Страница 6 из 18
— Николай Иванович, вы, голубчик, просто горячитесь. — Зазвонил телефон, но Захар Матвеевич будто не слышал. Смотрел укоризненно. — А горячиться не надо… Мы с вами единомышленники. Я надеюсь, вы верите, что п р а в д а дорога мне столь же, сколь и вам. Но правду, как и дружбу, нельзя унижать сомнениями. Истина сия чрезвычайно немолода, однако в силу частных особенностей нашего характера мы нередко забываем о ней… И, ради бога, не нужно метать громы и молнии в адрес районного начальства. Оно, это начальство, доверяет нам. И если мы скажем, все хорошо, оно, безусловно, поверит нашему слову. Но можем ли мы дать такое слово твердо и без колебаний не покривя душой? Разве хоть в малой мере разобрались мы в сообщении Кухаркина?
— Пусть он представит доказательства, — хмуро и упрямо сказал Николай Иванович.
— Меня радует ваш ответ. Я попросил товарища Кухаркина о том же самом. Алло! — Захар Матвеевич наконец снял трубку. — Добрый день, Анна Степановна. Добрый день.
Николай Иванович понял, что звонят из районо.
— Да нет. Нет. Это еще непроверенный факт. Может быть, недоразумение. Или даже измышление, — вежливо объяснял Захар Матвеевич. — Мы все, все проверим. Да, да… Кстати, мы собирались делать там санитарный ремонт…
Николай Иванович вышел из кабинета, прикрыв дверь без всякого почтения.
«Ярцево, БССР,
Горобец Марфе Сысоевне.
Дорогая тетя, прошу срочно выяснить, проживает ли в Ярцево или поблизости кто-нибудь из родственников Ловикова Владимира Владимировича, погибшего в ноябре 1942 года на Северо-Кавказском фронте.
Отец Николая Ивановича был человеком малоразговорчивым. Рано овдовев, он жил с семилетним сыном в маленькой комнате на окраине Туапсе, в районе Грознефти. Работал разнорабочим на нефтебазе. А вечерами сидел за старым, изъеденным шашелем письменным столом, который купил у соседки Ильиничны за один рубль. Она сдавала комнату отдыхающим и на место стола решила поставить раскладушку. За такую низкую плату продала она этот антикварный стол инвалиду войны Ивану Горобцу исключительно из жалости. Равно как из жалости время от времени подкармливала супом и пирожками малолетнего сына его, сироту Кольку.
Отец уважал письменный стол. Садился за него часто. И сидел долго, как правило до поздней ночи, читая вырезки из старых газет, журналов, воспоминания ветеранов. Отец переписывался с однополчанами. А мысли свои и документы, его интересующие, записывал в толстую тетрадь фронтового происхождения, которую привез он с самой войны.
Открывалась тетрадь следующей записью:
Штадив 353 — штарму 18.
Ни участке дивизии на восточных и северо-восточных скатах г. Семашхо в период 24—26.10.42 наступал 98-й горнострелковый полк 1-й горнострелковой дивизии, где командиром генерал-майор Ланц. 98-м горнострелковым полком командовал майор альпинист Зольмингер. Горнострелковая дивизия немцев состоит из трех полков: 1, 97, 98-го. Боевой и численный состав дивизии до 2000 человек. Численность роты до 150 человек.
В состав этой дивизии входит группа альпинистов и именуется школой курсантов, пользующихся правами средних командиров — швальдальпинистов. Комплектовалась преимущественно добровольцами, отличившимися в боях, имеющими боевые заслуги, кресты, а также членами НСАП и членами гитлеровской молодежи. Эта группа в 200 человек пыталась наступать по тропе из Гойтх на сев.-вост. скаты хребта г. Семашхо.
В данное время больше чем наполовину эта группа истреблена. Остатки ее еще обороняются в скалах, что 2 км южнее горы Каменистая.
2-й батальон 1147 сп ведет бои с этой группой трое суток. Какие части противника действуют в районе выс. 879,0 и на юго-вост. скатах г. Семашхо, пока не установлено.
1-я горноегерская дивизия, по показанию пленных, относится к составу отборных фашистских частей, была брошена на Восточный фронт против Советского Союза с первых дней войны. Перед введением ее в бои она имела значительный отдых, пополнилась и была брошена на Северо-Кавказский фронт с задачей выйти к морю и овладеть Туапсе.
Где действуют 1-й и 97-й полки этой дивизии, от пленных узнать не удалось.
Пленные показали, что их подразделения основательно обеспечены боеприпасами и малокалиберными минометами.
За эти дни 98-й горнострелковый полк понес большие потери. 2-я рота полностью уничтожена, и ее остатки — 6 человек — разбежались по лесу…
Вслед за этим документом в тетради следовали мысли Ивана Горобца:
«Мы отдыха не имели. Отдыхали только убитые. Иногда хотелось завидовать им. А вообще, хотелось жить. Мы знали, что победим. И знали, что нам немного не везет. Что в жизни это дело как чет-нечет. И наш чет тоже будет. Мы этого швальдальпиниста с Володей Ловиковым два дня ожидали. У нас и сухари кончились. И воды не было, снег лизали. А он тяжелый оказался. Упрямый такой, откормленный. И вообще, сильный фриц попался. Твердит по-своему, догадаться можно, что лучше убейте, а в плен он не ходок. Я, как на грех, ногу подвернул. Распухла она у меня, сапог не стянешь. Володя Ловиков этого швальдальпиниста на горбу целую ночь нес. Об этом штадив 353 штарму 18 не пишет. Да и зачем писать: все мы изо всех сил старались.
А при швальдальпинисте переводчики любопытный документик нашли. Очень любопытный. «Памятка солдату рейха». Я не поленился, кое-что на память выписал. Вот что в ней написано: «Помни и выполняй… У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай. Этим самым ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишь себя навеки»[2].
«г. Горький, ул. Вокзальная,
д. 7, кв. 3. Товарищу Мотивину.
Уважаемый товарищ Мотивин!
Петр Игнатьевич Кухаркин сообщил мне, что в период войны, находясь в немецком плену, вы встречали военнопленного Ловикова Владимира Владимировича из Белоруссии. Не могли бы вы подтвердить этот факт письменно, уточнив, когда и в каком месте это было. Не могли бы вы, хотя бы в общих чертах, нарисовать внешний портрет Владимира Ловикова… Очень рассчитываю на ваш ответ.
С уважением
«Редактору «Курортной газеты»
С большим интересом прочитала я заметку «Подвиг отделения», опубликованную на страницах вашей интересной газеты. В 1942 году мне было 19 лет, и молодость моя прошла в боевых делах на Северо-Кавказском фронте, в стрелковых частях 18-й армии, где я служила санитаркой. Я плохо знала сержанта Кухаркина, потому что видела его всего один раз. Но я хорошо знала Володю Ловикова. Это был очень храбрый и честный парень. И судьба впервые столкнула нас с ним в таком боевом эпизоде. Я сопровождала машину с больными детьми, эвакуированными из Ейского или Ростовского детдома, точно не помню. Где-то за Хадыженской, ближе к Туапсе, нас разбомбили. Бомба повредила мотор и убила шофера. Но боец, который попросился к нам подвезти его и сидел рядом с шофером, остался жив. Это и был Володя Ловиков. Он помог мне перенести в лес детей. А потом в течение целого часа, а может, и больше, мы с ним держали оборону, отбиваясь от просочившихся к дороге фашистов. Володя лично поразил шесть человек. Это я видела своими глазами. Нас потом представили к ордену Красной Звезды. Но Володя так и не получил орден, потому что погиб. Он был очень сильный парень. Он рассказывал, как у себя в Белоруссии однажды боролся с медведем. Этому можно было поверить, потому что росту Володя был около двух метров, в плечах, как говорят люди, косая сажень. Бойцы отделения, несмотря на молодость Ловикова, уважительно называли его «Владимир Владимирович».
Передайте спасибо тов. Горобцу Н. И. за то, что он рассказал читателям о замечательном подвиге моих боевых друзей.
Никто не забыт, ничто не забыто.
До свидания.
2
Документ подлинный.