Страница 71 из 103
Хрущев вышел.
Еременко в уме подсчитал, сколько стрелковых дивизий находится сейчас в армии Чуйкова, по числу вполне достаточно, но каждая дивизия после непрерывных боев понесла большие потери и стала наполовину меньше. Такое же положение и в армии генерала Шумилова.
— Надо бы подбросить подкрепления Чуйкову, а потом и Шумилову, — распорядился командующий, на что начальник штаба ответил:
— У нас есть некоторый резерв, его и пошлем Василию Ивановичу. И немедленно!..
В штаб вернулся Хрущев.
— Андрей Иванович, из Москвы прибыла группа журналистов, в их числе писатель Константин Симонов, — сообщил Никита Сергеевич. — Просят, чтобы вы приняли их для беседы.
Еременко сказал, что сейчас очень занят.
— Поговори с ними, Никита Сергеевич, а позже я подключусь. Я полагал, что ты уже уехал к танкистам.
— Собрался ехать, а тут эти корреспонденты…
Константин Симонов впервые приехал в Сталинград, и все, что увидел в разрушенном городе, поразило его. Сталинград жил и сражался! Бойцы неустрашимо отбивали атаки врага, следовавшие одна за другой, совершали подвиги, но не считали свои боевые дела подвигами.
Симонов буквально все схватывал на лету. Когда в штабе фронта заговорили о героях сражений и прозвучала в чьих-то устах фамилия командира 33-й гвардейской дивизии полковника Утвенко, Симонов на другой день встретился с комдивом. Они уселись на берегу Волги, где не рвались вражеские снаряды и мины, было относительно тихо, лишь изредка пролетали немецкие самолеты-разведчики, и полковник Утвенко стал рассказывать о себе. Судьба выпала ему тяжелая. На Западном фронте он был контужен, и под Рузой его ранило в руку, в ногу и в грудь, лечился до марта 1942 года. После выписки из госпиталя ему дали резервную дивизию. Не успел как следует познакомиться с личным составом, как срочной телеграммой был вызван для принятия 33-й гвардейской дивизии…
«Александра Ивановича Утвенко я встречал и потом, — пишет Симонов, — и на войне и после войны. Но он уже никогда не возвращался к тому своему рассказу, который остался у меня в блокноте. Да и никогда больше я его не видел таким, как в ту ночь в деревне за Волгой…»
Ноябрь в Сталинграде, да и во всей области, выдался холодным и снежным. С Волги часто дул стылый ветер, наметал сугробы, а 9 ноября утром было минус 19 градусов. Волга у берега застыла, и лишь посредине реки вода блестела и серебрилась на солнце. Корабли и суда Волжской военной флотилии с трудом продвигались по Волге, то и дело натыкаясь на огромные куски льда. Экипажам пришлось рисковать, так как больше было некому доставлять на правый берег реки армейцам боезапас и продовольствие, а также войска и боевую технику. По сведениям нашей разведки, генерал Паулюс готовил новое, третье наступление, чтобы захватить город. С утра 12 ноября противник начал перегруппировку своих сил, подтягивал резервы, особенно танки и мотопехоту. Естественно, генерал Еременко тут же вышел на связь с командующим войсками 62-й армии Чуйковым и потребовал встретить новые атаки врага с достоинством и честью.
— По-другому, товарищ командующий, мы воевать не привыкли, — усмехнувшись в телефонную трубку, ответил генерал Чуйков. — Кажется, фрицы это давно поняли.
Прав был Чуйков, «фрицы это давно поняли», но только не Гитлер. Он был настолько уверен в захвате Сталинграда, что в телеграмме в штаб генерала Паулюса приказал разработать проект ордена «За Сталинград», который должен быть готов к 25 ноября. Об этом пишет в своей книге «Сталинград» немецкий военный корреспондент Хейнц Шрётер. По его словам, во второй половине дня с телеграммой фюрера ознакомился командующий.
— Крым и Нарвик принесли нам явный успех. Сталинград — это эксперимент, — сказал офицер разведки командующему.
Командующий, глядя в окно, ответил:
— Харьков тоже был экспериментом, а Фридрих II (генерал Паулюс имел в виду себя. — Л. 3.) превратил опасную ситуацию в решающую победу…
Приказ о разработке ордена «За Сталинград» был передан в 637-ю агитационно-пропагандистскую роту. Здесь за работу взялся военный художник Эрнст Айгенер, который находился в войсках начиная с Польши и Франции и кончая Россией, а теперь Сталинградом. «В центре ордена, — пишет Хейнц Шрётер, — Эрнст Айгенер изобразил бункер с руинами волжского города, к которым было обращено лицо мертвого солдата. Каску солдата обвивала колючая проволока, а поперек всего проекта прямыми буквами было написано: «Сталинград».
Проект был отклонен Ставкой фюрера. «Слишком деморализующе», — было написано на краю проекта. На следующий день, который выдался очень солнечным, Айгенер в возрасте 37 лет погиб — это произошло 20 ноября 1942 года. Он остался там, где позднее хотел построить себе дом, — на дороге, проходившей через донскую возвышенность недалеко от Калача.
«Звезды вечны, но люди поступают так, будто завтра их здесь уже не будет» — так писал Айгенер за три часа до своей смерти.
И в этот раз генерал Паулюс начал наступление на всех участках фронта с целью захвата города. Перед этим, подписывая приказ войскам, он заявил начальнику штаба 6-й армии генералу Шмидту:
— Если русским удастся выстоять, то я перестану себя уважать. Для нас это последний шанс, и мы должны им воспользоваться!
— Бог в помощь, Фридрих, — сказал генерал Шмидт, его лицо с резко очерченными скулами посерьезнело.
Бои носили ожесточенный характер. Сильный удар приняли на себя военные моряки с Дальнего Востока — 3-й батальон 92-й стрелковой бригады, который был передан в стрелковую дивизию генерала Горишного. Они не только отбили натиск врага, но и сами контратаковали его. Свидетелем их мужества и стойкости стал сам командарм Чуйков, наблюдавший за сражением со своего КП. Позже Василий Иванович вспоминал: «Краснофлотцы в пылу боя сбрасывали с себя шинели и в одних тельняшках и бескозырках, отбив атаки, сами переходили в наступление. Не менее жестокая борьба шла в цехах заводов “Красный Октябрь”, “Баррикады” и на Мамаевом кургане. Нам самим уже стало казаться, что наши бойцы превратились в бессмертных богатырей, что их никакая сила не берет».
На узком участке у завода «Баррикады» немцам все же удалось выйти к Волге и отрезать 138-ю стрелковую дивизию генерала Людникова от основных сил. Войска этой дивизии были зажаты противником с севера, запада и юга, а с востока отделены Волгой, по которой по-прежнему шел сплошной лед. И все же 14 ноября пароход «Спартаковец» смог перевезти на правый берег прямо к заводу «Красный Октябрь» 400 бойцов с вооружением и 40 тонн боеприпасов и продовольствия. Пароход принял на свой борт 350 раненых. И все это делалось при обстреле завода и причала вражеской артиллерией. Пароход форсировал льдистую Волгу и через час уже ошвартовался на левом берегу.
— Я думал, что фрицы накроют нас с воздуха, — перевел дух капитан парохода. — Но выручили наши летчики, они прикрыли нас. А армейцам мы все-таки помогли. Пожалуй, это был самый опасный для экипажа рейс. Но риск — дело благородное, да и мы люди благородные, — улыбнулся капитан.
За Мамаев курган билась стрелковая дивизия генерала Батюка. Даже танки не помогли немцам, бойцы закалились в боях, набрались боевого опыта и с завидным упорством сумели отбить яростные атаки врага.
А командарм Чуйков между тем собрал все части стрелковой дивизии генерала Смехотворова в один полк, направил его на правый фланг дивизии генерала Горишного, чтобы контратаковать противника. Трудно было, но контратаки сделали свое дело — враг попятился. «Несмотря на исключительно тяжелое положение, там (в штабе Людникова. — А.З.) соблюдали спокойствие и уверенность, — вспоминал Чуйков. — Телефонная связь, разумеется, была порвана, работала только радиостанция. Я лично несколько раз открытым текстом говорил по радио с Людниковым. Мы узнавали друг друга по голосу, не называя себя по имени и фамилии. Я не стеснялся открыто говорить ему, что помощь будет оказана, что скоро соединимся с ним. Я надеялся, что он понимает, почему разговор с ним ведется открыто и что скоро никакой помощи мы дать ему не можем. Он мне тоже говорил о надежде на скорое соединение. Мы старались таким образом ввести в заблуждение противника. Лишь в ночь на 16 ноября наши «ночные» самолеты на парашютах сбросили Людникову четыре тюка продовольствия и четыре тюка боеприпасов. А в ночь на 20 ноября четыре бронекатера наконец пробились к протоку Денежная Воложка, затем к берегу, где оборонялась дивизия. Катера доставили боеприпасы, медикаменты и вывезли 150 раненых».