Зубы дракона

Сатиапал внимательно смотрел на Чарли, ища в его лице отражения чувств, которые бы его предали. Бертон с большой радостью откликнулся:

- Отчего же? С большой охотой… Вот только… только…он замялся.- Мне лучше не показываться среди людей. Ведь мою голову оценили во сколько-то там рупий…

Майкл Хинчинбрук мог гордиться своим учеником: тот хорошо усвоил, что шпион никогда не должен забывать о своей роли. И рад бы, мол, но…

Но Сатиапал тоже играл свою роль. Он не забывал, что Чарли не может выехать за пределы имения. Вот и хорошо! Майя поедет сама, встретится с Лаптевым, и…

Даже себе Сатиапал не признавался, что хотел бы видеть свою дочь женой Лаптева. Такой вариант лучше любого другого помог бы разрешить сложную дилемму, да и Майе, очевидно, жилось бы неплохо.

- Ах, я и забыл… Правда, правда!.. Я пошлю Джоши.

- Да нет, почему же,- поспешно сказал Бертон.- Я охотно проеду несколько километров и вернусь. Может быть, подстрелю какую-нибудь дичь… Не возражаете?

- Конечно, нет,- добродушно ответил Сатиапал. Радуясь, что все сложилось хорошо, он немедленно пошел к Майе и приказал собираться.

- Куда? - спросила она удивленно.

- К Лаптеву. Будешь практиковаться у него. Езжай, моя дорогая, езжай. У русских тоже можно поучиться хорошему.

- А мама?

Сатиапал подошел к дочери, положил ее голову к себе на плечо и сказал:

- Майя, тебе самой давно пора стать, мамой… Может быть, я помешал этому. Мне все казалось, что ты крошка, ребенок, не способный постоять за себя. А ты росла и выросла. Птенец должен выпорхнуть из-под родительского крыла рано или поздно… Если ты встретишь человека, с которым сможешь свить собственное гнездышко, и если он будет настоящий, хороший человек - решай свою судьбу сама… Хорошо, если он будет индиец. Пусть даже европеец. Лишь бы не англичанин. Да в конце концов…

Сатиапал не докончил, махнул рукой и вышел. Майя смотрела ему вслед широко раскрытыми глазами, стараясь понять, что произошло.

Впервые в жизни отец завел с нею такой разговор. Неужели она стала такой старой, что отец потерял надежду видеть ее замужем и готов сбыть собственную дочь первому попавшемуся мужчине?!.. "Пусть даже европеец…" Кого он имел в виду?.. Неужели Лаптева?

От этой мысли сладко оборвалось и упало в бездонную пропасть сердце.

- Нет, нет! - шептала она лихорадочно.- Отец сказал это потому, что я уже стара… Стара…

Майя подбежала к зеркалу, сбросила с плеч скромное черное сари и, почти обнаженная, придирчивым взглядом неумолимого ревизора оглядела свое изображение.

Грудь была высокой и упругой. Талия тонкая. Ноги казались выточенными из чудесного золотистого мрамора. Пышные волнистые волосы двумя тяжелыми потоками падали на округленные плечи, выгодно оттеняя нежную кожу лица и рук.

Другую такую женщину, другое такое тело. Майя назвала бы красивым. А так - что ж… Но неужели ее нужно кому-то навязывать, да еще платить, чтобы взяли?! Разве приданое, несколько тысяч рупий, которые достаются жениху, не плата за сомнительное счастье быть чьей-то "законной женой"?.. Если так, пусть ее возьмет Лаптев. Без выкупа. У них, в Советском Союзе, от вевесты приданого не требуют!

Наблюдающий за полунагой красавицей со стороны поразился бы удивительной перемене, происшедшей в ней за каких-нибудь несколько минут. Он оказался бы в роли Пигмалиона, который смотрел на превращение холодной, мертвой статуи в женщину, полную энергии и жизни.

Майя стояла, скрестив руки на груди. Ее тело невольно напряглось, приобрело грацию и красоту, присущие лишь влюбленным, чего нельзя вызвать по своей воле; черные бархатные глаза, обычно такие задумчивые, засияли тревожным и радостным блеском, губы невольно раскрылись, а грудь дышала глубоко и учащенно.

- Лаптев… Андрей…

Да, она согласна пойти к нему, даже не спрашивая себя, пришла ли настоящая любовь, или нет. Она поедет сейчас, бросит мать, которая едва поднялась на ноги после болезни. А может быть, так и нужно… Только хотелось, чтобы все случилось немного по-другому, как-то не так… Ну, приехал бы сюда Андрей, похитил ее темной ночью и увез на край света… Каждой женщине немножко хочется быть похищенной, хотя бы от самой себя. Это романтика, дань нежного и чуткого энергичному и сильному.

Майя бросилась к чемоданам, наспех собрала кое-какие вещи и побежала к матери.

Рани Мария плакала. Сатиапал уже предупредил ее об отъезде дочери.

Но каждая мать прежде всего печется о счастье своего ребенка. От рани Марии не укрылось возбуждение Майи, ее желание ехать. А дочери казалось, что она старательно спрятала свои чувства. Мать вспомнила себя в таком же состоянии и поняла все.

- Будь счастлива, доченька! Будь счастлива!

- До свидания, мамуся! Я приеду скоро-скоро!

Рани Мария покачала головой. Она знала: если дочь и вернется, то совсем иной. Кто знает, ждет ли ее счастье, но такова жизнь.

- Езжай, доченька!

Рани Мария махала рукой вслед автомашине. Дочь жадным взглядом оглядывала все вокруг.

Обыкновенная дорога, обыкновенные джунгли. Но для Майи они полны неизъяснимой прелести, словно ведут ее в сказочный мир. Ведь впервые девушка покинула стены имения, впервые услышала призывный шум встречного ветра в ушах. А впереди жизнь - волнующая, полная. Прошлого не существовало. Оно исчезло, спряталось, как родное имение за поворотом дороги.

Машина остановилась у моста. Из нее вышел и направился обратно Чарли Бертон. Он что-то говорил, Майя отвечала и через минуту забыла, что именно. Ей не до него.

Перед Навабганджем, во время вынужденной остановки, когда шофер прочищал карбюратор, старый Джоши тронул Майю за рукав.

- Рани, что это означает, если ночью в лесу мигает красный огонек - быстро-быстро.

Майя встрепенулась, словно освобождаясь от сна, удивленно посмотрела на старика и звонко засмеялась:

- Не знаю, Джоши!.. Я нич-чего не знаю!.. Это Навабгандж, да?.. Подождите, а кто идет там, мимо баньяна?

Не успел Джоши опомниться, как Майя вихрем вылетела из машины и побежала вперед. Вырвавшись из его рук, следом за хозяйкой помчался и Самум.

Джоши присмотрелся внимательнее и узнал сагиба Лаптева.

Майя подбежала к нему, протянула обе руки. Русский привлек ее к себе. А потом они целый час, а то и больше, стояли на дороге и говорили, говорили. О чем? Рассказать мог бы только Самум. Но он, животное порядочное, чужих секретов не выдавал.

Глава XVII

ТАК ПРИХОДИТ ЛЮБОВЬ

Напрасно напрягал слух старый Джоши - в разговоре двух на дороге вблизи Навабганджа не было ничего секретного. Даже больше: если бы его застенографировать, он вряд ли смог заинтересовать читателя.

Действительно, какие чувства может вызвать у вас обыкновеннейшая проза: "Я приехала к вам поучиться". И "Очень рад"… Раскроет ли вам их душевное состояние старательно процитированный монолог на тему "Достижения советской нейрохирургии"?

Печатное слово - только бледный отпечаток слова живого. Если бы с помощью хитроумных значков удалось зафиксировать, а потом воспроизвести интонации, тембр и силу каждого звука, мы не могли бы понять, почему иногда самая будничная фраза приобретает такую глубину содержания. что для ее расшифровки нужно написать целый роман, а патетика и лирика подчас наталкиваются на стену безразличия и разлетаются во все стороны блестящими холодными осколками.

Говорит не только язык. Свой язык имеют и глаза, и руки, и все тело.

Вот девушка мнет краешек "сари" - неприхотливой одежды индийских женщин, говорит тихо, доверчиво, а может быть, молчит, изредка кивая головой. На ее розовое ушко игриво спадает золотой локон, и вам очень хочется коснуться его. На белой шее девушки дрожит жилка - такая целомудренная и робкая. Девичья грудь дышит глубже, чем обычно,-и она тоже умеет выразительно говорить: то затаит дыхание, то вздохнет с облегчением.