Волнение (ЛП)

Что теперь, она пойдёт за дробовиком?

Сирена разносила по округе свой оглушительный вой.

Схватив рукоятку ножа, Мелани вытащила его из груди Харрисона.

Боди напрягся в ожидании.

Мелани медленно воткнула лезвие Харрисону в горло. Затем, схватившись за рукоятку обеими руками, подняла, и опустила вновь. Её темные растрепавшиеся волосы болтались перед лицом, пока она сидя на жертве, раскачивалась, вкладывая в каждый очередной удар свой вес.

— Что-то не так? — спросила Пен.

— Нет. — Боди погладил её по голове. — Всё в порядке.

Глава двадцать четвертая

— Ничего смешного, — сказала Пен. Она была в постели, абсолютно голая, за исключением белых шорт, повязки под левой грудью и гипсом на руке. Петля для загипсованной руки лежала рядом на простыне. — В конце концов, я инвалид.

— Ты не выглядишь инвалидом. — Боди обхватил её грудь и слегка потёр соски. Пен извивалась.

— Может, пощупаешь меня позже, — сказала она. — Это серьёзное дело.

— Конечно.

Боди убрал руки. Пен подняла голову с подушки, и, прижимая грудь здоровой рукой, принялась наблюдать за тем, что он будет делать. — Только нежнее, — предупредила она, улыбнувшись.

Боди ногтем подцепил край пластыря. — Трудно сконцентрироваться, — пробормотал он, — глядя на такую красоту.

— Да. Несомненно.

Он медленно потянул ленту, глядя, как пластырь поднимает кожу и снимает с неё клей.

— Ооуоо!

— Может сразу, одним резким рывком.

— Не вздумай.

— Этот пластырь нужно менять чаще, чем тот на спине. Такие живописные окрестности. Пластырь оторвался, обнажив четыре дюйма рваной раны, стянутой стежками.

— Фу, — сказала Пен.

— Хорошо идёт.

— Тебе легко говорить. Я похожа на невесту Франкенштейна.

— Ты выглядишь потрясающе. Рана придаёт тебе характер.

— Конечно, конечно.

Боди развернул немного ваты и марли, повторно обработал края раны и снова наложил пластырь.

— Отличная работа. — Она отпустила грудь и положила голову на подушку.

Её пальцы оставили слабые красные отпечатки на коже сливочного цвета. Боди наблюдал за тем, как они исчезают.

Я отрежу тебе сиськи!

— Что-то не так? — спросила Пен.

— Мелани. Снова пришла на ум.

— Да.

— Интересно, как она там.

— Даже не представляю, — пробормотала Пен. — По крайней мере, ей, не придётся предстать перед судом. Всё было бы против неё, кроме, разве что, признания Джойс.

Боди положил руку Пен на живот и погладил гладкую кожу. — Как думаешь, они будут нормально с ней обращаться?

— Ну, это не Хилтон, конечно. Быть может позже мы сумеем переправить её в лучшее место.

— По крайней мере, она пришила эту парочку.

— Надеюсь, оно того стоило.

Зазвенел телефон. — Я отвечу, — сказал Боди. Он погладил её живот, поднялся и поспешил на кухню. Внезапно Пен овладел страх. Кто это мог быть? Она сменила номер. Только полиция, персонал психиатрической клиники Мелани и больницы её отца знали новый номер. Телефонный звонок означал проблему. Боди снял трубку. — Алло?

— Это Дом Пенелопы Конуэй? — спросил мужской голос.

— Да, он самый.

— Могу я поговорить с мисс Конуэй?

— А кто её спрашивает?

— Это — доктор Герман Грэй из медцентра Беверливуда. Я звоню по поводу её отца.

Желудок Боди сжался. — Минутку, пожалуйста. — Оставив трубку висеть на шнуре, он поторопился обратно в спальню. Пен сидела.

Когда она увидела Боди, лицо её побледнело.

— Это — доктор Грэй, — сказал он.

Она прикусила нижнюю губу.

Боди последовал за ней на кухню, и стоял позади, когда она взяла трубку.

Он положил руку на её голую спину, посмотрел на пластырь на правой лопатке.

— Это Пен Конуэй.

Она слушала.

— О, Боже мой, — воскликнула она, и разрыдалась.

— Какого чёрта с тобой стряслось?

— Какого чёрта стряслось с тобой? — парировала Пен, и, упав перед кроватью на колени, поцеловала отца.

— Эй, я весь мокрый, детка. Выключи фонтан. — сказал он, когда она отстранилась.

— Боже, папа. — Она снова его поцеловала.

Вытащив из-под простыни руку, он погладил её по волосам. — Рад снова видеть тебя, — сказал отец. — Очень рад.

— Как ты себя чувствуешь?

— Меня будто поезд сбил.

— Это был автомобиль.

— Я слышал.

Пен вытерла глаза левой рукой.

— А ты что скажешь? — спросил Уит, глядя на её гипс.

— Упала с лестницы.

— Небрежность — это у нас семейное? — Боди заметил блеск в глазах её отца. — Или, чья-то заслуга?

— Моя собственная.

— Оуу. Мы могли бы подать серьёзные иски по нашим телесным повреждениям, если только…

— Это переломы, — сказала Пен.

— Облом — перелом. Это не какая-нибудь игра слов? — Затем он издал протяжное: — Ооуоо, — будто эхо Пен, когда Боди содрал пластырь с её груди.

— Папа, я хочу познакомить тебя с Боди. — Она улыбнулась ему через плечо блестящими от навернувшихся слёз глазами.

— Я думал, Боди это город в штате Вайоминг. Ты не очень-то похож на город.

— С возвращением, мистер Конуэй.

— Так ты жаришь мою дочку?

— Папа!

— Чёрт, глядя на тебя, я могу, сказать, что ты нормальный парень.

— Спасибо, сэр.

— Зови меня Уит.

— Ладно, Уит.

— Ты пьёшь?

— Я прикончил почти всё пиво в Вашем холодильнике.

— Позаботься о том, чтобы возобновить запасы прежде, чем я вернусь. Процесс выздоровления вызывает жажду.

— Точно.

— Кстати, о доме, почему вы двое пришли, а Джойс — нет?

— Она не знает, что ты оправился от комы, — сказала Пен. — Пока не знает. Мы сообщим ей, как только её увидим.

— Да, сделайте это. Скажите, пусть прихватит свои сладкие булочки.

— Хорошо.

— Что насчет дочери номер два?

— Она была здесь несколько дней назад, сразу после несчастного случая. Имелась вероятность того, что ты не скоро очнёшься, поэтому она вернулась на учёбу. Ей нельзя пропускать занятия…

— Ну, ничего. Я рад уже тому, что она соизволила приехать.

— Она была ужасно расстроена, папа.

На губах Уита Конуэй появилась улыбка. — Это приятно слышать. Мелани… У нас были проблемы, когда её мать умерла. Он покачал головой, прежде чем добавить: — Боюсь, Джойс её не сильно заботит.

— Но тебя она очень любит.

— Вот дьявол, надо бы навестить её, как только встану на ноги.

Когда они покидали больницу, Боди держал Пен за руку. Утреннее солнце светило ярким тёплым светом, и Боди наблюдал, как ветер колышет её блестящие волосы.

В её глазах была печаль.

— С тобой всё в порядке? — спросил он.

— Мне неприятно ему лгать.

— Ему не следует знать правду. Не сейчас.

Она покачала головой. — Он будет страдать, когда всё узнает.

— Подожди несколько дней.

— От этого на много легче не станет.

— Знаю.

— Правда заставит его страдать.

— Когда он узнает, что его жена и Харрисон с ним сделали, то возможно, не слишком опечалится их смертью.

— Боль будет другого плана, но это всё равно боль.

— Если бы он оставался в коме, ему бы не пришлось проходить через всё это, но лучше уж так, разве ты не согласна?

— Да. Пен улыбнулась и посмотрела на Боди. — Так намного лучше. — Она плотно сжала его руку. — Я некоторое время останусь с ним. Он будет во мне нуждаться.

— Понимаю.

— Прости.

— Скоро лето. Я буду приезжать каждые выходные, если ты хочешь.

— Конечно, хочу.

— Не давай никому менять эти повязки. Они мои.

— Как прикажете, сэр.

— Это будет прекрасное лето.

— Мы сходим на пляж.

— Давай пойдем прямо сейчас — сказал Боди.

Они остановились на углу в ожидании светофора.

Боди стало немного грустно. Он знал, что ему придётся оставить Пен на несколько дней и понимал, что их ждут трудные времена… боль, скорбь, одиночество.