Страница 15 из 70
Это бессилие вызывало у Кутепова презрение. Что же это за офицеры?
Через час-другой он столкнется с новым для него офицером, с красным бантом на груди, и, не задумываясь, скомандует открыть по нему огонь.
А пока — звон стекол, огонь и дым над зданием Окружного суда, отдельные выстрелы и даже пулеметная стрельба — в направлении кутеповского отряда. О, значит, заметили! По Литейному посвистывали пули.
Дело приняло серьезный оборот, не мог Кутепов бросить этих потерявшихся офицеров и выламывающихся из армейского порядка солдат. Здесь ему и действовать. Он послал подпоручика Скосырского передать по телефону в Градоначальство об этом.
И начал действовать — распределил силы своих рот, отдал приказание перекрыть улицы, а в случае действия толпы против — немедленно открывать огонь.
Тем временем множество солдат-литовцев собралось на Литейном с винтовками. Они стояли кучками на тротуаре, отдельно же от них — офицеры Литовского запасного батальона, не вмешивались. Кутепов послал своего унтер-офицера подозвать тех солдат. Те четко подошли, вид у них был надежный, и один из них заявил, что сейчас в казармах такая суматоха, не знаешь, что и делать. Кутепов распорядился открыть два двора на Литейном и собирать там, приводить в порядок всех этих солдат, не отдавать их бунту.
Управившись с ними, он подошел к пулемету возле Артиллерийского переулка, направленного на Баскову улицу. Пулемет не был готов, в кожухах не было ни воды, ни глицерина. Понял Кутепов, что нет надежды на пулеметчиков, да не время сейчас разбираться.
Привлекла его внимание мирная и спокойная толпа солдат, заполнившая Баскову улицу. Доложили, что оттуда пришел унтер-офицер и просит прийти кого-нибудь из господ офицеров. Оказывается, они хотели бы построиться и вернуться в казармы, но боятся, что их потом будут судить и расстреляют.
Кутепов немедленно направился к офицерам-литовцам, предложил полковнику привести сюда тех солдат. Но тот наотрез отказался, до того потерял самообладание.
Кутепов не стал с ним церемониться, сказал:
— Удивляюсь, что вы боитесь своих солдат. Вы должны исполнить ваш последний долг перед ними. Если боитесь пойти, пойду я.
Он и пошел. Никакого страха у него не было. Он помнил и свой первый поход с солдатами еще мальчиком, и то, что никогда не отделялся от них, и то, что по воскресениям ходил с ними в музеи. А сейчас их надо было взять и отвести от пропасти.
Он подошел к ним и громко сказал:
— Всякий, кто построится, и кого я приведу, расстрелян не будет.
Его тотчас подхватили на руки! И просили: еще скажите, громче, чтоб все услыхали.
С высоты он увидел всю улицу, массу солдат и несколько штатских и еще писарей Главного Штаба. Снова громко объявил:
— Те лица, которые сейчас толкают вас на преступление перед государем и Родиной, делают это на пользу нашим врагам-немцам, с которыми мы воюем. Не будьте мерзавцами и предателями, а останьтесь честными русскими солдатами.
В ответ:
— Мы боимся — нас расстреляют. И еще:
— Не верьте, товарищи! Он врет, вас расстреляют!
Кутепов снова заговорил:
— Приказываю построиться! Я полковник Лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов, только что с фронта. Если я вас приведу, никто из вас расстрелян не будет.
И приказал опустить его на землю.
Сейчас же унтер-офицеры, подхватывая его командирскую твердость, закричали: литовцы, Волынцы такой-то роты строиться сюда! Толпа задвигалась, началась невидимая глазу борьба внутри ее. Раздавались команды: "Строиться по казармам!" и одновременно: "Бей его! Вас расстреляют!"
Окончилось через несколько минут. Толпа разделилась, часть кинулась бежать по направлению к Преображенскому собору, часть — в казармы. Вряд ли это был полный успех, но все же что-то налаживалось.
Дальше Кутепов распорядился занять одной полуротой Кирочную улицу, усилить караул Казначейства, очистить прилегающие улицы. По отряду продолжали постреливать. Он скомандовал открывать огонь по всякой толпе.
Да, это был фронтовой полковник, сомнений не было ни у кого.
Вскоре кексгольмцы огнем разогнали толпу, которая разбивала окна и лезла в казармы Жандармского дивизиона. Со стороны Литейного орудийного завода и с колокольни Сергиевского всей артиллерии собора открыли ответный огонь по кексгольмцам, несколько человек было ранено и четверо из них тяжело.
Русские стреляли по русским, так получалось. И некогда было размышлять, отчего?
Раненых разместили в доме графа Мусина-Пушкина, в управлении Красного Креста Северного фронта. Поступили и новые раненые.
Со стороны Марсова поля двигалась толпа к Литейному. Ее встретили залпами.
На Сергиевской улице собралось несколько автомобилей с вооруженными людьми внутри и на подножках. Войска приготовились отбивать их атаку. Автомобили вылетели из-за угла на Литейный. Мелькали красные обрывки в виде флагов. Сходу пошла беспорядочная стрельба. Кексгольмцы ответили четкими залпами, сбивая нападавших на мостовую и дробя ветровые стекла перед шоферами. Автомобили заелозили, завиляли и встали. Уцелевшие кинулись бежать… Нет, один автомобиль еще едет, с него падают люди, он вдруг разворачивается на полном ходу — и назад.
Кутепов посмотрел на поле боя, распорядился унести убитых в каретный сарай во дворе поблизости. Тут же ему доложили, что от них сильно разит спиртом. Где-то, выходит, молодцев подогрели!
Ну Бог им судья, а пока Кутепов держался и даже расширял свой район.
Тут к нему подбежал бледный штабс-капитан Розенбах, с оторванным погоном, без шашки. Только что он со своей ротой вышел на угол Пантелеймоновской и Моховой, солдаты смешались с толпой, и толпа накинулась на него, он еле вырвался.
Вид побитого был жалок.
Кутепов немедленно двинул на Пантелеймоновскую.
Подошли две роты, семеновцев (с двумя прапорщиками Соловьевым и Эссеном-четвертым) и егерей.
Доложили: убит прапорщик Кисловский.
С семеновцами Кутепов вышел на Пантелеймоновскую и толпа сразу рассосалась.
"Литейный проспект уже привык к высокой фигуре полковника, не взятого ни одной пулей", — пишет Солженицын об этих минутах кутеповской защиты Петрова града. Конечно, здесь дело не в ошибке с определением роста коренастого Кутепова, а в том, что он был в эти часы высокой, даже, может быть, самой высокой фигурой в столице.
Именно тогда полковник услышал со стороны кексгольмцев странные крики: "Не стреляй!", поспешил на них и увидел идущего от Артиллерийских казарм по Литейному какого-то офицера. Тот делал солдатам знаки: не стрелять. На груди у него был большой красный бант.
— Огонь! — скомандовал Кутепов.
Раздались выстрелы. Офицер кинулся бежать, пробежал несколько шагов, упал. Все.
Кутепова здесь позвали, сообщили, что можно переговорить с градоначальством.
Он пошел в дом Мусина-Пушкина.
Смеркалось. Отовсюду доносился гул огромной толпы, все прилегающие улицы были заполнены враждебной массой. Что по сравнению с ней был кутеповский отряд?
Кутепов разговаривал по телефону с барышней с центральной станции и смотрел в окно. Барышня говорила, что градоначальство с полудня не отвечает.
Куда же исчез Хабалов? Почему не послал никого из офицеров для ознакомления с обстановкой? — Потом выяснилось: Хабалов со штабом перешел в Адмиралтейство и забыл предупредить Кутепова да и центральную станцию тоже.
В окно полковнику было видно, что в дом бегут солдаты, все больше и больше, вот понесли двух офицеров с безжизненно повисшими головами. При свете фонаря трудно было разобрать — кого именно.
Кутепов быстро вышел на улицу. Сердце его сжалось — из всех переулков на Литейный перла толпа, била фонари, кричала, материлась, а в ней, как маленькие островки, стояли солдаты его отряда, стояли да их быстро размывало, растаскивало. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Отвоевался полковник.
Среди криков он разобрал и свою фамилию. Грозили и страшно ругались.