Страница 41 из 111
Сикейроса отвели в префектуру и потребовали документы, которые доказывали бы легальность его нахождения на территории страны. Предъявленного паспорта с визой, выданной консулом Чили в Мехико Пабло Нерудой, и подробных разъяснений оказалось недостаточно. Формально чилийцы были правы, ведь посол Идальго аннулировал визу художника. Только после вмешательства мексиканского посла и его обращения к президенту Серда Сикейроса «отпустили», хотя и дали понять, что его пребывание в столице нежелательно. Затем, чтобы разрядить ситуацию, последовала серия заявлений. Первое сделал министр внутренних дел Чили Олаваррия Браво, известный своей реакционностью. По его словам, полиция «не знала» о том, что въезд Сикейроса в Чили был осуществлен на законных основаниях, то есть после соответствующего запроса мексиканского правительства, которое поручило художнику расписать стены школы в Чильяне. С разъяснениями выступил и посол Мексики Октавио Рейес Эспиндола, который объяснил газетчикам, что Сикейрос «несколько задержался в Сантьяго из-за того, что штукатурка в школе просыхала слишком медленно, препятствуя быстрому началу работы над муралью». Эти же слова повторил журналистам сам художник, не преминув отметить, что «прибыл в Чили легально, что по делу Троцкого все благополучно разъяснилось и что к нему, Сикейросу, у мексиканских властей никаких претензий нет».
После всех этих пертурбаций Сикейрос вместе с семьей поспешил перебраться в Чильян. Впереди у него — большая и интересная работа. Будни художника заняты раздумьями над эскизами, ожиданием художественных материалов, заказанных в Соединенных Штатах. Чилийские власти одобрили предложенный Сикейросом сюжет будущей росписи. Не последовало возражений и со стороны мексиканского посольства. Посол Эспиндола поинтересовался у Сикейроса: в какую сумму обошлась бы работа, если бы художник потребовал за нее гонорар?
«Около сорока тысяч долларов, не меньше, — сказал Сикейрос. — Но это для Чильяна. В США я запросил бы втрое больше…»
Потом посол не раз повторял эти цифры в интервью, давая понять, что Мексика готова пойти на любые расходы ради чилийских друзей:
«Библиотека с фреской Сикейроса станет подлинной жемчужиной искусства, незатухающим очагом знаний и, конечно, культурного воздействия на детей, источником наслаждения для ценителей прекрасного…»
Шумиха вокруг Сикейроса затихла так же быстро, как и началась. Еще бы — у журналистов появилась новая сенсационная тема! Гитлер разорвал пакт о ненападении с Москвой и двинул свои армии на Восток. Вторая мировая война набирала все новые обороты! Как интересно наблюдать за этими событиями с удобной южноамериканской трибуны! Болельщиков предостаточно: симпатии разделились между командами «Юнион Джек», «коричневыми» и «красными». Почти как в футболе, а вернее, на гладиаторской арене.
Именно тогда, в конце июня, на имя Григулевича поступило, возможно, самое главное послание в его жизни, серо-голубой квадратик бумаги с тайнописным посланием Центра: «Вы назначаетесь… Примите меры по налаживанию…»
После получения директивы из Москвы Иосиф спал по три-четыре часа в сутки. В Буэнос-Айресе надо было ударными темпами создать разведывательную сеть и диверсионную группу. Традиционный способ — с затяжными проверками на поручениях различной сложности — не годился. Резидентуру надо было ставить быстро, фактически на пустом месте.
В ИНО НКВД агентурно-контрольное дело по Аргентине — «Пшеничная» — было заведено в сентябре 1939 года[38]. Началась Вторая мировая война, и руководство разведки решило отслеживать в оперативном плане все мало-мальски «важные» страны, в том числе в «южносельском» регионе. Первоначально в дело «Пшеничная» подшивали случайные материалы, «окрошку». Например, собирались сводки ТАСС об Аргентине с грифом «Не подлежат оглашению». В соседстве с ними находилось коллективное обращение к советским властям от крестьян-выходцев из Украины и Белоруссии. По их словам, они «устали от Аргентины» и просили разрешения переселиться на Сахалин или Камчатку: «Все мы — трудоспособные труженики сельского хозяйства, и расходы по переезду возьмем на себя». Трогательно звучало письмо изобретателя Макара Зязина, предложившего безвозмездно передать российскому пролетариату свое «секретное изобретение». «Американцам не продам ни за какие доллары, — писал он, — хотя жена по этому поводу страшно ругается, ей надоело жить в нищете». Нашло свое место в деле и сообщение Ассошиэйтед Пресс о том, что голливудский фильм «Аргентинские ночи» запрещен местными властями в связи с общественными протестами по поводу карикатуризированного изображения национальных обычаев: «Если верить фильму, то Аргентина является невероятно комичной банановой страной».
Извлечь что-то «оперативно полезное» из этих материалов, чтобы поддержать «Артура» на первых порах, было невозможно[39].
Неясность ситуации с Сикейросом (сообщения в газетах были противоречивыми) заставила Иосифа ускорить создание разведывательной «точки» в чилийской столице. Руководителем ее мог быть только один человек — Леопольдо Ареналь. В конце июня 1941 года он воспользовался помощью Марты Брунет и получил чилийскую визу в свой кубинский паспорт[40]. К тому времени Ареналь уже успел познакомиться со всеми сотрудниками консульства, включая «генерального» — Аугусто Мильяна. Вся процедура оформления заняла не более получаса, по десять минут на каждый паспорт — Луиса, Пухоля и его, Леопольдо (новый оперативный псевдоним «Алекс» — для Центра и «Педро» для сети).
Иосиф в те дни лихорадочной активности утратил свою обычную благожелательную улыбку: груз ответственности был невыносимо тяжел. «Алекс» почувствовал это в ходе инструктажа. Ничего лишнего. Все продумано. Все разложено по полочкам. «Артур» вручил другу мандат, подписанный Кодовильей. В нем подтверждались полномочия «подателя сего» на ведение спецработы в Чили. Иосиф дал подробные наставления своему новоиспеченному «заму» по налаживанию аппарата в Чили, призвал с максимальной осторожностью подбирать людей, особенно для использования в диверсионной работе. Ни одного включения в сеть не проводить без его, «Артура», одобрения. Он говорил уверенно, даже с апломбом, словно всю жизнь занимался созданием резидентур в отдаленных регионах мира:
«О твоем приезде в Сантьяго знают. В Байрес приезжал Гало Гонсалес, его партийный псевдоним “Альберто”. Я встречался с ним, посвятил в наши проблемы. Тебе окажут поддержку. Жду твоих сообщений о “Дедушке”. Выясни, не стояли ли за его арестом американцы? Если он действительно выпутался из проблем, следом за тобой в Чили выедут Луис и Пухоль. Отправь их в Чильян, пусть помогают Давиду».
Иосиф обнял товарища:
«Не рискуй без нужды. Мы будем полезны Москве, пока остаемся на свободе…»
О своем решении создать разведывательный пункт в Чили Иосиф сообщил в Нью-Йорк. Резидент «Лука» переслал информацию в Центр без комментариев. «Артуру» виднее, что делать. Ответственность тоже его…
Начиная поиск материалов о деятельности резидента «Артура» в Южной Америке, я часто задавал себе вопрос: а были ли у него предшественники? Или для советской разведки Григулевич был «первооткрывателем» континента?
Предтечи у «Артура» были.
Во-первых, это легендарный «Рустико» — руководитель Южноамериканского бюро Коминтерна в 1930—1934 годах Абрам Яковлевич Хейфец (Август Гуральский). Он не имел прямого отношения к разведке, но сама специфика нелегальной работы предполагала использование изощренных приемов конспирации и тесную кооперацию с органами ВЧК—ГПУ. «Эль Вьехо», «Хуан де Дьос», «Арнольд», «Отто», «Хуберт» — это лишь некоторые псевдонимы, которые помогали ему сбивать со следа полицейских ищеек. Главной задачей «Рустико» на период командировки в страны Южной Америки было идейно-политическое «подравнивание» компартий континента под политические установки Москвы.
38
Получили свои кодовые имена и другие страны в Латинской Америке: Чили — «Прибрежная», Гватемала — «Метисы», Панама — «Бананы», Гондурас — «Лесники», Коста-Рика — «Выходцы» и т. д.
39
С началом Великой Отечественной войны дело «Пшеничная» заметно трансформировалось. Достаточно отметить, что в нем, благодаря усилиям одного из членов Кембриджской пятерки, появились сводки радиообменов между нацистской агентурой в Аргентине и абверовским центром в Гамбурге, перехваченных английской разведкой. Кроме того, в Москве, благодаря другому члену «пятерки», регулярно читали дипломатическую переписку посла Великобритании в Буэнос-Айресе Келли с Форин-офисом.
40
Паспорт Леопольдо Ареналя был сделан на имя Франсиско Хосе Гильена и Фернандеса.