Страница 17 из 53
А операция по принудительной всеобщей коллективизации меж тем приближалась к своему взрывному пункту. И вот в одну из ночей конца февраля 1930 года все «заговорщики» из всех деревень и сел Частоозерского и Петуховского районов были бесшумно враз арестованы и препровождены в г. Ишим, где их закупорили в тесных подвалах окружного ОГПУ. Началось следствие, которое тянулось с марта до половины мая 1930 года. Состояло оно в том, что каждого из заключенных вызывали из подвала к следователю и добивались от него письменного подтверждения всего того, что и так ОГПУ было известно по донесениям Власова. Некоторые из допрашиваемых первоначально не сознавались или отказывались признать то или иное, тогда вызывался Власов и начинал усовещевать упрямого мужика: «Ну как же ты, Петра Яковлевич, не помнишь, ведь вот как дело-то было». И усовещенный мужик, потупив глаза, признавался. Все это обстоятельство фиксировалось в протоколах допроса, которые сшивались в папки, и создавалась таким путем занятная повесть о том, как злобное мужичье-кулачье в Ишимском округе замыслило свергнуть родную для народа советскую власть, но бдительное ОГПУ своевременно раскрыло этот коварный замысел и обезвредило врагов трудового народа. Так был задуман и так составлялся этот сценарий. В действительности же все это было не больше как сказка для малышей. Или материал для скудоумных творений литераторов современности.
Под конец допросов главные обвиняемые признали и подписали все, что подготовили им на подпись следователи ОГПУ, взамен чего получили от них заверения: «К севу вас выпустят! Ведь не за что же держать-то вас! Ведь ничего худого вы не сделали, вы только мечтали что-то сделать, зато чистосердечно во всем признались и раскаялись».
В конце мая папки с протоколами допросов увезли в Свердловск, в ПП ОГПУ по Уралу. Следом за ними всех мужиков вывели из подвалов ОГПУ в Ишиме, посадили в тюремные вагоны, перевезли в Свердловск, ввели за решетчатые ворота свердловского изолятора и разместили в просторных камерах этого знатного сооружения, на втором этаже.
«О, как здесь хорошо! – ликовали мужики после подвалов Ишима. – И просторно, и светло, и нары!» Условия в свердловском стационаре, конечно, были несравнимы с ишимским: тут было обычное двухразовое питание, была ежедневная прогулка, назавтра всем желающим было разрешено работать на дворе, была почта, были газеты. Ничего этого в Ишиме не было. И мужики воспрянули духом. Не зря, видно, их напутствовали в Ишиме, что скоро выпустят. Хотя уже и сев прошел, сенокос на носу, а освобождения все нет. Уже три недели, как они здесь. Уже жены поприезжали к некоторым, получив их письма. Да что же это так тянут с освобождением? Видать, дел там наверху много накопилось. Так уж поторопились бы. Ведь полевые-то работы не ждут.
И вот наконец к решетчатым воротам главного подъезда изолятора подошел крытый черный автофургон и встал своей задней дверцей впритык к проходной дверце в воротах. А по этажам и коридорам изолятора полетело: «Выходи с вещами на освобождение!» Дважды в этот день приезжал к воротам изолятора крытый черный автофургон, и за оба раза он увез 58 человек. Мужики ликовали, подымаясь по ступенькам переносной лесенки из проходной дверцы в фургон и размещаясь на лавках кузова: «Ну, наконец-то!» Наутро жены мужиков, приехавшие из деревень, собрались к началу занятий в приемную прокурора города за пропусками на свидание со своими мужьями. Секретарь прокурора в окошечко объявил им, что их мужья этой ночью расстреляны.
Так закончилась мужицко-власовская игра в заговор.
А что Власов? Власова никто и нигде больше не видел.
б) «Раскрытие заговора», организованного Власовым, стало сигналом к массовым и повсеместным репрессиям против «кулаков», то есть обыкновенных крестьян-мужиков. В результате в селе Сивкове были арестованы 38 домохозяев и вместе с их семьями в составе 131 человека были высланы из села неизвестно куда, вроде бы куда-то в отдаленные и малообжитые углы севера области. Все имущество высланных было, конечно, разграблено.
Аресты и высылка мужиков проводились по весьма упрощенному трафарету: в дом, намеченный к ликвидации, вламывались подобранные для того молодцы-опричники и объявляли, чтоб все находящиеся в доме собрали необходимые им вещи и одежду и были бы готовы через час покинуть помещение. Через час нагруженных вещами жильцов выводили из дома на улицу, где уже стояли сани с запряженными в них лошадьми. Конвоируемых распределяли по этим саням, и обоз начинал движение, направляясь за 60 километров к железнодорожной станции Петухово. Там доставленных мужиков, их жен с ребятишками, дедушек и бабушек со всем их скарбом вталкивали в товарные вагоны стоявшего на путях состава из красных вагонов и закрывали на болты. Затем подходил паровоз, гудел свисток, и состав с высылаемыми двигался в неизвестность. Вот и все, что знали о высланных оставшиеся на месте.
в) Видя все это, происходившее на их глазах, оставшиеся в селе Сивкове мужики примеряли все на самих себя и, конечно, приходили к вполне резонному выводу, что опричники не остановятся на этом, доберутся они и до них. «Вору дай хоть миллион, он воровать не перестанет», – слышал мужик еще от стариков, задолго до ленинских истин. И мужик принял-таки свое решение. Постепенно стали исчезать из своих домов и из села мужики. Сначала исчезнет мужик сам – один, а семья остается на месте: придут вдруг за ним из сельсовета – им ответ: уехал куда-то. Но через какое-то время исчезала из дома и вся семья этого мужика. А имущество – дом, скот и вся рухлядь? Да пропадай оно все пропадом! Не погибать же из-за него! Будем живы – наживем! Что можно с собой захватить – брали, остальное же отбрасывалось. На разграбление.
Так исчезли из села Сивкова 65 домохозяев с числом членов их семей в 207 человек, исчезли и растворились в неизвестности. Остались в селе Сивкове только дворы «не бей лежачего», с которых взять было нечего. Таких дворов было 108, с числом членов семей в них 310 человек.
Сивково – селение Частоозерской волости Ишимского уезда Тобольской губернии (по старому административному делению).
Расположилось село в 50 верстах к северу от середины отрезка железнодорожного полотна между городами Курганом и Петропавловском.
Сивково в его дореволюционном прошлом и вплоть до тридцатых годов двадцатого столетия – старинное село крепко сбитых сибирских крестьян-мужиков, исконных хлеборобов. Все коренное население села делилось на 211 крестьянских дворов и состояло из 713 человек обоего пола, которые проживали семьями в собственных жилищах, в том числе:
а) 110 человек проживали в однокомнатных 43 избах; б) 295 человек жили в 83 двухкомнатных деревянных домах; в) 308 человек жили в 85 трехкомнатных деревянных домах.
Пятеро из проживавших в селе не были постоянными жителями села и собственного жилья не имели.
Основным занятием всех жителей села было землепашество.
Пахотной земли в постоянном (пожизненном) пользовании жителей села имелось по пять десятин на каждую мужскую душу (десятина – 30 х 90 = 2700 кв. сажень). Несколько меньше и тоже в пожизненном пользовании имелось у жителей лесных угодий и сенокосов. Площади лесов поделены были также на мужские души и также закреплены были за каждым двором в постоянное (пожизненное) пользование, на правах личной собственности; сенокосы же в зависимости от ежегодного состояния трав на площадях делились между дворами также на мужские души каждую весну заново.
Одновременно с основным занятием население занималось промыслами побочными, так: домохозяева 22 дворов владели 22 собственными ветряными мельницами, в 8 дворах домохозяева имели собственные кузницы, в 2 дворах были столяры, в одном домохозяин работал портным. Среди кузнецов имелись умельцы, изготовлявшие охотничьи ружья с диаметром ствола в дореволюционный медный пятак.
Нормально функционировала в селе, ведя заготовительные и торговые операции, одна кооперативная лавка, круглогодично работали два общественных маслодельных завода, работало сельскохозяйственное машинное товарищество, били масло из конопляного семени, осенями работали в селе три скотобойни.