Страница 25 из 111
Полицейский чин блеснул хитрыми глазками и насмешливо заявил:
“Много вас таких бродит по этим местам. Голову даю на отсечение, что вы, сеньор любитель кайманов, дезертир армии США или, что вероятнее всего, являетесь итальянским шпионом”.
Почему он признал во мне итальянского шпиона, не знаю до сих пор, но выходить из критической ситуации надо было как можно скорее. Подозрения в шпионаже в годы войны благополучно не заканчиваются. Я предложил начальнику отойти в сторону, чтобы обсудить возникшую проблему без свидетелей. Он охотно согласился. Для начала я предложил ему 30 песо отступного. Он отказался. Назвал другую сумму — 40. Заколебался, но не сдался. И только цифра в 50 песо показалась ему приемлемой. Я достал деньги и вручил их полицейскому хефе, стараясь сделать это незаметно. Но он ничего не скрывал ни от подчиненных, ни от контрабандистов. Просмотрел бумажки в свете своего фонаря, не фальшивые ли, потом пожал мне руку и участливо посоветовал: “Постарайтесь, сеньор, не попадаться другим патрулям. Они могут быть куда более строгими, чем я…”
“Строгими, вряд ли, — подумал я тогда. — А вот более жадными, вполне вероятно…”»
Переночевав в Нуэво-Ларедо на квартире знакомых Уго, Григулевич отправился на такси в Монтеррей и оттуда — рейсовым автобусом в Мехико.
Журналисты-международники, рассказывая об отношениях США со странами Латинской Америки, часто применяют словесную формулу — «к югу от Рио-Гранде». Все земли, находящиеся к югу от этой реки, вплоть до мыса Горна, являются Латинской Америкой. Сам Иосиф Григулевич сотни раз использовал это устойчивое выражение в своих статьях, книгах и лекциях. Его читатели и слушатели вряд ли могли представить себе, что для маститого ученого слова «Рио-Гранде» были не только абстрактным географическим и политическим понятием, но вполне конкретной рекой, ставшей частью его биографии. Он был единственным советским латиноамериканистом, который преодолел Рио-Гранде не по мосту и с визой в паспорте, как все нормальные люди, а почти вплавь и в компании контрабандистов.
В феврале 1940 года Григулевич вновь взял бразды управления группой Сикейроса в свои руки. Иосиф не без удовлетворения обнаружил, что Леопольдо не терял времени зря и продолжал ведение слежки за «крепостью». Именно так называла мексиканская пресса новое пристанище Троцкого в Мехико.
Подготовка атаки на «крепость» вошла в заключительную стадию, хотя не прекращался поиск других, менее «хлопотных» вариантов реализации плана «Утка». Так, внимание «Поло» привлекли загородные автомобильные поездки Троцкого за редкими экземплярами кактусов. Троцкий выкапывал эти экзотические растения и высаживал на своей «крепостной клумбе». Страсть Троцкого к кактусам обсуждалась в переписке с нью-йоркской резидентурой. Идея, выдвинутая «Поло», была такой: вручить «Старику» несколько горшков с редкими экземплярами кактусовых. В землю запрятать бомбы, которые при пересадке растений должны взорваться.
Это предложение в Нью-Йорке забраковали. Полной уверенности в том, что кактусы попадут к «адресату», не было. В НКВД к использованию бомб для ликвидации политических противников стали относиться с прохладцей после того, как закамуфлированная в книгу «игрушка», предназначавшаяся для Ивана Солоневича, монархиста и антисоветского элемента, разорвала на куски его жену и личного секретаря, а не «объекта». Произошло это в Софии, и межгосударственного скандала не возникло только потому, что Солоневич был на ножах с местным отделом Российского общевоинского союза: бывшие офицеры подозревали братьев Солоневичей в «работе» на НКВД. Болгарская полиция не исключала, что покушение было организовано членами РОВС.
В «крепости» замечали подозрительную активность за пределами ее высоких стен: автомашины с одними и теми же номерами, назойливые фотографы, землекопы, которые больше «перекуривали», чем занимались своей работой. Потом все это прекратилось. Кто-то из американских телохранителей высказал мнение, что «чекисты ушли, потому что не обнаружили слабых мест в обороне». Но он ошибся. Просто помощники «Фелипе» приобрели опыт. Наблюдение за «крепостью» не прерывалось ни на минуту. Велось оно из двух закрытых позиций. Все передвижения обитателей «крепости» фиксировались в специальном «вахтенном журнале». Связь между различными «подразделениями» аппарата обеспечивалась курьерами.
Кадры для своего аппарата Григулевич набирал из местной комсомольской организации и из испанских эмигрантов. Известно, что Троцкий опасался больше всего именно испанцев. Когда в январе 1939 года в газете «Универсаль» появилось сообщение о прибытии в Мексику большой группы беженцев, Троцкий несколько раз в статьях и интервью предупреждал мексиканские власти о том, что среди прибывших есть «замаскированные агенты НКВД». После поражения в Испании и эвакуации из Франции в Мексике очутилось не менее 25 тысяч республиканцев. Среди них были люди, не утратившие боевитости, готовые взяться за любое рискованное предприятие. Иосиф искал среди них рекрутов в свою организацию. Его можно было видеть в местах, где чаще всего собирались республиканцы: в кафе «Парис», «Тупинамба», «Эль Бетис» и «Папагайо». В сизом табачном дыму Иосифу пришлось выслушать десятки бесконечных дискуссий о том, как поскорее «сбросить» Франко. В Республиканском центре испанцев «Фелипе» старался не «светиться», поскольку всегда существовала угроза наткнуться на «недобитых» членов ПОУМ и анархистов. В Испанском обществе культуры и отдыха, созданном коммунистами-беженцами, у Иосифа были самые прочные связи, народ там подобрался в основном надежный.
Григулевич досконально изучил членов Федерации защиты интересов испанской эмиграции в Мексике (ФОАРЕ). Она была создана в 1939 году и объединила представителей всех испанских эмигрантских организаций, поскольку представляла их перед мексиканским правительством в правовых и юридических вопросах. Как выяснил «Фелипе», без справки ФОАРЕ ни один испанец не мог легализоваться и натурализоваться в Мексике.
Возглавлял федерацию Хосе Монсисидор — человек левых убеждений, авторитетный журналист и к тому же председатель Общества друзей Советского Союза, «хилой», по оценке Иосифа, организации, в которой числилось не более трехсот членов. Конечно, были среди них искренне любящие Советский Союз люди, но водились и внедренные полицией «казачки». Монсисидор без лишних вопросов выдал справки ФОАРЕ «Хуану» и «Гарри», нелегальным сотрудникам, помощникам «Тома» по операции «Утка». Он же, узнав о том, что «Фелипе» разыскивает Витторио Сада («Хоту»), знакомого ему по барселонским событиям, посоветовал: «Не связывайся с этим парнем. Его видели с американцами из посольства. Говорят, что он оказывает им полицейские услуги. Организует слежку, дает характеристики на людей, — потерянный для нас человек…»
Некоторые исследователи считают, что пропагандистские функции по прикрытию операции «Утка» выполнял Висенте Ломбардо Толедано (не зная, разумеется, о конечных планах НКВД). Адвокат, доктор философии, пропагандист марксизма, он верил в то, что Мексика «обречена» на коммунизм, и потому делал все возможное, чтобы ускорить его пришествие. Обладал он и необходимым инструментом для этого — Конфедерацией трудящихся Латинской Америки. Враги иронизировали, называя Толедано «континентальным лидером коммунизма», и мексиканцу это нравилось. Значит, боятся, значит, чувствуют масштабность его личности! В созданном усилиями Толедано Рабочем университете Мексики «впрок» ковались кадры для грядущего континентального прорыва к коммунизму… Для Толедано троцкизм был воплощением предательства в политической жизни.
Тезис о сотрудничестве Троцкого с Гитлером и Муссолини у Толедано не вызывал сомнений. «Сталин — их общий враг, — говорил Толедано. — Сталин — крепкий орешек. Один на один с ним не справиться. Вот и сбились в волчью стаю. Для них этот союз необходим». Поэтому в выступлениях Толедано имена Троцкого, Гитлера и Муссолини часто назывались рядом. Это враги! Антитроцкистская пропаганда, возглавляемая компартией и Толедано, привела к тому, что в Мексике Троцкого стали обвинять даже во всех крупных авариях и катастрофах, которые происходили в стране. Именно на него как «главного саботажника» указала прокоммунистическая пресса после крупной железнодорожной катастрофы между городами Ироло и Ометуско, в которой погибло более 50 человек.