Страница 90 из 103
— Кажется, я погорячился. — Голос Бурлака прозвучал напряженно. — Я бы не жаловался этому товарищу, а попросил бы помочь решить мою проблему.
— И кто этот товарищ? — усмехнулся комдив.
— Генерал армии Георгий Жуков! — Бурлак перевел дыхание. — В тридцать девятом я служил в 11-й танковой бригаде, когда Жуков на Халхин-Голе разгромил японских захватчиков. Из его рук я тогда получил награду. Он помог мне попасть с Дальнего Востока на Сталинградский фронт, и, кажется, я не подвел его.
— Большой у тебя, Иван Лукич, покровитель, ты уж держи свою марку высоко! — Комдив встал, давая понять, что разговор окончен. — А сейчас проверь, получили ли экипажи машин все необходимое для боя, потом мне доложишь!
— Слушаюсь! — повеселевшим голосом отчеканил Иван Лукич. Он взял под козырек и направился к выходу.
После ужина Бурлак уединился в блиндаже, закурил. Мысли об Оксане не оставили его. У него было такое ощущение, что Оксана где-то рядом, что он скоро увидит ее, но это ощущение быстро исчезло, и на смену ему пришло чувство отчужденности. В памяти всплыл недавний вечер, перед выпиской из госпиталя. Она явилась к нему веселая, улыбчивая, и он невольно спросил:
— Что случилось? Ты обычно приходишь ко мне грустная, какая-то задумчивая, а сегодня в глазах радость…
— Есть причина, Ванек! — Она шутливо ущипнула его за нос. Однако выражение веселости на ее лице не угасло.
— Скажи, какая причина? — недоумевал Бурлак и все смотрел на нее, словно видел впервые, а все потому, что она вошла в его сердце, и если раньше от подобной мысли он краснел, как мальчишка, то теперь воспринимал это как должное и ничему не удивлялся.
— Во-первых, тебя выписывают из госпиталя, значит, здоровье твое пошло на поправку. — Оксана загнула один палец на руке. — А во-вторых, у меня сегодня день рождения!
Бурлака будто ударило током.
— И ты, Оксана, молчала?! — воскликнул он и, не стесняясь раненых, лежавших рядом, обнял ее, прижал к себе и начал целовать.
— Ванек, да ты задушишь меня! — только и промолвила Оксана, больше ни слова не обронила. А когда он отпустил ее, она предложила подышать свежим воздухом.
Они вышли во двор госпиталя. Уже темнело. На небе гроздьями высыпали звезды. С Волги дул ветер, казалось, вот-вот пойдет снег. Но скоро ветер прогнал косяки серо-бурых туч, и стало светлее. У домика, что стоял неподалеку от приемного покоя, они остановились. Оксана сказала:
— Здесь находится кладовая, где я беру чистое белье для раненых, когда привожу их в госпиталь. Зайдем, а? А то я озябла. У меня есть ключ.
— А мне жарко, — улыбнулся Бурлак.
Оксана достала из кармана ключ и открыла двери. Он шагнул в проем, она следом за ним. Угол кладовой был забит сухой соломой, которой набивали матрасы и подушки для раненых. Оксана с ходу упала на солому и воскликнула:
— Солома мягкая, как перина! — Она приподнялась и взяла Ивана Лукича за руку. — Садись рядом, тут очень уютно и тепло…
Она очнулась от его объятий и, глядя ему в лицо, усмехнулась:
— Ну и грешники мы с тобой, Ванек!
— Война, Оксанушка, все наши грехи спишет! — засмеялся Иван Лукич. Он чувствовал смущение, но смятения в его душе не было…
Раздумья Бурлака прервал дежурный по бригаде, сообщивший о том, что ему звонят из санбатальона.
«Наверное, Оксана! — пронеслось в голове майора. — Неужели с ней что-то случилось?..» Эта мысль опалила его, и, чтобы унять волнение, он до боли сжал губы и провел тугой ладонью по лбу. Потом поспешно прошел в угол блиндажа, где находилась полевая связь.
— Майор Бурлак слушает! — густым басом прокричал он в телефонную трубку. Ему ответили, но, кто это был, он не расслышал из-за помех на линии. — Кто говорит?.. Теперь понял, что это военврач… Узнал ли вас? Захар Иванович, вы же клали меня в госпиталь, когда я был ранен, как же мне вас не узнать, голубчик?.. Да, память у меня цепкая. Что случилось?
— У меня для вас есть послание, — сказал Захар Иванович негромко, но четко.
— Чье послание?
— Оксаны Бурмак, Иван Лукич. Она рано утром улетела в Москву, — пояснил военврач. — В бою тяжело ранило работника штаба фронта, его решили направить в Москву в военный госпиталь, а медсестра красноармеец Оксана Бурмак его сопровождает.
— Кто ее командировал? — судорожно переводя дыхание, спросил комбриг.
— Начальник госпиталя, она как раз доставила туда раненых. Для вас она написала несколько строк и попросила меня передать вам конверт. Сможете сейчас подскочить в санбат? Только, пожалуйста, не на танке, не то раненые переполошатся.
— Еду! — бросил в трубку майор…
Вернувшись из санбатальона, Бурлак снова уединился в блиндаже, извлек из конверта листок и стал читать «послание» Оксаны:
«Ванек, я улетаю в Москву, сопровождаю раненого командира. Ему нужна сложная операция, ее будут делать в военном госпитале. Я передам в приемный покой раненого и сразу же вернусь в санбат. Целую, милый.
P.S. У меня есть хорошая новость. Вернусь — и ты о ней узнаешь».
Майор нервно поморщился, свернул листок и тал его в карман. Не по душе ему был отъезд Оксаны и он так обозлился, что хотел тут же позвонить начальнику госпиталя, которого хорошо узнал, когда находился там на лечении, но, поразмыслив, решил этого не делать. А вот военврачу, в чьем подчинении находилась медсестра, он позвонил. Тот лихо откликнулся:
— Слушаю вас, Иван Лукич!
Бурлак, стараясь не выдать своего волнения, заговорил спокойно и неторопливо.
— Захар Иванович, когда вернется из Москвы Оксана Бурмак? — спросил он.
— Ей выписана командировка на трое суток, вот и считайте, когда она здесь появится, — добродушно произнес военврач. — Если честно, то я не хотел посылать ее с раненым, но настоял начальник госпиталя. У него не нашлось другого человека, а Оксана Бурмак очень хорошая медсестра. А что, она вам нужна?
— Очень даже нужна, Захар Иванович, — тихо отозвался майор. — Но что поделаешь, придется ждать…
На том и кончился разговор, хотя Иван Лукич нисколько не унял свое волнение. На душе стало холодно и пусто.
Вскоре после Нового года, кажется, это было 4 января 1943 года, генерал Рокоссовский решил побывать в 62-й армии генерала Чуйкова с инспекцией. Василия Ивановича он знал давно, слышал о нем немало лестных отзывов как об умном и смелом командарме, и все же ему хотелось увидеться с ним, объяснить руководству его армии, какие задачи стоят перед ней в решающем сражении. Он взял с собой члена Военного совета генерала Телегина и начальника артиллерии фронта генерала Казакова.
— Поглядим, как тезка Чапаева подготовил армию к боям, — озабоченным тоном проговорил командующий фронтом.
Начальник штаба генерал Малинин тоже хотел поехать с ними, помочь выявить слабые места в соединениях Чуйкова, но Рокоссовский ему не разрешил.
— Ты, Михаил Сергеевич, остаешься тут за меня, — сказал Константин Константинович. — Вдруг в штаб позвонит верховный? Заодно, чтобы не скучал, нанеси расположение войск Донского фронта и войск противника на новую оперативную карту. Старая вся испещрена вдоль и поперек цветными стрелами, на ней стерлись едва ли не все села и города Сталинградской области. Сможешь сам сделать? Не то возьми себе в помощники начальника оперативного отдела.
Малинин добродушно улыбнулся:
— Дело привычное, товарищ командующий. Но мне хотелось поближе узнать генерала Чуйкова, его стиль управления войсками. Ведь его армия почти четыре месяца обороняла город от врага. И где? На пятачке земли вокруг Мамаева кургана. Я даже чуточку ему завидую. Словом, командарм — герой! А у каждого героя есть всегда то, чего нет у других.
— Поедешь к Чуйкову в другой раз, Михаил Сергеевич, я тебе обещаю.
— Усек, товарищ командующий! — Малинин зевнул. — Извините, что-то ночью не спалось.
— Перед сражением и ко мне сон не идет, — усмехнулся Рокоссовский. — Тогда я что-нибудь читаю, пока не появится желание уснуть. А что ты делаешь?