Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 77



«Я или погибну, или их уничтожу!»

Вернувшись домой, Чингисхан не смог, как хотелось бы, отдохнуть и одного года. Неспокойно было в Китае, но более, чем сопротивление «Золотого царя», Чингисхана выводило из себя предательство тангутов. Напомним, тангуты, народ тибетских корней, отчасти синизировавшийся (он даже создал собственный алфавит на основе китайской письменности), два столетия являлся владетелем китайской провинции Ганьсу, а также Ордосской и Алашаньской степей. В 1209 году Чингисхан после нескольких экспедиций принудил их царя признать себя вассалом монголов, что обязывало его в случае войны поставлять сюзерену определенный контингент войск. В 1219 году Завоеватель готовился к войне с хорезмшахом и потребовал от тангутского правителя установленного количества воинов.

— Ты обещал быть моею правою рукой. Так будь же ею теперь, когда я выступаю в поход на хорезмийский народ, который порвал мои золотые бразды.

Однако тангутский царек, похоже, находился под влиянием своего могущественного министра, презиравшего монголов. Именно этот сановник, по имени Аша-Гамбу, опередив своего господина, ответил на просьбу Завоевателя следующей дерзкой речью:

— Не имеешь сил, так незачем и ханом быть!

Эта наглость показалась Чингисхану слишком оскорбительной, а «нескромных слов» он не прощал никому. Однако поход на Хорезм был уже объявлен, так что, не нарушив порядка вещей, не было возможности осуществить карательную экспедицию против тангутов, и Есугаев сын ее до поры отложил:

— Пусть сбудется это тогда, когда с помощью Вечного Неба я ворочусь, крепко держа золотые бразды!

И вот он вернулся, перевернув вверх дном все хорезмийское царство! Час мести настал.

Весной 1226 года Чингисхан двинулся на тангутов. Угэдэй и Толуй отправились в поход вместе с ним. Как и в войне с хорезмшахом, Завоеватель взял с собой Хулан и для компании ей — татарку-фаворитку Есуй.

Начало экспедиции ничего хорошего не обещало. Монголы перешли пустынную Алашань. Ее вид оживляла только узкая полоска оазисов и пастбищ, над которыми на востоке возвышалась горная цепь высотой до трех тысяч метров, на чьих лесистых склонах можно было встретить куланов и мускусных оленей. По привычке и вопреки предостережениям китайского даоса Завоеватель целиком отдался охотничьей страсти. Во время очередной облавы загонщики подняли табун куланов, но в этот самый момент коричнево-серый конь Чингиса встал вдруг на дыбы и сбросил седока наземь.

Когда хана подняли, он пожаловался на сильные боли внутри. Разбили лагерь. Случилось это в Цоорхате. Утром Есуй-хатун позвала царевичей и нойонов и объявила:

— У государя ночью был сильный жар. Надо обсудить положение.

Генерал Толун-черби предложил перенести поход на другое время.

— Тангуты, — сказал он, — люди оседлые, живут в глинобитных городищах. Ужели они могут куда уйти, взвалив на спины свои глиняные дома?.. Поэтому нам следовало бы отступить, а по излечении государя снова выступить в поход.

Полководец имел в виду то, что, возвратившись в Монголию, Чингисхан поправил бы здоровье и потом снова отправился бы в поход. Но Завоеватель был категорически против:

— Тангуты чего доброго решат, что мы ушли из трусости. Поэтому мы, возможно, и отступим, но не ранее, чем пошлем к тангутам посла и здечь же, в урочище Цоорхат, дождемся от них ответа.

Так и поступили. Тангутскому царю был направлен настоящий ультиматум: «Некогда ты, Бурхан, обещал быть со своими тангутами моею правою рукой, вследствие чего я и звал тебя в поход на хорезмийцев, нарушивших условия мирного договора. Но ты не только не сдержал слова и не дал войска, но и ответил мне дерзкими словами. Занятый другими мыслями, я решил посчитаться с тобою потом. Ныне, завершив Хорезмийский поход, я возвратился и иду к тебе, Бурхан, потребовать отчет».



Получив ужасное известие, тангут забеспокоился:

— Оскорбительных слов я не говорил!

Ответственность за давний вызов взял на себя Аша-Гамбу:

— Это я произнес оскорбительные слова! А теперь, если вы, монголы, как любители сражений, хотите сражаться, то есть у меня для этого Алашайское ущелье, есть и решетчатые юрты, есть и вьючные верблюды! Если вам нужны золото и серебро да ткани с товарами, то идите в Нинся и в Силян.

Получив этот провокационный ответ, Чингисхан, невзирая на травму, вызванную падением с лошади, постановил довести Тангутскую кампанию до логического завершения:

— Довольно! — воскликнул он. — Как можно думать об отступлении, слыша такие оскорбительные речи? Меня и мертвого стали бы преследовать эти надменные слова. За них и идем!

И, связывая себя клятвой, Есугаев сын призвал в свидетели принятого решения Вечного Тенгри, верховного Бога монголов:

— Да будет воля Вечного Неба!

В марте 1226 года Чингисова армия нанесла удар по Тангутскому царству, действуя через Эдзин-гол, речку, стекающую с Наньшаньских гор строго на север и теряющуюся вместе с окаймляющей ее узкой полосой растительности (ива, тамариск и тограх) в песках и камнях Гоби. Монголам удалось взять город Эдзина, который, стоя у северного края Гоби, защищал подходы к долине. Как отмечает Марко Поло, эта страна славилась своими верблюдами, высоко ценившимися гобийскими караванщиками, а также кречетами, обладавшими исключительными ловческими способностями.

Поднявшись по долине, монголы оказались в «Ганьсунском коридоре», представлявшем собой полосу лёссовых почв, оплодотворяемых реками, стекающими с гор с юго-запада на северо-восток, между Наньшанем (по его северному краю) и Гоби. Цепь оазисов, из которых крупнейшими являются Ганьчжоу и Сучжоу, тянется вдоль стены ив и тополей, среди садов, лугов, пшеничных и просеянных полей, что делает их местом вожделенного отдыха прибывающих из пустыни караванов. Не случайно во все времена Ганьчжоу и Сучжоу славились как «порты» Шелкового пути. По свидетельству Марко Поло, благодаря торговле там сформировалась несторианская община, благоденствовавшая среди буддийского большинства. Побывавший в тех местах через 40 лет названный путешественник видел в Ганьчжоу великолепные буддийские изваяния, установленные в монастырях, чья высокодуховная атмосфера произвела на него сильное впечатление. Отметил он и наличие трех христианских церквей.

Летом 1226 года монголы заняли эти два населенных пункта, после чего Темучжин, утомленный установившейся жарой, удалился в ближние горы, покрытые вечными снегами.

Осенью монголы, держа направление на восток, овладели округом Линчжоу и вышли к Хуанхэ в окрестностях Йинли, в ста километрах от Нинся, вражеской столицы.

Грабежи, которыми оккупанты отметили свое пребывание в этой стране караванных оазисов, как всегда, были ужасными. «Пытаясь спастись от монгольских сабель, жители прятались в горах — на западе это были Рихтгофеновы горы, а на востоке Алашань и Лошань — или в пещерах. Едва ли таким образом спаслось более двух человек из сотни. Поля были сплошь усеяны человеческими костями».

Монгольский бард уточняет, что явившегося на вызов Аша-Гамбу Чингисхан разбил и принудил бежать в Алашаньские горы. «Он отобрал у него юрты, его верблюдов с товарами, весь его народ и все это разметал, как пепел. Тангутов, способных носить оружие, и прежде всего их знать, он истребил». На этот провинившийся перед ним народ он выпустил своих кровожадных воинов с одним-единственным приказом: «Поступайте со всеми попавшими к вам в руки тангутами как вам заблагорассудится!»

Монгольские военачальники толкали Чингисхана именно по этому пути: дети степей и лесов, видевшие смысл только в охоте и пастьбе, они не понимали, чему могли послужить эти землеробы, которых только что привели к покорности, и эти нивы, которые они только что присоединили к своим владениям. Для монголов было проще уничтожить бесполезных, по их понятию, людей, не умевших ни присмотреть за стадом, ни кочевать за ним следом; а также сжечь урожай и уничтожить города, превратив их в опустыненную землю, в выпас для скота и лошадей. «Высшие чиновники доказывали государю, что его китайские подданные не имели никакой ценности и что было бы выгоднее их перебить всех до последнего, чтобы хотя бы извлечь пользу из освободившейся земли, сделав из нее пастбище».