Шпион вышел вон

Мы видим чуть поодаль узкую – практически неразличимую – ниточку городской речушки, поросшей камышами. Видим фигурки двух мужчин, – очень маленькие, – которые возятся возле третьего мужчины, почему-то голого и с дипломатом в руке. Поодаль стоит, выжидающе глядя, бездомная собака.

Камера теряет реку из виду, мы видим мост, несущиеся по нему автомобили, старика, который, несмотря на костыли, довольно ловко справляется с трафиком, и перебегает таки на другую сторону – правда, перед ним резко тормозит машина с нарисованным на всю крышу орденом Победы.

Камера плавно уходит от моста, дороги, автомобилей, показывает нам другую сторону дороги и выше от моста – мы видим церковь на холме, она в сине-белых цветах, купола золотые, но это потускневшая позолота, которая не очень блестит, несмотря на то, что этот эпизод отснят солнечным днем. Мы слышим колокольный звон. Кроме него, мы слышим голос.

Киристись, киристись давай, гарила ебаный! – говорит он с сильным армянским акцентом (в дальнейшем он так и звучит, а транскрипция, для удобства читателя, будет грамотной – В. Л.).

Давай билядь крестись, – говорит он (но «билядь» для колорита оставим).

Крестись, ебаный твой рот, – говорит он.

Ты что хуй, как не родной, – говорит он.

А ну давай, гандон, – говорит он.

Слева направо, справа налево, – говорит он.

Туды сюды обратно, и как мине приятно, – говорит он.

Ха-ха, – говорит он.

Да крестись, горилла! – говорит он.

Ебаный твой рот, с автамат бегать научился за двадцыть лет, – говорит он.

И кириститься ебаный твой рот научишься! – говорит он.

Звук удара, повизгивание, жалобный скулеж.

Мы слышим, что колокола звонят все громче. Снова общий план дороги. Автомобили останавливаются, из них выходят люди, с Просветленными лицами становятся лицом в сторону церкви, крестятся… Видно остановившийся троллейбус, из него выходят пассажиры – как бывает, когда штанга навернулась и надо пересесть в другой троллейбус, – и тоже крестятся, многие кланяются. Откланявшись и открестившись, садятся в троллейбус, тот едет, за ним – многие автомобилисты… Когда останавливается очередная машина, шоферу которой охота перекреститься, все терпеливо ждут, ни одного звукового сигнала (эту сцену снимать не нужно, возьмите любой документальный кадр городской хроники Кишинева последнее время – прим. сценариста). Камера разворачивается, и мы видим, что в нескольких стах метров от моста через реку – купол огромного (по меркам Кишинева, конечно) здания.

Оно напоминает яйцо, забытое после пасхи где-то в углу кухни: поставленное на тупой конец, и слегка завалившееся набок.

Сходство с яйцом усиливают паутины трещин, разбегающиеся по всему зданию.

Мы видим в самом его низу провалы без окон. Камера приближается к зданию, мы видим, что его когда-то украшала лепнина, которая местами отвалилась, видим разобранную перед зданием мостовую, местами просто асфальт, местами плитка, местами – земля… Надпись выцветшими буквами на фасаде здания.

«ЦИРК КИШИНЕВА ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС!!!»

Буквы «в» в слове «Кишинев» нет, но мы видим, что, несмотря на разруху, здание находится в руках рачительного хозяина, который подобрал эту самую букву «в» и водрузил ее на место. Правда, не на то. Поэтому на самом деле надпись выглядит так:

«ЦИРК КИШИНЕА ПРИВЕТСТВУЕТ В ВАС!!!»

Камера показывает овраг рядом. Над ним – на колонне – гигантский футбольный мяч. На нем на румынском языке написано:

«На этом месте будет построен в 2019 году олимпийский стадион»

Надпись выполнена по кругу, – мяч же круглый! – и ее невозможно прочитать.

Камера разворачивается и плавно опускается от мяча к заколоченным дверям здания цирка, в трещинах на асфальте поросла трава, мы видим стайку кур, забежавших сюда из частного сектора, расположенного по соседству. Они клюют по зернышку, кудахчут. Крупно – безумный, мечущийся глаз курицы. Шум, гомон. Отъезд камеры. Мы видим, что курица – в руках невысокого, щетинистого мужчины в, почему-то, гимнастерке и галифе. У него большой нос, он похож на актера из кинофильма «Мимино» (как там его самая знаменитая реплика, которую Повторял Весь Союз… «я твой мама ибаль, да?!», ну или что-то в этом роде – прим. Сценариста).У него седые волосы на голове (ну, откуда мы знаем, что там внизу – прим. Сценариста), и добрый взгляд дядюшки-сказочника из мультипликационного фильма «Ереван-студия фильм».

Ай, еб твою мать, – говорит он, обращаясь к кому-то за собой.

Помню, снимали мультфильм на «Ереван-студия фильм», – говорит он.

Сколько этих курей-шмурей озвучивал, – говорит он.

Тетушка Мино, иди к дядюшке Дидо, – говорит он голосом Сказочной Курицы.

Принеси ему водицы, напиться, – говорит он все тем же голосом.

Пять рублей в сутки, плюс обед и профсоюзные, – говорит он.

Потом – путь нормального биля интеллигента, – говорит он.

Дороги, БАМ, билядь, дожди, – говорит он.

Труд в сфере культуры, Кишинев-фильм, – говорит он.

А там и Цирк, – говорит он.

И вот, полюбуйся, Эрнестик, – говорит он.

Что билядь за хуйня с нами случилась, – говорит он.

Все время, что мужчина говорит, время от времени поворачивая лицо к нам в профиль (как бывает, когда обращаются к собеседнику за спиной – В. Л.), он проворно сворачивает курице голову, вертит ее, с усилием отрывает. Идет за цирк, оглядываясь, с таким видом, как будто это Не Его курица. Завернув за одну из колонн, – которые опоясывают брошенное здание, словно лишай, – быстро садится на корточки и начинает с бешеной скоростью ощипывать несчастную птицу. Мы буквально видим взрыв перьев и пуха на месту мужчины. Их кружит ветер… Одна пушинка улетает, медленно кружась, чтобы осесть где-нибудь в США, попасть в кадр камеры «Ворнер бразерс» и стать началом отличной американской мелодрамы про любовь.

Камера, проводив взглядом пушинку, возвращаемся.

Перья поулеглись, мы снова видим мужчину, который, сидя на корточках, заканчивает ощипывать птицу. Все время, что мужчина ловил ее, отрывал голову и шел за угол, мы видели лишь какую-то тень… что-то, очень быстро перемещающееся, неразличимое. То, к чему обращался мужчина. И вот, он, обернувшись, глядит перед собой – прямо в камеру, – и говорит:

Эрнест, билядь, – говорит он.

Ты жрать будешь или нет? – говорит он.

Что за хуйня? – говорит он.

Кто не работает, тот хуй ест, – говорит он.

Разворот камеры. Мы видим перед мужчиной небольшого, очень задумчивого, и довольно тощего шимпанзе. Видимо, все дело в тренде, заданном владельцем обезьяны, но мы, почему-то, находим некоторое сходство шимпанзе с молодым кавказским интеллектуалом, изрядно отощавшим в горах. А может быть, все дело в бурке и горском кинжале, которые прикреплены к поясу – золотому, – шимпанзе. Глядя на нас, обезьяна задумчиво сует палец в ухо, прислушавшись к чему-то, трясет очень сильно пальцем, потом вынимает его, тщательно рассматривает…

В общем, выглядит, как типичный водитель междугородного рейса в Молдавии.

Хоть бы ты, сука, водить машину умел, – говорит мужчина.

Устроили бы представление, срубили бы бабок, – говорит.