Айвенго (с иллюстрациями)

- Это Уилфред? - спросил Седрик, указывая на сына.

- Отец, отец!- воскликнул Айвенго, бросаясь к его ногам. - Даруй мне твоё прощение!

- Дарую, сын мой,- сказал Седрик, поднимая его с пола.- Потомок Херварда знает,как держать своё слово,даже если оно дано норманну.Но ты должен носить одежду наших предков- чтобы не было в моём доме куцых плащей, пёстрых шапок и перьев!Если хочешь быть сыном Седрика,то и держись как потомок саксонского рода. Ты, я вижу, хочешь что-то сказать,- продолжал он сурово,- и я заранее знаю, о чём будет речь. Знай, что леди Ровена два года будет ходить в трауре по своему наречённому. Все наши саксонские предки отказались бы от нас, если бы мы вздумали говорить о другом союзе,ещё не успев опустить в могилу того, с кем она должна была соединиться, кто и знатностью и родом своим был несравненно достойнее её руки, нежели ты. Сам Ательстан сбросил бы с себя гробовые пелены и призрак его предстал бы перед нами, чтобы воспретить такое оскорбление его памяти.

Казалось, будто этими словами Седрик действительно вызвал призрак. Только он успел их произнести, как дверь распахнулась, и на пороге явился Ательстан - в длинном саване, бледный, худой, похожий на выходца с того света.

Его появление произвело на всех потрясающее впечатление.Седрик попятился к стене,прислонился к ней, словно был не в силах держаться на ногах, и, широко разинув рот, уставился на своего друга неподвижным взглядом. Айвенго крестился,произнося молитвы, по-саксонски, по-латыни и на нормано- французском наречии. А Ричард вперемежку то читал молитву: «Benedicite», то ругался по-французски: «Черт побери!»

Между тем в нижнем этаже слышался ужасный шум и раздавались крики: «Держи их, монахов-предателей!Упрятать их в подземелье! Швырнуть их с самой высокой башни!»

- Именем божьим заклинаю тебя,- сказал Седрик, обращаясь к тому, кого он принимал за призрак своего умершего друга,- если ты смертный- говори! Если же ты бесплотный дух- поведай, зачем ты явился к нам и что я могу сделать для упокоения твоей души? Живой или мёртвый, благородный Ательстан, откройся Седрику!

- Погоди,- отвечал призрак очень спокойно,- дай сперва перевести дух и отдохнуть немного. Ты спрашиваешь, жив ли я? Вот уж именно чуть жив - как человек,три дня сидевший на хлебе и воде,- три дня,но они мне показались тремя веками. Да, отец Седрик, на хлебе и воде! Клянусь небесами и всеми святыми,иной пищи у меня не было целых трое суток, и только по воле бога случилось так, что я здесь и могу рассказать об этом.

- Как же так,благородный Ательстан,- сказал Чёрный Рыцарь,- я сам видел, как вы пали от руки бешеного храмовника в Торкилстоне. Я думал, да и Вамба нам говорил, что вам прорубили череп до самых зубов.

- Вы ошиблись,сэр рыцарь,а Вамба просто соврал,- сказал Ательстан.- Зубы у меня все целы, и я докажу это сегодня за ужином. Впрочем, за это нечего благодарить храмовника: просто меч перевернулся в его руке и удар пришёлся плашмя;к тому же я отразил его плицей. Будь у меня на голове стальной шишак, я бы не заметил этого удара и сам так бы хватил Буагильбера,что он бы не сбежал.А тут я упал, правда оглушённый, но невредимый. В этой драке на меня навалились убитые и раненые норманны и йомены,а я так и не пришёл в сознание до тех пор, пока не очнулся в гробу, по счастью не заколоченном; гроб стоял перед алтарём в монастырской церкви святого Эдмунда. Я несколько раз чихал, стонал, наконец пришёл в себя и собрался было встать, как на шум прибежали сильно испуганные пономарь с аббатом.Они, конечно,очень удивились, но совсем не обрадовались, когда увидели живым того человека, наследством которого собрались поживиться. Я попросил у них вина. Вина-то они дали, но, должно быть, подсыпали в него снотворного, потому что я заснул крепче прежнего и проспал очень долго. Когда же я проснулся, то оказалось, что руки у меня связаны,а ноги стянуты так крепко,что до сих пор,как вспомню,щиколотки ноют. В помещении было совсем темно, видимо, это была подземная темница проклятого монастыря, а судя по затхлому, смрадному запаху, ею пользовались как покойницкой. Я никак не мог сообразить, что же это со мной происходит, но тут заскрипела дверь и вошли два негодяя монаха. Они принялись меня уверять, что я попал в чистилище, только я сразу узнал по голосу и одышке отца настоятеля.Святые угодники!Совсем по-другому заговорил,и тон совсем не тот, каким он,бывало,просил меня отрезать ему ещё ломоть говядины! Проклятый пёс! Ведь пировал у меня с первого дня рождества до крещения.

- Погодите, благородный Ательстан,- сказал король,- переведите дух и рассказывайте спокойней. Будь я проклят! Но ваш рассказ стоит того, чтобы его послушать как роман.

- Ну,- сказал Ательстан,- клянусь бромхольским крестом,нет ничего похожего на роман! Краюха ячменного хлеба да кувшин воды- вот всё, что они давали мне, скаредные прохвосты;мой отец и я обогатили их, раньше их доходов только всего и было,что копчёное сало да мерка зерна,которые они вымогали у рабов и крепостных за свои молитвы,- гнездо гнусных, неблагодарных гадюк! Ячменный хлеб и вода из канавы такому благодетелю! Ну,погодите,я их выкурю из гнёзда, пусть даже отлучают меня от церкви!

- Именем пресвятой девы, благородный Ательстан,- сказал Седрик, хватая его за руку, - скажи, как же ты избавился от неминуемой опасности? Смягчились ли их сердца?

- Их сердца смягчились!-воскликнул Ательстан.- Ну нет,скорее скалы растают от солнца.Я бы и до сих пор оставался там,если бы не поднялась суматоха из- за моих поминок: они, как рой пчёл из улья, прилетели сюда обжираться, а уж им-то хорошо было известно, как и где я заживо похоронен. Я сам слышал, как они пели погребальные псалмы,но мне и в голову не приходило, что это они пекутся о моей душе,а тем временем морят голодом моё тело.В конце концов они ушли, а я долго ждал, что мне дадут чего-нибудь поесть. И не диво: хромой пономарь слишком усердно занялся собственным угощением,чтобы подумать обо мне. Наконец он явился и едва сполз по ступеням, так его качало, да и несло же от него вином и пряностями! Должно быть, хорошая еда расположила его к милосердию,потому что он принёс мне кусок пирога и флягу вина. Я поел, выпил и подкрепился. На моё счастье, пономарь был так пьян, что не мог исправно исполнять обязанности тюремщика.Уходя, он повернул ключ, но дверь не захлопнул, так что она приоткрылась.От света, сытной еды и вина в голове у меня прояснилось.Железная скоба,к которой были прикреплены мои цепи, совсем перержавела,чего не подозревали ни я, ни этот подлец аббат.У них в проклятом подвале такая сырость, что и железо не может долго выдержать.

- Вы бы отдохнули, благородный Ательстан,- сказал Ричард,- вам следует чем-нибудь подкрепиться, прежде чем закончить рассказ об этих страшных событиях.

- Подкрепиться?- молвил Ательстан.- Я сегодня уже раз пять поел, а впрочем,не худо бы отведать вот этой сочной ветчины.Прошу вас, любезный сэр, выпить со мной кружку вина.

Гости,всё ещё не опомнившиеся от удивления,выпили за здоровье воскресшего хозяина дома, и он продолжал свой рассказ. Теперь слушателей у него было гораздо больше. Леди Эдит, сделав все нужные распоряжения, последовала за своим восставшим из гроба сыном. Вслед за ней набралось столько любопытных, сколько могла вместить тесная комната; остальные же столпились в дверях и на лестнице. Они подхватывали на лету то, что успевали услышать из рассказа Ательстана,и передавали дальше. Переходя из уст в уста, история окончательно искажалась и доходила до ушей толпы,собравшейся на дворе замка, в неузнаваемом виде. Между тем Ательстан продолжал рассказ о своём освобождении:

- Кое-как вывернув железную скобу, я с трудом вылез из подвала, потому что цепи были тяжёлые,а я совсем ослабел от такого поста. Долго я бродил наугад, но весёленькая песенка привела меня в то помещение, где почтенный пономарь служил молебен чёрту с каким-то здоровенным монахом в сером балахоне с капюшоном- больше похожим на вора,чем на духовную особу.Я появился внезапно, в могильном саване, под звон цепей- сущий выходец с того света. Оба остолбенели,но когда я кулаком сшиб с ног пономаря, его собутыльник замахнулся на меня тяжёлой дубиной.