Страница 2 из 21
Подул легкий ветер. Где-то далеко лениво громыхнул гром.
Нина продолжает играть. Мелодичные звуки музыки наполняют террасу, бьются в застекленные переплеты рам, а вылетев в окно и точно испугавшись непогоды, возвращаются, чтобы по-прежнему упрямо кружиться над головой Виктора Петровича, напоминая ему мелодичное журчание нильской воды у первых порогов и песни Хофни Гуссейна.
Гуссейн, рейс * археологической экспедиции в долине Нила, всегда напевал во время работы. Одна и та же однообразная мелодия без слов - видимо, столь же древняя, как сам Египет, - неслась над светло-желтым песком пустыни каждый раз, когда в руках Гуссейна появлялись заступ или лопата и он показывал молодым неопытным рабочим приемы контрольных раскопок или, отстраняя всех, сам быстро, но с бесконечной осторожностью разбрасывал песок и щебень в тех местах, где, по его мнению, можно было наткнуться на хрупкие предметы древности.
Нет, Хофни Гуссейн не был только наем
* Рейс - старший десятник.
ным рабочим. Всю жизнь он, так же как его отец и дед, работал вместе с археологами и приобрел большой опыт.
Виктор Петрович познакомился и подружился с Гуосейном несколько лет назад, когда приехал в Верхний Египет вместе с группой советских специалистов, чтобы помочь египтянам в изысканиях, связанных со строительством высотной Асуанской плотины. Когда главный инспектор департамента древностей в Верхнем Египте подозвал Гуссейна к Виктору Петровичу и сказал, что они будут работать вместе, Гуссейн, узнав, что Виктор Петрович русский, радостно заулыбался, поднял над головой руки и, пожимая левую кисть правой, воскликнул:
- Русси хара-шо!
Виктор Петрович до сих пор, кажется, ощущает на своем лице нестерпимо горячие струи воздуха, несущиеся из раскаленных ущелий Ливийского хребта, помнит прохладу глубоких пещерных храмов Абу-Симбела и слышит скрипящий звук собственных шагов, когда они с Гуссейном бродили по грудам оставленного древними каменотесами известнякового щебня, почти белого и такого прочного, словно это осколки слоновой кости. Вот во время таких переходов из одного храма в другой Гуссейн и рассказал Виктору Петровичу свою родословную.
Говорил он на странном языке, состоящем из смеси английских, французских и даже русских слов, которые уже успел выучить.
Происходит он из селения Курна и состоит в родстве с потомками семьи Абд эль Расулов, которая пребывала в безвестности и неожиданно в конце прошлого века прославилась на весь мир.
Кто-то из членов этой семьи обнаружил совершенно случайно недалеко от Долины Царей, * в ущелье Дейр-эль-Бахри, тайник,
* Долина Царей - место погребения фараонов на западном берегу Нила, недалеко от древней столицы Египта - Фив.
а в нем мумии фараонов и целый склад сокровищ. Так как Абд эль Расулы были бедны и не отличались бескорыстием, они решили сохранить в тайне свою находку. Но все тайное раньше или позже становится явным. Абд эль Расулов уличили в торговле ценностями, похищенными в гробницах, и привлекли к ответу. Тайна была раскрыта, мумии фараонов и сокровища перевезены в музеи, а Абд эль Расулы распрощались с надеждами на богатство. Но слава о находке уже прокатилась по миру. Абд эль Расулов сочли великими кладоискателями, за их помощью обращались заезжие археологи, хранители музеев древностей, иностранные коммерсанты, бравшие на откуп право на раскопки в Египте. Многие жители Курны занялись новым промыслом, они научились помогать археологам. Не миновал этой судьбы и Хофни Гуссейн. Но он не жалеет, профессия разведчика прошлого оказалась ему по душе.
Позже Гуссейн вызвался сопровождать Виктора Петровича в обратный путь до Каира. Они вместе бродили по сонным от жары улицам Луксора, глазели на сушеных крокодилов, прибитых над входом в лавки торговцев древностями, и вместе же на утлой феллахской лодчонке с драным парусом переплыли священный Нил в том месте, где в Долине Царей время сохранило нам памятники Фиванского некрополя.
В Каире Хофни Гуссейн помогал Виктору Петровичу упаковывать небольшую коллекцию древностей, переданную египетскими учеными для советских музеев. В этой коллекции, кроме нескольких мелких предметов, все очарование которых может понять только археолог, был еще деревянный сфинкс размером в рост человека и довольно грубой работы. Виктору Петровичу казалось, что сфинкс этот не представляет большой ценности, зато Хофни Гуссейн почти не отходил от деревянного изваяния. Он скреб его длинным желтым ногтем, долго выстукивал и все к чему-то прислушивался. Потом, взяв Виктора Петровича за рукав и молча подведя его к сфинксу, Хофни Гуссейн сказал медленно, стараясь, чтобы было понятно каждое слово:
- Слушай, друг руси! Этот сфинкс очень древней работы. Там внутри, - Гуссейн постучал по сфинксу согнутым пальцем, - он пустой! Там, - Гуссейн снова постучал по сфинксу, - надо искать большие сокровища.
Виктор Петрович не придал особого значения словам Гуссейна. Сам-то он не верил в древность деревянного сфинкса, подозревал подделку и брал его с собой только потому, что не хотел обидеть своих египетских коллег.
Когда все вещи были погружены на самолет и Виктор Петрович поднимался по трапу, он увидел в толпе провожающих Хофни Гуссейна. Его зубы блестели в улыбке, поднятые над головой руки пожимали одна другую, он что-то кричал, но в шуме грохочущих вблизи моторов Виктор Петрович не столько расслышал, сколько угадал только три слова:
- Он пустой, руси!
На родине специалисты исследовали коллекцию египетских древностей и подтвердили заключение Виктора Петровича: деревянный сфинкс не является сколько-нибудь значительной художественной ценностью. До поры до времени его поместили в запаснике музея. Но Виктор Петрович все чаще вспоминал слова Хофни Гуссейна. Сфинкс определенно не давал ему покоя, и он нет-нет да спускался в подвал, чтобы исследовать странную деревянную фигуру.
И вот как-то раз, соскоблив кусочек не то смолы, не то потемневшей от времени краски, Виктор Петрович увидел ровную линию, разделяющую туловище сфинкса вдоль на две части. Неужели прав был Хофни Гуссейн?
Виктор Петрович вспоминает, как перехватило у него дыхание, когда он решился, наконец, с помощью железного долота и молотка проверить это предположение.
А потом странный деревянный ящик в форме сфинкса неожиданно раскрылся, и он увидел там…
Виктору Петровичу показалось, что он вновь явственно слышит сухой треск раскрывающегося сфинкса. Он вздрогнул и с испугом посмотрел на Нину. Нет, она не заметила, что он не слушает игру, она попрежнему, кажется, целиком поглощена музыкой.
Вот последние два аккорда, и Нина, оттолкнувшись от рояля, повернулась на вращающемся стуле к друзьям.
- Ну как?
- По-моему, очень хорошо, - поспешно сказал Андрей.
- Как всегда, - пожал плечами Виктор Петрович, - слишком нежно.
Нина весело рассмеялась.
- Виктор Петрович, мумия вы моя египетская, откровеннейшее ископаемое, услышу ли я когда-нибудь комплимент из ваших мудрых уст?
Виктор Петрович покраснел, опять посмотрел на свои ногти, зачем-то спрятал руки в карманы и смущенно взглянул на все еще смеющуюся Нину:
- Обиделись?
- Нисколько, - все еще смеясь, ответила она, - привыкла.
Виктор Петрович пытался еще бормотать что-то похожее на извинения, но Нина уже не слушала.
- Пойдемте лучше чай пить! - решила она и, схватив Виктора Петровича за руку, увлекла его к дверям.
Чай разливала Наталья Павловна - мать Нины, высокая женщина с гладко прибранными волосами, чуть тронутыми сединой, преподавательница математики в средней школе.
В комнате под светящимся шаром люстры было тепло и уютно. А за окном, как и полагается в таких случаях, шумел ливень, гремел гром. В голубом свете молний на темном фоне оконных стекол, как на негативной пластинке, появлялись и исчезали призрачные контуры крупных листьев, закрывших собой половину окна.
Виктор Петрович пил чай из голубой чашки с замысловатым орнаментом и упорно пытался вспомнить, где он видел похожую… В каком-нибудь хранилище музея? Или даже при раскопках какой-то древней гробницы?