Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 76

Юрий (хватаясь за голову). Ну, я побегу, надо же все-таки разыскать его…

Лена. Юрочка, погодите, вы мне нужны!

Юрий (убегая). Сейчас, сейчас.

Горева. Я вам писала, не знаю, ответили ли вы, я странствовала по госпиталям.

Лена. Нет… я не ответила.

Горева. Скажите — почему?

Лена. Он сам обещал ответить, Алексей Витаминыч.

Горева. Как вы сказали?

Лена. Это у нас его так прозвали — Витаминыч.

Горева. Похоже… Скажите, а он ответил мне?

Лена. Не знаю. Хотел ответить… Простите, мне надо итти.

Горева. Одну минуточку.

Лена. Пожалуйста. Только я спешу.

Горева. Я понимаю. Я очень коротко. Нам с вами, конечно, не легко разговориться…

Лена. Да, правда… я даже не знаю, о чем…

Горева. Ну, как — о чем! Мы — женщины, Лена. Мы быстро поймем друг друга… Скажите, Лена, кто мы друг другу?

Лена. Как я могу сказать?.. Чужие.

Горева. Вы его жена?

Лена. Нет, что вы! Я думала — вы его жена.

Горева. Нет, что вы!.. Но вы слышали обо мне?

Лена. Слышала… Я… я даже читала ваши письма.

Горева. Что вы говорите! Вы заставили меня покраснеть. Я ведь, как вы понимаете, писала их не для вас.

Лена. Вы меня извините, правда, я ничего плохого не думала про вас…

Горева. Конечно, конечно, я понимаю. Тогда мне нечего долго объяснять — вам понятно, почему я оказалась здесь… И хотя я сознаю, Лена, что у вас нет и не может быть ко мне доброго чувства, вы должны были, вы обязаны были написать мне обо всем…

Лена. О чем — обо всем?

Горева. …чтобы я не приезжала. Быть отвергнутой легко, быть навязчивой — оскорбительно, Лена.

Лена. Я знаю, Александра Ивановна.

Горева. Я желаю вам… чтобы у вас никогда этого не было.

Лена. Было уж, было… Только я о вас хотела сказать — разве вы отвергнутая?

Горева. Должно быть. Он исчез так внезапно, отдалился так быстро, что я не успела даже понять, в чем дело.

Лена. Ничего я не знаю, Александра Ивановна.

Горева. Особенно было тяжело, когда меня ранило. Одна, никого близких, и он, я знаю, тоже один, и у него тоже никого. Я ему много писала. Он отвечал через друзей какую-то чепуху, что щадит меня, не хочет делать из меня сиделку… Почему сиделку?

Лена. А потому, что ему было плохо, совсем плохо. Вы там себе славу завоевывали, ордена, награды получали, о вас в газетах писали…

Горева. Откуда вы знаете?

Лена. Я все о вас знаю, все… А он в это время помирал — да, да… Крыши над головой не было…

Горева. Почему же вы не написали мне, что ему плохо? Почему вы не позвали меня — помогите Воропаеву. Это честно? Как вы считаете?

Лена. Я помогала ему сама. Что могла, то и делала. Ну, да вы ведь знаете, разве он жить умеет? Ребенок какой-то.





Горева. Для вас он — ребенок, для меня всегда — воин, мужчина, не в этом дело, а в том, что вы не подумали тогда — жизнь Воропаева есть часть чьей-то другой, далекой от вас. В общем я вижу, что, приехав, сделала ошибку… Я… У меня к вам большая просьба — помогите, чтобы никто не знал, что я была здесь. Я вернусь на пароход.

Лена. Подождите, что вы!

Горева. Нет, нет, я приехала не вовремя. Но знайте, Лена, я полюбила его на войне, где незачем было лгать. Мы были верны друг другу. У нас было одно сердце на двоих. А верность, Лена, порождает только самая беззаветная любовь. Нет… я совсем не то хочу сказать… одну минуту… Я как-то не соберусь с мыслями. Да!.. Все, что произошло, я могла бы узнать проще, но ничего не поделаешь. Прощайте! Не оставляйте Воропаева. Это в самом деле ребенок.

Лена. Александра Ивановна, не уходите, я должна уехать — не вы. Послушайте меня, Александра Ивановна, вы во-время приехали. Он любит вас, Александра Ивановна.

Горева. Вы уверены?

Лена. Он любит вас, верьте мне… «Обеда она мне, говорит, не приготовит и за папиросами бегать не будет, но счастье создаст… Она, говорит, хорошая, умная…»

Горева. Вы… сами слышали, как он это говорил?

Лена. Да.

Горева. Странный человек.

Лена. Это очень хорошо… замечательно, что вы приехали. Правда, ему поначалу трудно жилось, но потом… потом все изменилось.

Горева. А меня вблизи него не было… Но я работала, я не могла бросить дела, я… я… я ж все-таки не где-нибудь, а на войне была… Я думала, что раз у нас с ним одно сердце, так неважно, где оно — со мной ли, с ним…

Слышен гудок парохода.

Лена. Ой, я опаздываю. До свидания, Александра Ивановна. Я только вот еще что вам скажу. Я за глаза вас очень полюбила, а когда сегодня увидела — разозлилась на вас, сама не знаю, за что…

Горева. Ах, это совершенно неважно! Куда вы спешите?

Лена. За судьбой, Александра Ивановна. Каждый должен искать свою.

Горева. Вы нашли ее, Лена. Я не пущу вас.

Лена. Он любит вас, поймите вы это… И… Я же вижу, какая вы… А я… Я даже обокрасть вас не смогу…

Горева. Леночка, милая, не уезжайте. Приехать трудно, а уехать — нет ничего легче. Девочка вы моя милая, послушайте меня…

Лена. И не буду, не буду… и не говорите… Пустите меня. Вы хорошо сказали — одно сердце на двоих. И про верность тоже. Я ведь сама такая. Я тоже верная. Слушайте, Александра Ивановна, его Сережа у моей мамы. Возьмите его себе. (Обнимает Александру Ивановну.) Милая вы моя, худенькая какая…

Горева. Да нельзя же так, Лена.

Входит Городцов.

Городцов. Назвал всех на двенадцать часов, а сам неизвестно где. (Горевой.) Извиняюсь, гражданочка, вы с парохода?

Горева. Да.

Городцов. Много приехало?

Горева. Человек триста, четыреста…

Городцов. Дело! Люди до крайности нужны…

Лена. Знакомьтесь. Это жена Алексея Витаминыча — Александра Ивановна, доктор… с фронта приехала. Прими ее, председатель.

Городцов. Вот так коммунике! Здравствуйте! А я и не знал, что Алексей Витаминыч женат. Вот так чепе. Чрезвычайное происшествие, то есть. Что же вы телеграмму не дали?

Лена тем временем исчезает.

Горева. Лена… Куда вы, Лена? (Хочет броситься за нею, но Городцов решительно преграждает ей дорогу.)

Городцов. Пожалуйста сюда! Сейчас встречу будем устраивать вновь прибывшим. Вещички-то ваши где? Сейчас, сейчас пошлю за ними. И никуда вам ходить отсюда не надо.

Горева. Дело в том, что я еще сама не знаю, надолго ли… не знаю, останусь ли…

Городцов. Все мы так поначалу думали. Это от перемены климата. Такое было, Александра Ивановна, что и вспомнить стыдно. Ну, а потом… потом прошло.

Горева. Да?

Городцов. Да вы посмотрите, какой тут масштаб жизни. Это ж все надо перевернуть вверх дном!.. Горы, скажем. А на что нам, спрашивается, горы? Воду подают! Значит, что? Обваловать ущелья, плотины надо ставить. Или вот, возьмите, к примеру, море. К чему? Обыкновенная, кажись, картина природы. А на самделе — промысел. Или вот те косогоры. Зачем? Одно утомление глазу. А мы там маслинку разведем, виноградники расплануем… Больницу поставим. У нас народ любит лечиться, я не препятствую — пожалуйста, отчего ж, если хозяйству помехи нет. Доктор Комков у нас хороший… Увлекающий доктор, но до хирургии не дотянулся пока… робеет. Хотя зубья рвать — лихо рвет.

В праздничном платье появляется Варвара.