Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 99 из 111

Главной задачей спецслужб Италии в тот период было участие в сверхсекретной операции «Размагничивание», которую патронировали американцы. В соответствии с меморандумом Объединенной группы начальников штабов вооруженных сил США от 14 мая 1952 года «ограничение власти коммунистов в Италии и во Франции является приоритетной целью: она должна быть достигнута любыми средствами». При этом подчеркивалось: «О данном проекте ничего не должны знать ни итальянское, ни французское правительства». Сотрудничество СИФАР — ЦРУ в указанной сфере истолковывалось в спецслужбах настолько вольготно, что микрофоны, установленные итальянскими «водопроводчиками», вскоре появились в кабинетах президентского дворца Квиринала и библиотеке понтифика в Ватикане. «Размагничиватели» решили на всякий случай записывать личные разговоры итальянского президента и самого папы.

К периоду итальянской командировки относится награждение Кастро орденом Мальтийского креста. Сам Григулевич не без гордости рассказывал друзьям об этом эпизоде своей жизни во время товарищеских встреч на квартире, которые обычно приурочивались ко «дню создания разведки», 20 декабря. Ему, конечно, не верили, потому что мальтийских «орденоносцев» в истории России (до демократического переворота) можно было по пальцам сосчитать. Оппоненты посмеивались, когда Григулевич удалялся на минуту-другую в соседнюю комнату (ну, посмотрим-посмотрим, что там придумал этот фантазер), но тут же замолкали, когда Иосиф, важно выпятив грудь, возвращался с Мальтийским крестом на груди.

«Я возведен в рыцарское достоинство, — с деланной серьезностью говорил он гостям. — Так что пользуйтесь возможностью, общайтесь с первым и, наверное, единственным настоящим рыцарем в вашей жизни!»

Один из биографов Григулевича, сравнивая его с вымышленным разведчиком Штирлицем, написал: «Если сравнивать те должности-маски, в которых функционировали на пике своей нелегальной деятельности эти два персонажа, то, согласитесь, штандартенфюрер сильно недотягивает до чрезвычайного и полномочного посла!» По мнению автора, «реальный Мальтийский крест перевешивает все вымышленные награды на груди Штирлица».

С руководителями Суверенного и военного ордена Сан-Хуан из Иерусалима Григулевич сблизился в Риме, где мальтийские рыцари обосновались после Второй мировой войны, чтобы расширить дипломатическое присутствие организации в других странах мира. Кастро сделал все возможное, чтобы представители ордена были приглашены, признаны и обласканы в Коста-Рике, несмотря на все противоречивые слухи, которые ходили о таинственных рыцарях. Для «Макса» общение с членами Мальтийского ордена было своего рода путешествием в историю. Он знал, что среди рыцарственных кавалеров был российский император Павел Первый, и парадоксальность ситуации с его собственным награждением в очередной раз доказывала Григулевичу: реальная жизнь куда интереснее любых выдумок и фантазий.

Дипломатическая рутина «Максу» внешне давалась легко. У постороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что вся его жизнь прошла на паркете роскошных дворцов. Но это была только видимость. Даже «Макс» с его неисчерпаемой энергетикой переносил нагрузки по разведработе и «крыше» на пределе сил[93]. Здесь бесценную помощь ему оказывала «Луиза». Она была на роли «фигаро» в резидентуре: шифровальщицей, оперативным фотографом, курьером (десятки поездок в Австрию и Швейцарию!). А ведь ей приходилось вести активную «нормальную» жизнь: быть гостеприимной хозяйкой, светской дамой, личным секретарем сеньора.

А вот одна из дилемм, постоянно возникавших у «Макса»: посещать или нет приемы в советском посольстве? А вдруг наткнешься на кого-нибудь из тех, с кем встречался в Литве, Польше, Испании или Советском Союзе? С большим сожалением резидент «Макс» решил «игнорировать» советское посольство, несмотря на получаемые приглашения и рассказы друзей-послов о роскошном угощении на официальных приемах. Для эпохи «холодной войны» его «принципиальная позиция» была более чем похвальной. Надо сказать, что посол М. А. Костылев навел справки о Кастро и убедился, что очень даже хорошо, что этот реакционер, проамериканец и неприкрытый враг Советского Союза демонстративно не приходит на приемы.

Через энное количество лет Костылев по каким-то делам посетил Юрия Жукова, председателя Государственного комитета по культурным связям с зарубежными странами. Костылев забежал на минутку в туалет… и онемел, увидев перед собой невозмутимую физиономию Теодоро Б. Кастро…

Жуков потом не раз со смехом вспоминал вытаращенные глаза Костылева, когда тот влетел в кабинет и с ужасом закричал:

«У тебя, слепец ты эдакий, в комитете окопался матерый агент Ватикана! Срочно звони в КГБ!»

В августе 1951 года министр иностранных дел Марио Эчанди дал указание о включении Кастро в делегацию, которая прибыла в Европу для участия в VI сессии Генеральной Ассамблеи ООН[94]. Возглавил ее вице-президент страны Альфредо Волио. «Макс» установил с ним дружеские отношения после затяжного пребывания в прославленном парижском ресторане «Максим». Волио был тронут тем, что изысканный ужин в лучших традициях французской кухни сопровождался вином урожая того самого года, когда он появился на свет божий.



Григулевич погрузился в работу Генассамблеи, стараясь не выходить за пределы своих обязанностей «советника». Немалое раздражение вызывали у него фотографы, которые с утра до вечера «увековечивали» события и персонажей VI сессии. Но и ему пришлось выступать публично. В повестку дня среди прочих был включен так называемый «греческий вопрос». В ходе и после гражданской войны в Греции, которая длилась около четырех лет (до 1949 года), не менее 15 тысяч греческих детей было эвакуировано с согласия родителей в страны Восточной Европы. Когда партизанское движение в Греции было разгромлено, прозападное правительство в Афинах стало настаивать на возвращении этих детей, используя все доступные средства: от дезинформации до распространения фальшивок о коммунистической обработке юных «узников», антигуманном обращении с ними и т. п.

По замыслу «кукловодов» из делегации США, одним из выступающих по этому вопросу должен был стать представитель Латинской Америки. В беседе с госсекретарем Дином Ачесоном Альфредо Волио рекомендовал в качестве подходящей кандидатуры Теодоро. «Для тебя это великолепный шанс зарекомендовать себя, — сказал Волио своему «советнику». — Хватит оставаться в тени. Если понравишься американцам, всегда сможешь рассчитывать на местечко в международных организациях».

Ачесон и его сотрудники во время VI сессии старались держать латиноамериканских делегатов на «коротком поводке». Для их обработки использовался обычный арсенал средств: призывы к поддержанию американской солидарности, откровенная лесть, традиционный подкуп «борзыми щенками», приглашения на междусобойчики «отдельных избранных», щедрая раздача обещаний различного рода и т. д. Дин Ачесон нашел время для беседы с Кастро, в ходе которой четко проинструктировал костариканского дипломата, как, сколько и о чем говорить во время выступления.

Кастро выступил с блеском, используя в своей речи многочисленные цитаты из древнегреческих классиков, Библии, папских энциклик и других авторитетных источников. Он уложился в регламент, произнеся много трогательных слов в защиту детей в послевоенном мире, стараясь избегать только одной конкретной темы — греческих детей. «Это называется плыть между Сциллой и Харибдой, — говорил много лет спустя Григулевич. Я не мог отказать моему лучшему другу Дину Ачесону, но и забыть о том, что свою зарплату я получаю из кассы Сталина, я тоже не мог».

Красноречие и эрудиция костариканца были замечены, и в кулуарах Генассамблеи о нем заговорили как о «восходящей звезде латиноамериканской дипломатии». Представитель СССР А. Вышинский, выступая по греческому вопросу, тоже упомянул в своей речи костариканского «оппонента»:

93

Одна из таких нагрузок: пост исполнительного секретаря зонального интеграционного объединения стран Центральной Америки. Теодоро Б. Кастро был избран на эту должность коллегами-послами в 1952 году. Подобные группы были созданы во всех крупных столицах Европы.

94

Теодоро Б. Кастро пробыл в Париже всю вторую половину августа 1951 года.