звания, мною носимого прежде, не препятствует мне, однако же, признать согласно с Вами сию истину, что почтенному собранию Академии Российской председатель нужен по многим отношениям»…

122

Русский архив, изд. 2-е, 1866, с. 605–606.

123

Русский архив, изд. 2-е, 1866, с. 605.

124

Архив кн. Воронцова, кн. XII, с. 152.

125

Герцен А. И. Указ. соч., с. 408.

126

Архив кн. Воронцова, кн. XXI, с. 452–453.