Страница 5 из 17
Без сомнения, это чувство патриотизма — это слияние в едином порыве с чьим-то индивидуальным усилием и достижением — сводило зрителей с ума от радости. На стадионе, на велодроме, в центре водных видов спорта голосовая поддержка была как ударная волна, как звук истребителя, преодолевающего звуковой барьер, и эта поддержка словно несла британских спортсменов быстрее всех. В Итон-Дорни, на соревнованиях по гребле, рев бушующей толпы звучал как трубный глас.
Все это вовлекало зрителя в борьбу, и зачастую он вместе со спортсменом плакал от радости победы или горечи поражения. Порой даже комментаторы ВВС не могли унять дрожь в голосе, а иногда публика просто рыдала. Кто сказал, что британцы не эмоциональные люди? Это был невиданный аттракцион рыданий.
Вскоре стало очевидным, что такое эмоциональное отношение распространяется не только на британских атлетов, а на всех участников. Бурные аплодисменты приветствовали любое проявление спортивного характера, любое преодоление неудач. Мы подбадривали спортсменов из Франции, из Австралии, даже Мит Ромни был прощен (после нескольких его неосторожных замечаний о степени готовности Лондона), когда стало известно, что его жена была совладелицей одной из лошадей в соревнованиях по выездке. Какая-то эйфория охватила население, как будто нас опрыскали эндорфинами или добавили серотонин в водопроводную воду. Она распространялась со спортивных объектов на миллионы телезрителей. В городах и поселках по всей стране традиционно красные колоннообразные почтовые ящики красили золотой краской в честь спортсменов-победителей, и после четырех лет спада в экономике, и ровно через год после захлестнувших Лондон и другие британские города беспорядков какое-то необъяснимое ощущение мира и благополучия, казалось, снизошло на весь народ или, по крайней мере, тех многих, кто подхватил этот вирус. Социологи и антропологи смогут объяснить это явление, но мне оно показалось эпидемией благожелательных настроений, в чем-то схожей с сентиментальной печалью, охватившей нас после смерти Дианы, принцессы Уэльской, только на этот раз чувства были позитивными.
Люди стали заговаривать с незнакомцами в метро, и никто не считал их сумасшедшими. Одна женщина обратилась к работнику мэрии, не зная, кто он, и сказала: «Я хочу знать, кому я могу написать, чтобы поблагодарить за все». Короче говоря, стало ясно, что мы сумели сорвать банк, какого никто и не ожидал.
Там, где могли быть провалы, — провалов не случилось. Все транспортные системы работали отлично. Прокатными велосипедами пользовалось больше людей, чем когда-либо ранее. Канатная дорога перевезла больше миллиона человек на смотровую площадку — обозревать виды олимпийских объектов, — включая Арнольда Шварценеггера, который назвал вид на Кеннинг-Таун «прекрасным». Метро перевозило рекордное количество людей — около 4,5 миллиона в день, работая почти как часы. Юбилейная линия работала так хорошо, что члены олимпийских делегаций отказались от претензий на так называемые «спецполосы для шишек» и пользовались общественным транспортом вместе со всеми.
Спортсмены демонстрировали медали остальным пассажирам. Команду Руанды видели на автобусной остановке. Когда Дэвид Кэмерон спустился в метро, кто-то из пассажиров поблагодарил его (совершенно заслуженно) за то, что оно стало быстрее. Президент МОК Жак Рогге проехал на Доклендском легком метро и назвал его великолепным. Лондонский транспорт доставлял каждого спортсмена, политика, официального представителя и журналиста к его месту назначения вовремя. Более или менее.
Напугав нас вначале, охранники G4S стали массово возвращаться на рабочие места. Операциями по безопасности руководили тысячи военных, и все они, включая полицию, сработали так эффективно, что я не слыхал ни об одной серьезной задержке или опоздании на объект.
Что же до погоды, она сделала кульбит и в течение более двух недель была только хорошей и прекрасной, иногда, может быть, немного облачной, но вполне подходящей для пикника. Оказалось, что туристы не полностью бежали из Лондона, и те, кто приехал, потратили больше, чем в предыдущие годы. Преступность упала еще на 5 %.
А то, что должно было пройти хорошо, прошло просто замечательно. Этому очень способствовало то, что спортсмены команды Британии были такими милыми и уравновешенными. Многие комментаторы подчеркивали контраст между скромностью и преданностью своему делу этих относительно неизвестных широкой публике людей, с одной стороны, и поведением профессиональных футболистов — с другой. Очень помогло и то, что спортивные результаты — не только в британском исполнении — были превосходными. Взять известного Усэйна Болта. Он не просто пробежал в Лондоне стометровку со вторым лучшим результатом в истории. Он пробежал быстрее, чем он это сделал в Пекине. Затем он выиграл также забег на 200 м и стал, возможно, величайшим спортсменом в истории. Затем он и его коллеги из команды Ямайки обновили мировой рекорд в забеге 4×100 м. Он полностью заслужил право расслабиться или что там было вечером с теми шведскими волейболистками. Лондон дал 27 мировых рекордов в разных видах, от тяжелой атлетики до велоспорта, от женского забега 4×100 м до выдающегося рекорда, который установил Дэвид Рудиша в забеге на 800 м за 1 минуту 40 секунд. И это очень важно. Эта Олимпиада стала не только большим событием для Британии. Она стала выдающимся событием для мира, моментом, когда человечество коллективно раздвинуло границы.
Но спорт больших достижений — это удел очень немногих. Всего лишь крохотная часть одного процента лучших обладает талантом и усердием, чтобы стать олимпийцами, а тем более медалистами. Этика Игр проста, как у Гомера: все или ничего, это соревнование, которое заканчивается славой успеха или горечью поражения. Поэтому для многих истинный дух Игр в Лондоне демонстрировали не только спортсмены, но и волонтеры — 70 000 «геймсмейкеров» Комитета по организации Игр и 8000 «амбассадоров» команды Лондона.
Они должны были продемонстрировать, что участвовать может каждый, что Игры-2012 принадлежат всем нам. Они демократизировали Игры. В них была напористость вожатых детского летнего лагеря, они постепенно обрели ореол героев в умах и душах людей, и для многих из них, как они сами часто говорили, это было самым восхитительным событием в жизни (как и для многих из нас). Да, временно они сложили в шкаф розовую и красную униформу, но многие из них сохранят надежду на то, что это повторится.
К окончанию Паралимпиады уже казалось, ничто не может пойти не так или, скорее, люди не обратят внимания, что бы ни случилось. После церемонии открытия Паралимпийских игр мы отправились обратно на скоростном поезде Javelin. Это было ошибкой, так как количество поездов уменьшили и нам пришлось ждать два с половиной часа в многотысячной толпе. В другое время, я думаю, меня бы линчевали. Но нет, настроение было настолько доброжелательным, что, к моему удивлению, я услышал слова благодарности.
Как-то раз, ближе к окончанию Паралимпийских игр, я шел через Олимпийский парк и подумал о том, что он теперь даже больше заполнен, чем во время Олимпиады. Солнце освещало толпы счастливых людей намостах. Семьи играли на лужайках, полных цветов. Ожившее представление древних о райских кущах. И я подумал: взгляните на это, а потом говорите о том, на что были потрачены деньги.
К окончанию Игр мы значительно улучшили лондонский транспорт, построили тысячи новых домов, открыли самый большой парк Британии за 150 лет и значительно продвинулись в восстановлении крупных участков Восточного Лондона. Мы распространили положительный образ Британии по всему миру и подарили людям чувство общности и любви к ближнему. Зачем еще существует политика? А если учесть, что 9,3 миллиарда фунтов были потрачены в течение почти десяти лет, то можно назвать это лучшей инвестицией, когда-либо сделанной любым правительством.
Мы узнали много всего о Лондоне и Британии, много того, что мы почти забыли. После неудач с Куполом Тысячелетия в 2000 году мы обнаружили, что можем-таки делать большие дела, осуществлять крупные и сложные проекты, — а принимать Олимпиаду это для любой страны крупнейшее, требующее всестороннего обеспечения свершение. Кроме войны, конечно. Это стало уроком для всех циников, которые сомневаются в наших способностях воплотить новые инфраструктурные проекты, так нужные для страны (например, новый аэропорт-хаб или новое поколение атомных электростанций).