Само совершенство. Дилогия

Джулия с трудом удержалась от улыбки. Вилли Дженкинс привык быть первым во всем. Он отлично чувствовал себя на спортивной площадке, был ценным приобретением для любой спортивной команды, его уважали и с ним считались, и потому ему было страшно обидно, что его не хотели принимать в драматический кружок. По правде говоря, публичные выступления, в особенности те, где надо было пользоваться голосом, обходились без участия Вилли. Стоило Вилли заговорить со сцены, а тем более запеть, как все присутствующие, и зрители, и исполнители, начинали корчиться от смеха.

– Ты обратился не по адресу, Вилли, – сказала Джулия, бросая портфель на пассажирское сиденье своего старенького «форда». – В этом году спектакль ставлю не я.

Вилли усмехнулся той нагловатой многозначительной ухмылкой, с которой мужчина смотрит на женщину, зная, что она к нему неравнодушна. И Джулия действительно была к нему неравнодушна. Ей нравились его задор, его сила духа, но больше всего его доброта, которая особенно проявлялась в отношении одного мальчика-инвалида из его класса по имени Джонни Эверетт.

– Хотите сказать, что если бы вы ставили спектакль, то разрешили бы мне петь?

– Вилли, – с улыбкой ответила ему Джулия, повернув ключ в замке зажигания, – когда я буду ставить спектакль, то обязательно тебя приглашу.

– Обещаете?

Джулия кивнула:

– Приходи как-нибудь в церковь, и я тебе это докажу. Я позволю тебе петь в детском церковном хоре.

– У нас в семье не принято ходить в церковь.

– Ну вот, теперь ты встал перед дилеммой, – сказала Джулия, медленно выезжая со стоянки. Она говорила с ним через открытое окно.

– Что такое дилемма?

Джулия просунула руку в окно и потрепала его по волосам.

– Посмотри в словаре.

Начальная школа, в которой работала Джулия, находилась на другом конце города, и, возвращаясь домой, Джулия всякий раз проезжала центральную часть города из конца в конец. Впрочем, «деловой центр» слишком пафосное определение для территории площадью меньше квадратной мили, на которой располагалось величественное здание суда посередине, с четырех сторон окруженное строениями. Когда Джулия в возрасте одиннадцати лет впервые приехала в Китон, этот маленький тихий городок показался ей очень странным. Поражало отсутствие широких улиц с шикарными небоскребами и отсутствие трущоб. Вначале ей было непонятно, как жители этого провинциального техасского городка до сих пор не вымерли от скуки, как осенние мухи, но постепенно ей открылась прелесть неспешной жизни техасского захолустья, и она даже стала считать его славным и милым. За последние пятнадцать лет здесь мало что изменилось. Китон остался самим собой – живописным и старомодным, со все той же нарядной белой беседкой посреди городского парка, с вымощенными красным кирпичом улицами и опрятными домиками с ухоженными палисадниками. Несмотря на то что население Китона за эти годы увеличилось с трех тысяч до пяти, дух города приезжие изменить не смогли или не захотели. Пытавшиеся изменить город в соответствии со своими представлениями здесь попросту не приживались. Большинство жителей по-прежнему по воскресеньям ходили в церковь, мужчины по-прежнему собирались в городском клубе со смешным названием «У лося» каждую первую пятницу месяца. И начало школьных летних каникул отмечали здесь как большой праздник – на городской площади с духовым оркестром, причем музыканты неизменно выходили в красно-бело-синих нарядах. Когда-то на такие мероприятия жители города приезжали верхом или в колясках, запряженных лошадьми, а теперь – в пикапах и машинах поменьше, но музыка и смех звучали как встарь. Дети играли в пятнашки среди старинных дубов или прогуливались, держа родителей за руку, лакомясь мороженым, в то время как их бабушки и дедушки сидели на скамейках в парке и вспоминали старые добрые времена. Это был город, где люди ценили старую дружбу, старинные традиции и память о прошлом. И еще в этом городе всё про всех знали.

Джулия была частью этого сообщества, и ей нравилось чувство защищенности, которое обеспечивала ей семейная атмосфера этого города. Но она также хорошо понимала правила игры и потому с самого начала тщательнейшим образом избегала всего, что могло послужить хоть малейшим поводом для сплетен и пересудов. Подростком она встречалась лишь с теми мальчиками, к которым одобрительно относились ее родители и все прочие жители города, и она посещала с этими мальчиками лишь те мероприятия, что организовывались школой, и еще целомудренные церковные собрания. Она ни разу не нарушила правил дорожного движения. Учась в колледже, она жила дома, а когда наконец сняла собственный маленький домик в северной части города, она держала его в безукоризненной чистоте и порядке и взяла за правило не позволять лицам мужского пола, не являющимся членами семьи, задерживаться у нее после наступления темноты. Иные девушки восьмидесятых застонали бы под тяжестью подобных ограничений, но Джулия и не думала роптать. Она обрела настоящий дом, любящую семью, которая уважала ее и доверяла ей, и она дала себе слово, что никогда не предаст их доверия. И настолько действенными были ее усилия, что, повзрослев, Джулия Мэтисон в Китоне стала образцом для подражания. Ее трудолюбие и самоотречение ставили в пример. Она не только работала учительницей начальных классов на полной ставке, она еще и на добровольных началах, бесплатно, в свое свободное время занималась физическим воспитанием детей-инвалидов, учила грамоте взрослых женщин, давала уроки в воскресной школе, пела в церковном хоре, пекла печенье и вязала платки для благотворительных распродаж, организованных местным приходом, чтобы помогать собирать деньги на строительство нового здания для размещения отряда пожарной охраны.

С поразительным упорством она искореняла в себе все то, что могло напомнить о беспризорнице и хулиганке, какой она когда-то была. Но то, что она получала взамен, было несравненно ценнее того, чем приходилось жертвовать. Джулия Мэтисон считала, что ей необыкновенно повезло в жизни. Она любила работать с детьми и получала громадное удовлетворение от того, что у нее получалось учить взрослых. О лучшей участи она не могла и мечтать. Разве что иногда, по ночам, она не могла избавиться от ощущения, что в жизни ее что-то сложилось не так. Была в этой жизни какая-то фальшь. В такие минуты ей казалось, что она придумала для себя роль и прилежно играла ее, но только чем дальше, тем больше ей хотелось выть от тоски.

Год назад, когда в помощь ее отцу прислали нового помощника, Грега Хоули, будущего пастора, Джулия вдруг осознала то, о чем ей давно бы следовало задуматься: о том, что пора создать собственную семью. Грега, как выяснилось, посещали те же мысли. Они поделились этими мыслями друг с другом и пришли к выводу, что могли бы вместе создать семью. Грег сделал ей почти официальное предложение, но Джулия взяла тайм-аут: ей надо было понять, действительно ли она хочет замуж за Хоули. Теперь же Грег жил во Флориде, где у него был свой приход, и он по-прежнему ждал от нее ответа. Городские сплетницы, которые однозначно одобрили выбор Джулии в пользу молодого красивого священника, были разочарованы, когда сразу после Рождества Грег уехал, так и не надев на палец Джулии заветного кольца. Джулия тоже одобряла его кандидатуру. Со всех точек зрения он стал бы для нее идеальным мужем и отцом семейства, только вот иногда по ночам ее начинали одолевать смутные сомнения…

Глава 11

Присев на краешек учительского стола, Джулия с улыбкой обвела взглядом своих взрослых учениц. Их было семеро – семь женщин в возрастном диапазоне от двадцати до шестидесяти. И все они пришли сюда, в ее класс, чтобы научиться читать. Они успели завоевать ее сердце своей решимостью, своим мужеством и своим упорством, а ведь она только начала узнавать их по-настоящему. До ужина в родительском доме оставалось меньше двадцати минут, а ей так не хотелось заканчивать урок. Неохотно взглянув на часы, Джулия сказала: