Страница 78 из 86
Вот почему, хотя история воздает должное «личным достоинствам» вождей революции, «их мужеству, их гражданской доблести, их чести и бескорыстию», «отщепенство никогда не признает их своими героями». Соколов лишает их этой чести на том основании, что «они были политиками…» и потому «душой и телом принадлежат старому порядку». Вождям Великой французской революции он противопоставляет социалистов-утопистов XIX века, и прежде всего Фурье и Прудона. Заслуга социалистов в том, что они, утверждает Соколов, осмыслили и выразили главное противоречие общества — «вечную вражду угнетенных и угнетателей». «Весь смысл современной истории — в этой борьбе плутократии с пролетариев», — пишет Соколов. Он утверждает, что социалисты — самые последовательные защитники угнетенных; они вели и будут вести борьбу за освобождение самого многочисленного и бедного класса рабочих. «Эти бойцы — апостолы XIX века, — пишет Соколов, — несмотря на видимое разнообразие школ, на которые распадался социализм, тем не менее значение и направление их одно и то же. Все социалисты проповедуют свободу, равенство и братство, все восстают против плутократического порядка, все отрицают его единодушно, и во имя народа, во имя его права и достоинства, все желают и требуют прекращения грабежа и насилия».
В ряду деятелей, наиболее полезных социальной науке, Соколов первым называет Фурье, который принадлежал, пишет он, «к числу самых замечательных и редких мыслителей нашего века».
«Фурье раньше всех провозгласил право на труд, без которого нельзя обеспечить участи самого многочисленного и бедного класса людей.
Фурье раньше всех заговорил об ассоциации, конечно, не подозревая, что практики исказят его здравую мысль.
Фурье громче и разумнее всех ратовал за свободу женщины и первый объявил, что без этой свободы нет прогресса.
За все это Фурье заслуживает бессмертную славу».
Отношение Соколова к Фурье, Оуэну и другим классикам утопического социализма лишний раз свидетельствует, что, несмотря на очевидное влияние Прудона, мировоззрение Соколова никак нельзя сводить к прудонизму. Он брал в учении Прудона прежде всего то, что было созвучно его убеждениям революционного демократа, пафос яростного отрицания несправедливых экономических порядков.
В конечном счете цель и смысл «Отщепенцев» Соколова в открытой пропаганде революционных и социалистических, отрицающих эксплуататорское общество идей.
Велик был ужас цензоров и судей, читавших обжигающие страницы этой книги. Вот некоторые выдержки из обвинительного заключения, показывающие, что в особенности напугало в книге суд и цензуру:
«Представив христианство… как чисто коммунистическое учение, заслуживающее уважения лишь по отрицательному его характеру, автор сборника осыпает его неимоверными ругательствами, как скоро оно развило догматическую свою сторону и, приняв вид организованной церкви, сделалось твердою опорою христианских правительств».
«Автор называет святым мучеником, провозвестником всех будущих революций известного кровожадного анабаптиста XVI века Мюнцера, который не только проповедовал равенство и коммунизм, но и произвел страшное восстание крестьян против высших классов и государей»; в книге, наконец, «проповедуются идеи неограниченного равенства и коммунизма, и низшие классы возбуждаются в самых неистовых выражениях к восстанию против высших… Автор проводит мысль, что революционные идеи не есть нечто произвольное, новое, не имеющее связи с прошедшим, что они зародились при самом начале общества и постепенно развивались, как вечный протест оскорбленного права против торжествующего насилия».
Как показывает этот красноречивый документ, цензура и суд хорошо поняли смысл книги «Отщепенцы». Прокурор Тизенгаузен требовал тяжкого наказания для ее автора: заключения в крепость и последующей ссылки. Однако, учитывая тот факт, что книга была представлена самим автором в цензуру, заблаговременно арестована и, следовательно, не попала к читателю, суд ограничился сравнительно мягким приговором: книгу уничтожить, а автора ее подвергнуть шестнадцати месяцам заключения в крепости.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
Срок пребывания в крепости, определенный судом, завершился для автора «Отщепенцев» в ноябре 1868 года. Соколов с нетерпением ждал освобождения, строил планы на будущее, готовился продолжить начатый перед арестом перевод сочинения Прудона «Что такое собственность?». Каково же было его возмущение, когда в день освобождения из крепости, вопреки приговору суда, чисто административным порядком он был увезен под охраной жандармов в Архангельскую губернию и определен на жительство в Мезень.
Как получилось, что автор «Отщепенцев», помимо приговора суда, оказался в такой суровой, дальней и вдобавок бессрочной ссылке? Истинной причины этого Соколов никогда не узнал.
В деле III отделения «Об отставном подполковнике Н. Соколове» хранится любопытный документ:
«Его сиятельству, шефу жандармов, господину генерал-адъютанту и кавалеру графу Шувалову Содержащегося в С.-Петербургском тюремном замке писаря Николая Родионова Молодожникова
Прошение
Имея крайнею надобность в личном передании секретных сведений, почему осмеливаюся утруждать особу Вашего сиятельства о вытребовании меня, чем скорее, тем более пользы.
Писарь Николай Молодожников 13 октября 1867 г. 2-го половина часа дня».
В отношении, которое 14 октября 1867 года легло па стол шефа жандармов вместе с «Прошением» Молодожникова, сообщалось: «Арестант Молодожников содержится за кражу со взломом. За день до подачи представляемого при сем прошения он сделал заявление о том, что содержавшийся временно в тюрьме известный автор сочинения «Отщепенцы» отставной подполковник Генерального штаба Соколов старался сблизиться с арестантами низших сословий и проводил перед ними вредные идеи. Соколов переведен теперь в крепость. Молодожников просит вызвать его как можно скорее, так как будто бы дело, о котором хочет заявить, очень важно и не терпит отлагательства».
В результате допроса Молодожникова выяснилось, что 11 октября он написал на Соколова донос, в котором говорилось, что «подполковник Соколов во время содержания в тюрьме, никогда, при своих прогулках на общем дворе, не сближался с лицами благородного сословия, по постоянно разговаривал с арестантами из простолюдинов; в числе их и ему, Молодожникову, случалось слушать его суждения, на которые он в то время не обращал внимания, по, чувствуя тоску о том, что слышанное им может когда-либо осуществиться, он заявляет, что Соколов самый ревностный нигилист; что он говорил о неминуемом в 1868, или не позже 1870 года, государственном перевороте», развивая также мысль о том, что императорская фамилия должна при этом перевороте или ранее исчезнуть, намекал «о средствах ее исчезновения» и указывал, как на финансовые средства, на богатства, хранящиеся в руках духовенства монастырского и городского». Далее Молодожников оговаривался, что «но может разъяснить все в подробностях, но что тайное общество должно быть», и предлагал свои услуги для разоблачения этого «тайного общества», оговорив это рядом условий. В частности, он просил поместить его в одном из секретных номеров тюрьмы с правом свободного выхода на общий двор в течение трех суток; дозволить ему свободный разговор с арестантом Алексеевым, известным, по его словам, мошенником и вором, наконец, «дать ему, Молодожникову, 10 рублей, которые ему при этом необходимы».
На этом красноречивом документе начертана очередная виза: «Предложить по поручению графа нарядить следствие по показаниям Молодожникова на подполковника Соколова». Следствие вел прокурор окружного суда Муравьев, который для объяснения с Молодожниковым неоднократно посещал тюремный замок. Ретивый писарь предложил следователю целую программу «дознания»:
1 — свободный допуск знакомых лиц к Соколову;
2 — дознание об образе жизни и действиях лиц, посещающих Соколова;