Таинственный венецианец

— Воспаление! — воскликнул Чезаре, мало что понимавший в медицине. — Конечно, вы все знаете, вы единственная, которая настаивала на том, чтобы я был осторожен.

— Я знаю, — покраснела Эмма. — Все в порядке. — Она отвернулась, потом проговорила: — Я очень устала, спокойной ночи, синьор.

Не успел Чезаре задержать ее, как она скользнула в дверь своей спальни, а он, мысленно выругавшись, отправился в свою собственную спальню. Он загасил окурок сигары, снял пиджак, затем расстегнул рубашку. Чезаре по-прежнему должен был соблюдать осторожность, не трясти лишний раз рукой и поэтому, прежде чем снять рубашку, он сел на стул.

Он развязал бинт, которым была перевязана рана, и снял его. Рана заживала, но выглядела неприятно, кожа в том месте, где она срасталась, сморщилась. Но он был благодарен тому, что нож не вонзился в тело несколько левее.

В дверь постучали, Чезаре сердито повернулся, полагая, что сейчас появится Селеста, сжал от злости кулаки и крикнул: — Войдите!

К его удивлению в спальню вошла не Селеста, а Эмма. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней спиной. Лицо ее был бледным и несколько испуганным.

— Что случилось? — спросил Чезаре, повернувшись так, чтобы она не могла видеть его рану.

Эмма молча облизнула пересохшие губы. Она не ожидала, что Чезаре уже начал раздеваться ко сну, и поэтому она увидит его полуобнаженным. У нее слегка подкосились ноги.

— Я… Я думала просить вас посмотреть мое плечо, — пробормотала она. — Вы единственный человек, которого я могу попросить об этом. Я хотела бы быть уверенной в том, что оно заживает. Я… Я сожалею, если я поступила неправильно теперь… Но я очень сожалею, это глупо… Но я очень устала.

Чезаре слегка сощурился, потом сказал: — Хорошо, снимайте вашу блузку.

Эмме очень шла темно-голубая с рисунком блузка и льняная кремовая юбка. Но Чезаре старался не думать об этом, ожидая пока она расстегивала блузку и стаскивала рукав с плеча.

Чезаре подошел к ней со своей разбинтованной раной на руке. Эмма увидела ее и вздрогнула: — О, Чезаре! Какой ужас! — воскликнула она.

— Прошу извинить, если это встревожило вас, — сказал он, разматывая повязку на ее плече с такой осторожностью, чтобы не прикасаться к ее коже.

— Я собирался наложить себе новую повязку, — сообщил граф.

— Ваша рана, вероятно, очень болезненна, — проговорила Эмма и, не думая о том, что она делает, провела пальцами по его руке возле раны, ощупывая сморщенную кожу.

— Ради Бога, Эмма, — пробормотал граф, — не трогайте меня.

Рука Эммы упала так резко, словно ее отвязали, дыхание участилось. Она вдруг поняла, как небезразлично он к ней относится. И это обстоятельство было весьма опасным.

Чезаре развязал последнюю повязку на плече Эммы и повернул ее к свету, чтобы получше разглядеть.

— Все в порядке, — чуть хрипло сказал он. — А теперь уходите.

Эмма поглядела на него измученными глазами. Она понимала, что должна уйти, но не могла двинуться с места.

Прошло несколько томительных минут и он, задыхаясь от стона, притянул ее к себе, прижал к своему мускулистому телу. Его горящие губы нашли ее, и Эмма, скользнув руками по его груди, обняла его за шею.

Он целовал ее длинными нетерпеливыми поцелуями, которые говорили ей, что она нужна ему, и полностью ослабили ее сопротивление.

Несмотря на невыносимую боль в руке, он поднял ее и положил в постель, в которой графы Чезаре спали много столетий с незапамятных времен.

Эмма хорошо сознавала значение происходящего. Но она потонула в мире тепла, любви и ласки.

Глядя на Эмму потемневшими глазами, граф сказал, задыхаясь: — Эмма, что ты делаешь? Ты должна остановить меня.

— Почему? — спросила она простодушно. Ее широко распахнутые глаза были встревожены.

И он не мог сопротивляться, погрузив свое лицо в шелк ее волос. Эмма поняла, что она обманывала себя, когда считала. что не любит Видала Чезаре. Она знала теперь, что обожает его, и это началось с их самой первой встречи. Она понимала, что ведет себя как сумасшедшая, но ничего не могла с собой поделать.

И в этот момент, без всякого предупреждения, распахнулась дверь спальни. На пороге стояла Селеста, глядевшая на них так, словно не верила собственным глазам. Она подняла руки к горлу, словно пыталась сжать его.

— Ах ты, маленькая сучка, — взбешенно закричала она, глядя на Эмму полными ненависти глазами.

Кажется, к Эмме, наконец, вернулось сознание. Она высвободилась из-под Чезаре, соскользнула с кровати, застегнула блузку. Сам Чезаре перевернулся на спину, потом сел.

— А вы, Селеста, — холодно заметил он, — как всегда, на вахте!

— Может быть, ты объяснишь мне, в конце концов, что все это значит? — спросила Селеста ледяным тоном, с трудом контролируя свое поведение.

Граф Чезаре покачал головой, поднялся с кровати, достал халат морского цвета и надел его.

— Ты скажи мне, — сказал Чезаре насмешливым тоном, и Эмма вздрогнула. Она поняла, что он разозлился на нее, что она вела себя как прислуга с хозяином дома, и испугалась. А он хотел послать Селесту упаковывать свои вещи, чтобы остаться с Эммой.

Получилось так, что Эмма выглядела виноватой, и Селеста имела право устроить скандал.

На самом деле он ужасно разозлился на Селесту за то, что она позволила себе войти в его спальню без разрешения.

Сама Эмма была занята размышлениями другого рода. Почему Селеста позволила себе так бесцеремонно войти в комнату к графу, даже не постучалась? Возможно, он ждал ее? Были ли граф и Селеста влюблены друг в друга?

Все эти мысли вызвали у Эммы чувство отвращения, и с приглушенным криком она выбежала из комнаты и натолкнулась на графиню.

— О, синьора! — плача, воскликнула Эмма. — Простите меня.

— Успокойтесь, дитя, успокойтесь, — сказала умиротворяющим тоном графиня. — Видал, объясни мне, что тут происходит. Постоянно стучат двери. Селеста?

Селеста, разъяренная до крайности, была далека от того, чтобы деликатничать.

Казалось, что Чезаре ничуть не тревожила создавшаяся ситуация и его как-то не очень волновали вопли Селесты. А она больше всего на свете боялась быть осмеянной.

— Графиня, — рыдающим голосом заговорила она, доставая носовой платок из кармана. — Я просто потрясена. Я услышала голоса и пошла поискать Эмму. Я не обнаружила ее в спальне. Потом я поняла, что какие-то звуки доносятся из комнаты графа. Губы у Эммы были совершенно пересохшими.

— Я… — Селеста всхлипнула, — я должна сказать вам, графиня, что ваш внук и Эмма… Они слились воедино! — патетически закончила она.

— Это неправда, — сказал Чезаре холодным и жестким голосом. Графиня выглядела ужасно, и граф тяжело вздохнул.

— Бабушка, ты лучше сядь, а то упадешь. Неужели ты можешь стоя выслушивать глупости, которые несет Селеста, или хочешь знать правду?

Графиня посмотрела на смертельно бледную Эмму.

— Конечно, я предпочитаю знать правду, — тихо сказала она. — Но я думаю, что Селеста тоже не станет мне врать.

— Конечно, нет, — начала Селеста, но тут же смолкла, перехватив жесткий взгляд графа.

— Эмма пришла в мою комнату, и я допускаю также, что я потерял голову… Я был немного пьян, а она очаровательная девушка. А я же просто человек, и ты, бабушка, хорошо это знаешь.

— Они были в постели! — ликующе взвизгнула Селеста.

— Да, это правда, — согласился Чезаре. — Но ничего не произошло… Ни-че-го. Вообще.

— И ты действительно думаешь, что твоя бабушка поверит твоим сказкам? — презрительно спросила Селеста. Графиня нахмурилась.

— Я должна признаться, Видал, что вся эта история звучит просто невероятно.

— Невероятно, но не невозможно, — возразил граф. — О, Боже мой, почему я должен говорить об этом? Меня, по правде говоря, не особенно беспокоит то, чему ты поверишь. — Чезаре! — сердито крикнула графиня.

— Хватит. Уходите… Все уходите. Мы обсудим эту проблему завтра.

Он решительно вытолкал за дверь Селесту, закрыл дверь, и все услышали, как в замке повернулся ключ.