Чувство вины

Разумеется, Лаура сознавала, что практический опыт любовных отношений, которым она обладала, был очень невелик. Если то, что она вычитала из книг, правда, Кит вовсе не был неутомимым любовником.

Ей нравилось, как он ее целует, нравились ощущения, возникающие при этом. И если кульминация пробужденных им чувств обернулась разочарованием, его в то время заслонили другие тревоги. Не самые малые из которых были связаны с тем, что Кит сбежал, а месячные у нее в положенный срок не начались, думала она, вспоминая, какой испуг овладел ею тогда. Довериться ей было некому. Мысль о том, чтобы все рассказать родителям, казалась невозможной.

Естественно, теперь она отнеслась бы к этой мысли совсем по-другому. Без родителей жизнь и впрямь повернулась бы к ней самой суровой своей стороной. Вот что больше всего печалило Лауру в ее отношениях с Джулией. Она хотела быть ей подспорьем, таким же, каким оказались ее родители, когда Лауре потребовалась помощь.

Однако теперь…

Беспокойными пальцами Лаура зарылась в спутанную массу волос. Что бы подумала дочь, если бы увидела ее сейчас? — задалась она горестной мыслью. Джулия вряд ли могла бы представить, что ее мать способна лежать без сна, растревоженная мужчиной, за которого она, Джулия, собирается замуж. Она не смогла бы понять обстоятельств, приведших к этому, а если бы Лаура ей все рассказала, она устроила бы жуткий скандал. И имела бы на то все основания, устало согласилась Лаура. Уж Джулия нашла бы слова, способные все расставить по своим местам.

Слова наподобие «трогательная» или «мерзкая», «пошлая» или «отвратительная». О, с Джулией никто не сравнится по части средств, с помощью которых можно заставить кого угодно почувствовать себя чудовищем. Беда в том, что при всякой стычке с дочерью Лаура оказывалась наполовину побежденной еще до начала военных действий. Ей никогда не представлялась возможность забыть о ее девичьем неблагоразумии, а признайся она, что ее тянет к мужчине, который помимо всего остального на несколько лет моложе ее, она лишь укрепит мнение Джулии о том, что ее мать попросту дура.

Что же, старую дуру ничем не исправишь, устало подумала Лаура, обращаясь за утешением к банальности. Ей остается надеяться только на то, что все случившееся удастся выбросить из головы. Надежда, конечно, слабая, однако она не думает, что Джейк станет рассказывать своей предполагаемой нареченной, что его охватила прихоть поухаживать за ее матерью. Сколь бы откровенными ни были их отношения, в таком случайном капризе вряд ли стоит признаваться.

На рассвете Лауре все же удалось заснуть. Усталость взяла свое, она впала в лишенную сновидений дремоту, как раз когда молочное стадо Грейнджеров загоняли в стойла на утреннюю дойку. Сложив под щекой ладони, она, завернутая в скомканные простыни, наконец забылась сном. Она не слышала протестующего мычания коров, вымя каждой из которых едва не лопалось от молока, да и утренний хор птиц тоже оказался неспособен разбудить ее. На добрых четыре часа весь мир перестал для нее существовать, а когда она открыла глаза, комнату заливал солнечный свет.

Лаура невольно поморгала, ощущение некой опасности тяжким грузом наваливалось на нее. Способность соображать возвратилась к ней, лишь когда она, повернув голову, взглянула на часы. Почти половина десятого!

Она подавила панику, заставившую ее на секунду подумать, что сегодня рабочий день. Ничего подобного. Воскресенье. Она переспала. Вернее, заспалась, сердито поправила она себя, вспомнив минувшую ночь. Господи, чувство такое, словно ее через мясорубку пропустили! Кажется, будто каждый нерв ободран, а легкая боль в голове обещает скорую мигрень.

Застонав, Лаура перекатилась на спину, и перед нею вновь встала неотвязная проблема. Джейк, несомненно, все еще здесь. Вряд ли он надумал облегчить ей жизнь и уехать. Наверное, так и лежит в постели, с опаской подумала она. Надо полагать, по его понятиям время еще раннее. В прошлые выходные он поднялся ни свет ни заря, но это еще не дает повода предполагать, будто ему захочется повторить то же самое снова. Она знала, что Джулия не любит рано вставать, а если они обычно спят вместе…

Впрочем, начинать день с подобных мыслей — значит с самого начала испортить его. Как это ни унизительно, она не могла не думать об этом. Представив себе Джейка, лежащего в одной постели с ее дочерью, она почувствовала поднимающуюся изнутри волну отвращения. Ей не хотелось рисовать в воображении эти картины, но она ничего не могла с собой поделать.

Ничего не могла она поделать и с собственными воспоминаниями о чувственном тепле его губ, прижатых к ее губам… Черт побери, она просто не в силах не гадать, как это могло бы быть, если б она позволила Джейку взять ее. Вероятно, так же, как это было с Китом, когда он лишил ее невинности, раздраженно подумала она. Все мужчины — нетерпеливые скоты. Им лишь бы удовольствие получить.

Во сне она прижала ладонь к щеке, на которой и теперь, хотя Лаура уже отняла руку, ощущались ее отметины. Превосходно, с горестной усмешкой подумала она, приподнимаясь на локтях, а то у нее на физиономии мало морщин!

Тут на глаза ей попался поднос с чаем. Поднос стоял на ближайшем к двери комодике. Заварочный чайник, кувшинчик с молоком, сахарница, чашка с блюдцем. Кто-то поставил его сюда, но как давно?

Лаура сжала губы. Кто-то! — ворчливо упрекнула она себя. Этим «кто-то» мог быть лишь один человек — Джейк. Господи, да он же входил к ней в спальню, пока она спала! Что он мог про нее подумать? Волосы в беспорядке, постель носит все признаки неспохоино проведенной ночи!

Она неохотно протянула руку и коснулась чайника. Теплый, но не горячий. Простоял здесь, заключила она, не меньше часа. Значит, Джейк вполне мог подняться и уехать, не поставив ее в известность.

Мгновенье поколебавшись, она выскользнула из постели. Надо же выяснить, здесь он или не здесь. Босиком прошлепав к окну спальни, она скосила глаза на садик. «Фиеста» по-прежнему стояла там, где она ее оставила, был виден и самый краешек второй машины.

Воздух рывком вырвался из ее легких. Она попыталась уверить себя, что разочарована, но это не было правдой. На самом деле, если бы он уехал не попрощавшись, она бы ощутила себя так, словно он ее ударил. Чего же в таком случае стоили ее громкие заявления, будто она хочет, чтобы Джейк исчез из ее жизни?

На несколько дюймов раздвинув шторы, она вернулась к туалетному столику и оглядела себя в зеркале. Несмотря на беспокойную ночь, выглядела она не так плохо, как ожидала. Волосы свободно рассыпаны по плечам, однако впервые за столько лет рука ее при этой мысли не потянулась за щеткой. С распущенными волосами, в хлопковой ночной рубашке, облегающей бедра и подчеркивающей стройные ноги, она казалась удивительно молодой и хрупкой. Она ничуть не похожа на женщину, дочери которой уже исполнился двадцать один год. А похожа она на женщину, у которой еще многое впереди.

Она приподняла волосы и позволила им упасть на лицо. Ей случалось видеть женщин именно с такими прическами, но никогда и в голову не приходило, что она может оказаться в их числе. Поскольку волосы у нее были прямые, Лаура старалась стягивать их потуже в узел. Однако теперь она задумалась, что получится, если обрезать их покороче, так, чтобы они обрамляли лицо…

Лаура была так поглощена в свои мысли, что, услышав стук в дверь спальни, не задумываясь, откликнулась: «Войдите». Она сказала это по привычке. И лишь когда в спальню вошел Джейк, до нее дошло, что она сделала.

— Что… что вы себе позволяете? — воскликнула она, во рту у нее мгновенно пересохло, и голос прозвучал еле слышно.

— Вы пригласили меня войти, — мирно сказал Джейк, засовывая руки в карманы джинсов, и Лаура почувствовала, что его опытный взгляд оценивающе прошелся по изгибам ее тела. — Как вам спалось?

Лаура повернулась к нему от туалетного столика, отпустив волосы, как будто взбивать их было для нее самым естественным делом. Она повторяла себе, что в том мире, в котором вращается Джейк, женщина в ночной рубашке ничего особенного не представляет И что рубашка на ней хлопковая, вызывающей ее никак не назовешь, а стало быть, нечего слишком волноваться.