Страница 62 из 111
В Аргентине точные данные о шпионской деятельности нацистов, подброшенные в парламент, вызывали нужный эффект. Депутаты проводили слушания, и полиция, пусть вынужденно, но начинала шевелиться, проводила демонстративные аресты, вызывая замешательство в нацистских рядах. В Чили, по мнению «Артура», возможностей было еще больше. Добытые материалы можно было бы без особых ухищрений передавать Гало, а через него — сенаторам Пайроа и Окампо, испытанным бойцам парламентских баталий, или — в партийную прессу.
Вскоре Гало Гонсалес позвонил Энрике Кирбергу в Чильян:
«Приезжай. Есть срочное дело».
Когда на следующий день Кирберг вошел в кабинет «секретаря по контролю и кадрам» в здании компартии на улице Ла Монеда, тот вместо приветствия обрушил на него град вопросов:
«Ну что, Энрике, как обстановка в Чильяне? Какие-нибудь сложности? Нерешенные проблемы?»
Кирберг пожал плечами, не понимая, к чему клонит Гало:
«Насколько я знаю, в Чильяне полный порядок. Но из твоего, Гало, кабинета видно лучше, иначе бы не вызвал».
Гонсалес серьезно взглянул на гостя.
«Первый вопрос такой. Не кажется ли тебе, что ты засиделся на должности регионального секретаря?»
«Есть такое ощущение», — признался Кирберг.
«Хочешь вернуться в Сантьяго?»
«Разумеется».
«Что ж, считай, что решение принято, — сказал Гало, по-простецки улыбаясь. — Кстати, партия подыскала тебе новую работу. Будешь воевать с нацистами».
«Как это? — не понял Кирберг. — В отделе пропаганды?»
«Правильнее сказать, в секретном, — brigada perdida, — усмехнулся Гало. —Поэтому — никому не слова. Руководить твоей работой будет товарищ из Коминтерна. А о деталях узнаешь, когда завершишь дела в Чильяне…»
Умение говорить конкретно, по делу и — главное — убедительно обеспечило Кирбергу быструю карьеру в партии, а внешняя представительность, высокий рост, харизма, обещали достижение еще больших политических вершин. Его организаторские способности проявились, когда Чильян встречал президента Серду. Он приехал, чтобы лично проверить, как восстанавливается город после землетрясения. В честь президента провели демонстрацию. Колонна социалистов растянулась на один квартал, радикалов — на полтора. А колонна коммунистов была самой длинной — шутка ли, двенадцать кварталов с хвостиком! Помогла партийная дисциплина. Коммунисты привели с собой не только членов семьи, но и всех соседей. Кирберг участвовал в парламентских выборах 42 года и уступил победителю всего несколько десятков голосов.
Идея назначить Кирберга руководителем «секретной группы» исходила от «Артура». Он познакомился с ним в Чильяне на торжественной церемонии открытия мурали Сикейроса «Смерть оккупанту!». Энрике произвел благоприятное впечатление: динамичный, уверенный в себе, с чувством юмора, с опытом конспиративной работы в прошлом, — он идеально подходил для того, чтобы возглавить операцию «Большая слежка» в Чили.
До середины 1942 года резидентура в Чили существовала на средства, привезенные «Алексом» из Буэнос-Айреса, и на деньги, взятые в долг из кассы КПЧ. Затем Леопольд стал зарабатывать сам — в качестве оптового поставщика стирального порошка фирмы «Индустриас де Асеитес и Ферретериас»[58]. С ее владельцем Ареналя познакомил главный финансист КПЧ Энрике Роблес Гальдамес, который консультировал начинающего предпринимателя. На паях с Роблесом Леопольд создал еще одну фирму — «Оркред»[59], которая вела розничную торговлю в Сантьяго и приморских городках. Шелковые ленты, пуговицы, нитки, иголки, бисер и разные виды позумента — такой товар предлагали «лотошники» Леопольдо, — принося неплохой, по чилийским понятиям, доход. Чтобы расширить товарный ассортимент фирмы, Ареналь заключил договор с Агустином Аруми, владельцем парфюмерной фабрики в Вальпараисо. Так на лотках продавцов появились мыло, духи, одеколон и помада.
Жил «Алекс» в Сантьяго по кубинским документам. Отсюда происхождение его клички для узкого круга друзей — «Кубано», то есть «Кубинец». Он дважды продлевал туристическую визу, но в третий раз это было бы рискованно. Такие вещи привлекают внимание полиции: почему этот приезжий не спешит нормализовать свое пребывание в стране? Любовь зеленоглазой девушки, которую звали Гладис, помогла Леопольдо окончательно укорениться на чилийской земле.
Ее покойный отец был администратором на американских рудниках в Боливии и оставил семье небольшое состояние. Гладис работала стенографисткой в английской фирме по импорту сельскохозяйственной техники «Вессел и Дюваль». Претендентов на ее руку было много, но Леопольдо оказался счастливее других кавалеров. Поженились они в 1942 году. «Алекс» завел «чилийскую семью», не посоветовавшись с «Артуром». Наверное, не был уверен в том, что получит «добро», и потому решил действовать на свой страх и риск. Свидетелем на церемонии в загсе был Мигель Конча[60], кадровый работник КПЧ, занимавшийся проблемами рабочего страхования, и сестра Гладис — Дэзи.
Молодожены сменили несколько квартир, пока не подыскали идеальное со всех точек зрения «гнездышко» на аве-ниде Генерал Бустаманте.
Для своего времени Гладис заметно выделялась из числа своих подруг начитанностью в «серьезной литературе», интересом к социально-общественным проблемам страны. Она участвовала в Движении за эмансипацию женщин Чили (МЕМСН), в которое входили первые феминистки страны Ольга Поблете, Елена Каффарена, Лили Гарафулич и Делия Вергара. Их тяготение к марксизму и советскому опыту «раскрепощения женщины» отразилось на деятельности МЕМСН и, соответственно, на идейно-политическом становлении его участниц. По примеру Ольги Поблете Гладис организовала кружок пролетарских женщин и вела в нем просветительскую работу. Однажды она подготовила беседу на тему «женщина в русской литературе». Выступление Гладис вызвало горячую дискуссию, в которой образы героинь Толстого и Тургенева стали предлогом для обсуждения судеб чилийских женщин, эксплуатируемых, дискриминируемых, лишенных элементарных прав, даже избирательных.
Примерно в этот период в Чили приехали Электа и Берта Ареналь. Решение о поездке у Электы возникло спонтанно. Она получила письма от Луиса и Анхелики, и ей показалось, что дети нуждаются в материнской поддержке: в их жалобах на тяготы изгнанничества и безысходность жизни в чилийской глуши она почувствовала отчаянный призыв о помощи. Сикейрос творил, созидал свою гениальную мураль «Смерть захватчику!», и ему, конечно, было не до «примитивно-земных» страданий близких. Не задерживаясь в Сантьяго, Электа и Берта первым же поездом отправились в Чильян. «Воссоединение» семьи было отмечено щедрым застольем с текилой, по которой мексиканские изгнанники скучали не меньше, чем по родине. Прошло несколько дней, и Электа убедилась, что ее переживания из-за детей были преувеличены. Поэтому она решила перебраться из полуразрушенного Чильяна в цивилизованный Сантьяго.
Гладис и Дэзи почти ничего не знали о прошлом Леопольдо. Для них он был «кубинцем», решившим заняться коммерцией в Чили. Когда мать и сестра неожиданно появились в Сантьяго, Леопольдо твердо решил: свою мексиканскую родню знакомить с чилийской не будет. Они не должны знать друг о друге. Но Сантьяго в те времена был небольшим городом, и замысел Леопольдо самым непредвиденным образом провалился. Однажды он отправился с женой и Дэзи отдохнуть в Апокиндо, погулять по зеленым улочкам пригорода, посидеть в одном из бесчисленных ресторанчиков. Электа и Берта тоже решили посетить Апокиндо. Там у трамвайной станции и произошла неожиданная встреча.
Леопольдо был вынужден представить своих спутниц матери и сестре. Гладис и Дэзи узнали, что он — не кубинец, а гражданин Мексики и тесно связан с Сикейросом, знаменитым художником-революционером. Позже Берта «проболталась», и сестры узнали, что у Леопольдо в далекой России есть жена-мексиканка и две дочери, что он — коммунист и работает в Коминтерне. Эмоций, восклицаний, слез и объяснений по поводу неожиданных «разоблачений» было много. Но все вошло в спокойные воды. Чилийки — в большинстве своем — практичны и умеют прощать. Гладис почувствовала, что Леопольдо лучше не задавать вопросов о прошлом. Лишь однажды она поинтересовалась: действительно ли Сикейрос был причастен к смерти Троцкого? Леопольдо ответил, что все это выдумки Диего Риверы. Он, мол, очень ревниво относится к таланту Сикейроса, поэтому не останавливался ни перед какой клеветой. А на Троцкого покушался сам Ривера, из-за ревности, потому что Фрида Кало изменяла ему с русским революционером.
58
Фабрика «Industrias de Aceites у Ferreteria, S.A.» принадлежала тайному «финансисту» КПЧ Хосе Барчи Ребутти.
59
«Sociedad Manufacturera у Distnbuidora Orcred Limitada» с первоначальным капиталом в 100 тысяч песо. Затем капитал фирмы вырос до 500 тысяч песо (20 тысяч долларов).
60
Квартира Мигеля Кончи использовалась «Алексом» для конспиративных встреч. В 1943—1944 годах Конча учился в мексиканском рабочем университете и близко сошелся с Ломбарде Толедано, председателем Конфедерации трудящихся Латинской Америки. Мигель Конча стал министром сельского хозяйства в первом кабинете президента Габриэля Гонсалеса Виделы.