Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 111

Из участников операции «Утка» больше всего не повезло Рамону Меркадеру. «Исполнителю» воли Сталина пришлось отсидеть в «Черном замке» — мексиканской тюрьме Лекумберри — почти двадцать лет! Все эти годы в переписке НКВД — МГБ — КГБ он проходил под именем «Гном».

Надо ли говорить, что обычно спецслужбы делают все возможное и невозможное, чтобы выручить своих людей из беды. Почему же советская разведка не помогла своему агенту выйти досрочно? Почему не организовали побег? Почему через влиятельного адвоката Эдуардо Сенисероса не добились сокращения срока? Что подвело в механизме столь всемогущей организации, как НКВД?

Одна из причин на виду. Через десять месяцев после убийства Троцкого началась Великая Отечественная война. Усилия внешней разведки были сосредоточены на обеспечении стратегической информацией советского руководства и командования Красной Армии. Другие задачи, какими бы важными они ни казались до 22 июня, разом потеряли приоритет. Наверное, и сам «Гном» понимал, что его друзья в НКВД заняты более важными вопросами. Не до него! Хорошо еще, что «Том», покидая страну, оставил «группу поддержки», главной задачей которой было оказание узнику помощи деньгами и качественным питанием, организация защиты от покушений уголовных элементов, нанятых троцкистами. Необходимые средства были оставлены адвокату Сенисеросу и нелегалам «Хуану» и «Гарри».

В таком статичном положении принял дело Меркадера резидент Лев Тарасов (Василевский), прибывший в Мексику под дипломатическим прикрытием в мае 1943 года. Среди поставленных перед ним в Москве задач было вызволение «Гнома». Рамону Меркадеру приходилось сидеть в тюремных казематах Испании в начале 30-х за организацию забастовок. Но мексиканский опыт был тяжелее. Не раз на него нападали уголовники, лезвия ножей сверкали в сантиметрах от горла. Досаждали визитами назойливые журналисты, подстерегавшие момент, когда он расслабится и будет готов «рассказать все». Рамон похудел, ибо страдал от желудочных болей. Ему казалось, что его травят намеренно, чтобы, как собаку, бросить в безымянную могилу на тюремном кладбище. Он тосковал по общению с единомышленниками, но посещения «симпатизантов» вызывали у него беспокойство. Не скрывается ли за дружеской улыбкой враг? Не таится ли за очередным предложением о помощи ловушка троцкистов? В его положении нельзя ошибаться: доверчивость смертельна.

Исчерпывающую информацию о закулисной работе советской разведки по вызволению Меркадера «из плена» получить, наверное, весьма сложно. Но есть свидетельства, по которым можно составить четкую картину событий «вокруг» «Гнома». К Рождеству 1944 года «группа поддержки» наконец-то подготовила побег Рамона. Планировалось перебросить его в Веракрус и после «профилактической отсидки» на конспиративной квартире переправить в Гавану на судне, курсировавшем между этими портами. Кубинский паспорт на «Гнома» был заготовлен и дожидался своего часа в сейфе у резидента.

В это же время, в декабре 1944 года, в Мехико вновь появилась Каридад Меркадер (новый псевдоним «Кира»), Рапорт на ее командировку подписал Лаврентий Берия. Каридад приехала в Мехико в сопровождении кадровой сотрудницы нелегальной разведки Анны Каратаевой («Инее»), которая по легенде прикрытия являлась «дочерью» Каридад. В оперативной переписке женщины проходили под кодовым словом «Дуэт».

Как и следовало ожидать, «Дуэт» распался. «Кира» отказалась от встреч с Каратаевой, с которой не нашла общего языка. Каридад вообще плохо уживалась с женщинами, и постоянное присутствие рядом спутницы «от НКВД» ее раздражало, хотя, по замыслу разработчиков операции, «Инес» должна была выступать в роли связной Каридад с «легальной» резидентурой. Упрямство Каридад не пересилили ни Василевский, ни затем — Григорий Каспаров, сменивший его на посту резидента.

В Мехико Каридад решила действовать самостоятельно. Материнская боль, недовольство «медлительностью» разведки в деле освобождения ее сына подтолкнули ее к неподчинению. Резидентам было тяжело с ней. Каридад постоянно ставила им в пример Эйтингона, его разворотливость и эффективность, с которой тот проводил самые рискованные операции. «Кира» не могла понять, что романтические времена в разведке миновали, а разведчики-импровизаторы безвозвратно ушли в прошлое. Операции жестко контролировались аппаратом Центра, для которого разведчик был «строго подотчетным» исполнителем. Каждый серьезный шаг согласовывался, и за «импровизации» сурово взыскивали.

Вторжение Каридад в операцию (иначе не скажешь) стало катастрофой. Не советуясь ни с кем, пренебрегая конспирацией, не разобравшись в обстановке, Каридад начала действовать почти вслепую. Она решила опереться на людей Эйтингона, многие из которых были «заморожены» после операций мая и августа 1940 года. А ведь Каридад Меркадер слишком хорошо знали в Мехико. В 1936 году она приезжала туда по заданию испанского правительства для закупки оружия. Переговоры велись со многими влиятельными лицами, в том числе с президентом страны Ласаро Карденасом, и привлекли всеобщее внимание, включая прессу и секретные службы. Оказавшись в Мехико вновь, Каридад не могла рассчитывать, что останется незамеченной. Крупное лицо драматической актрисы, строгий взгляд неуступчивых глаз, упрямый лоб, уверенная поступь — ее замечали повсюду. «На меня всегда смотрели, всегда выделяли из толпы, всю жизнь», — призналась она как-то младшему сыну Луису. И Мехико не был исключением. Конечно, «Кира» постаралась изменить свой облик: осветлила волосы, подстриглась, ходила без очков, обновила гардероб, не поскупившись на дорогие одежду и обувь. Но вряд ли это помогло замаскироваться. А отсутствие очков и вовсе сделало ее беспомощной: она перестала замечать за собой наружное наблюдение.



Если личность убийцы Троцкого раньше связывали с Советским Союзом и НКВД по косвенным признакам, по принципу «кому выгодно?», то появление Каридад в Мехико и ее неуклюжие маневры вокруг Лекумберри, неосторожные высказывания и непродуманные контакты неумолимо вели к раскрытию подлинного имени и связей убийцы Троцкого. В Мехико прибывало все больше испанцев, общавшихся с Каридад в Москве, в той или иной степени посвященных в ее прошлую жизнь. Они не забыли орден Ленина на отвороте се жакета и догадывались, за что он получен. Испанская колония в советской столице была как одна большая семья, секреты «просачивались», и слухи о Рамоне распространялись все активнее. Ну а в Мехико никаких ограничений на «разговорчики» не было: Берия был далеко.

Не прошло трех недель после приезда Каридад в Мехико, а последствия уже сказались: посуровел режим содержания Рамона в тюрьме, появились дополнительные надзиратели, больше внимания уделялось его «визитерам». К тому же из Лекумберри сбежали уголовники, что заставило начальство взяться за перетряску персонала. Угроза увольнения повлияла на имевшиеся «договоренности» с рядом охранников и тюремных чинов. Но «Киру» ничто не могло остановить. Она считала, что в 1941 — 1943 годах можно было вполне безболезненно вытащить Рамона из тюрьмы. Никто не стал бы связывать его побег с «рукой Москвы», поскольку посольства СССР в Мехико тогда не было[34].

«Кира» настояла на встрече с руководителем «группы поддержки». В противном случае пригрозила, что самовольно пойдет к Рамону. Это был ультиматум, и поэтому за одну ночь, в нарушение всех правил безопасности, пришлось организовать встречу Каридад с нелегалом Александром Купером, который вел кропотливую работу по подготовке «выписки больного из госпиталя». Именно он стал новым нелегальным уполномоченным НКГБ вместо «Хуана» и «Гарри»[35]. Побег «Гнома» из тюрьмы являлся, по мнению Купера, альтернативой на тот случай, если бы не удалось договориться о полюбовной сделке с мексиканскими властями. Во время личной встречи Купер вроде бы сумел уговорить «Киру» не вмешиваться, добился от нее согласия на немедленный отъезд на Кубу. Но прошло несколько дней, и Каридад показалось, что с ней ведут нечестную игру.

34

Посольство СССР обосновалось в Мехико во второй половине 1943 года.

35

А. Купер начал сотрудничать с советской разведкой в годы гражданской войны в Испании. Родился он в Женеве, в испанской семье с «еврейскими корнями», которая затем перебралась в испанский портовый город Виго.