Навстречу счастью

– Мы все так думали… все, кому ненавистна королевская власть. Однако могу предсказать, что Бонапарт будет императором Франции через четыре года, – мрачно произнесла мадам Блан. – Согласно нашей с трудом завоеванной конституции, ни один человек не может находиться на посту президента более четырех лет. Но еще до окончания этого срока Бонапарт расширит свои полномочия и станет императором! – Мадам Блан пошевелила губами, как бы намереваясь плюнуть. – И пролитая кровь, и все жертвы за время нашей славной революции окажутся напрасными!

Джемайна сообразила, что теперь у нее есть превосходное окончание статьи, посвященной мадам Роланд. Слова сами рождались в ее голове:

Парижане, которые знают о сложившейся ситуации, предсказывают, что Франция снова станет монархическим государством. Если это произойдет, то все усилия мадам Роланд по освобождению французского народа от тирании и все жертвы окажутся напрасными…

Джемайна, конечно, ничего не сказала об этом мадам Блан. Лишь заметила:

– Буду молить Бога, чтобы этого не случилось.

Наконец пришло время возвращаться в Америку, демонстрации мод закончились. Джемайна набрала достаточно материала для своей работы, а Уоррен – для гравюр. Статьи Джемайны о мадам Роланд и Марии Антуанетте также приняли приличный вид. Она собиралась окончательно подготовить их к публикации во время путешествия на корабле, если ее опять не сразит морская болезнь.

Уоррен должен был плыть с ней на том же судне, но она полагала, что он не причинит ей беспокойства. Он тщательно соблюдал дистанцию после той неудачи, и девушка надеялась, что их отношения останутся такими же и в дальнейшем.

И вот утром в конце мая они попрощались с мадам Блан, с Парижем и сели в экипаж до Кале, где должны были пересесть на корабль, отправляющийся в Нью-Йорк.

Глава 17

День клонился к вечеру, а Оуэн все сидел, опершись спиной о ствол сосны и глядя на растянувшиеся вдоль дороги бревенчатые и дощатые постройки, образующие городок старателей. Неподалеку паслись лошади, а скатки лежали на земле там, где они с Райли провели ночь. Райли был где-то в городе, внизу, вероятно, пьянствовал в салуне. Он соблазнял и Оуэна пойти с ним.

– Пошли, Оуэн. Мы целую неделю не были ни в одном салуне, – говорил Джон. – Я хочу пропустить пару стаканчиков.

– А может быть, три или четыре, – сухо отвечал Оуэн. Он неохотно выделил ему деньги, присланные Каррузерсом. – Думаю воздержаться на этот раз. Наверное, там подают сок тарантула. – Так стали называть ужасное самодельное виски, которое продавалось в салунах. – И пожалуйста, полегче с деньгами, Райли. Одному Богу известно, когда снова прибудет почта.

– Это мои деньги, – угрюмо заявил Райли.

– Ты тратишь их в десять раз быстрее, чем зарабатываешь.

– Ты не мой опекун, Тэзди!

– Это верно, но видит Бог, ты нуждаешься в нем! Райли пристально посмотрел на Оуэна, открыл было рот, затем закрыл и пошел вниз по склону холма.

Оуэн разложил свои бумаги и начал сочинять новую статью:

Хэнгтаун, Калифорния, 10 мая 1849 года. Город, недавно получивший название Хэнгтаун, раньше назывался Старые Сухие Прииски. Однако из-за трагических обстоятельств название изменили.

Пятеро мужчин были пойманы при попытке ограбить местного игрока. Присяжные из старателей допросили их и приговорили каждого к тридцати девяти ударам кнутом. Когда наказание исполнили, троим из них предъявили обвинение в ограблении и убийстве в прошлом году на реке Стенислоу.

Другой суд осуществлялся приблизительно двумя сотнями старателей. Ни один из обвиняемых не знал ни слова по-английски и, конечно, не понимал, что происходит. Будучи слишком слабыми после порки, чтобы протестовать, они через полчаса были признаны виновными и приговорены к повешению.

Несколько здравомыслящих человек пытались возражать, говоря о гуманности и о поспешности, с которой свершился суд, но безуспешно. Ваш корреспондент побеседовал с одним из протестовавших – Тайлером Говардом, бывшим армейским лейтенантом, подавшим в отставку. Говард сообщил, что в толпе – много пьяных хулиганов, которые угрожали повесить и протестующих, если они не перестанут возражать.

Поняв, что им грозит, осужденные просили дать им переводчика, но просьбу отклонили. Старатели накачались спиртным и жаждали крови. Подкатили фургон, мужчин поставили на платформу, и на шеи им накинули петли, а другие концы веревок привязали к толстому суку дерева. Затем фургон отъехал.

Так часто свершается правосудие в лагерях старателей. После этого случая Старые Сухие Прииски стали называться Хэнгтауном – городом повешенных. Это название не нравится местным жителям, и они думают, как снова переименовать его. Наиболее подходящим названием считается Плейсервил.

Хотя происшедший случай кажется диким, он не является необычным в лагерях старателей, где почти не существует законов и преобладает произвол. Дело осложняется еще и тем, что эйфория прошла и золото стало трудно добывать. Расстроенные старатели порой вымещают свое разочарование и плохое настроение на преступниках.

Теперь рассказы о найденных самородках стоимостью в тысячи долларов или о том, как с помощью кастрюли удалось намыть золотой песок на пять тысяч долларов, больше не вызывают энтузиазма. Все знают, как тяжело отделять золото от камней и песка. Вначале основными инструментами старателей были лопата и кастрюля. Сейчас применяется специальный лоток для промывки золота или приспособление, называемое «Длинный Том».

Лоток очень похож на детскую люльку. Это продолговатый деревянный ящик длиной в три фута, установленный на деревянную качалку. Ко дну ящика поперек него с определенным интервалом прибиты порожки. Конец ящика может в зависимости от наклона открываться и закрываться с помощью брезентового фартука, натянутого на раму. На конце лотка сбоку приделана ручка. Старатель набирает в бункер гравий и льет сверху воду, затем начинает покачивать лоток. Вода отклоняет фартук и вытекает из лотка вместе с легкой породой, оставляя золотой песок на порожках, если, конечно, он есть в гравии. Чаще всего золото отсутствует.

«Длинный Том» состоит из двух частей: наклонного двенадцатифутового желоба, который заканчивается перфорированным железным листом, называемым решетом, и ящика с прибитыми поперек порожками, на который опирается нижний конец желоба. Лопатой нагружают золотоносный гравий в желоб и льют воду, пропуская породу через сито в ящик, где частицы золота задерживаются деревянными порожками…

Незаметно стемнело, и Тэзди перестал писать. В Хэнгтауне зажглись огни. Слышались громкие крики и смех.

Оуэн съел холодный ужин – галету и вяленое мясо, умылся холодной весенней водой и развернул одеяла.

Он долго лежал на спине, заложив руки за голову и глядя в ночное небо, усеянное яркими звездами.

Оуэн снова почувствовал прежнее нетерпение. Это означало, что его интерес к золотым приискам ослабел. Он знал по прошлому опыту: если ему становилось скучно, то и читательский интерес к его статьям пропадал. Оуэн уже написал двенадцать статей, рассказав все о «золотой лихорадке». Он был уверен, что лагеря золотоискателей просуществуют еще долго, но первый ажиотаж прошел, и ничего нового о них уже не напишешь.

Кроме того, если честно признаться самому себе, он соскучился по Филадельфии, чего раньше никогда не испытывал. Может быть, это из-за Джемайны? Скорее всего да. Ему очень хотелось увидеть ее. Она не ответила ни на одно его письмо, и он заподозрил, что она и в самом деле не скучает без него.

Оуэн уснул с мыслью о Джемайне и был разбужен чьим-то грубым голосом, зовущим его по имени:

– Мистер Тэзди, проснитесь. Оуэн сонно потряс головой и сел.

– Что?.. – Он узнал Тайлера Говарда. – В чем дело, лейтенант? Что случилось?

Лейтенант Говард присел на корточки рядом с ним.

– Речь идет о вашем друге Джоне Райли. Он попал в беду и зовет вас.

– О Боже! – Оуэн потер руками лицо. – Что с ним? Его опять избили?