Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 103

Вскоре после того, как ты уехал, ко мне приходила Кристина, просила, чтобы я уговорила тебя вернуться ней. Говорит: «Лучше вашего сына мужа себе не найду». Мне стало жаль ее. Может, и вправду она любит тебя?.. Вернула тебе золотое обручальное кольцо. Я положила его в шкатулку, где хранятся твои письма, которые ты присылал мне из Хабаровска».

«Эх, мать, неужели ты не видишь, как хитра Кристина? — мысленно спросил он Татьяну Акимовну. — Она любого разжалобит, но я не клюну на ее удочку. Хватит, и так обжегся от ее “любви”».

Кто-то постучал в дверь. Бурлак открыл ее. Это был сосед, старый волжский рыбак Кузьма Петрович, с которым дружил отец. Борода у него стала совсем седой — белая, как морская пена.

— Добрый день, Иван Лукич! — сказал он и улыбнулся. — Хорошо, что ты пришел. Твоя мама уехала в Саратов. Туда уходила военная машина со Сталинградского тракторного завода и попутно взяла ее. Она просила передать, чтобы ты поберег себя.

— Спасибо, Кузьма Петрович, — поблагодарил Бурлак и пригласил соседа пройти с ним в комнату.

Окна были закрыты, и Иван Лукич зажег лампу. Стало светло как днем. Кузьма Петрович уселся на мягкий диван.

— А ты, Ванюша, все еще воюешь? — усмехнулся он, поджав губы, и, не дождавшись ответа, продолжал: — Вчера у меня был день рождения. Стукнуло мне шестьдесят. Жаль, что тебя не было, выпили бы по рюмашке за мое здоровье.

Бурлак сказал, что у него припасена бутылка водки. Кузьма Петрович тряхнул бородой.

— Вот здорово! — воскликнул он. — У меня с утра горело во рту, надо было опохмелиться.

Они выпили и закусили. Бурлак проголодался и с аппетитом ел сало, принесенное соседом. Оно было Пахучим и мягким. Оба повеселели от выпитого, особенно Кузьма Петрович. Глаза у него загорелись, словно в его сети попал огромный сом. Он заговорил:

— Слыхал я от твоей матери, что генерал армии Жуков лично вручил тебе медаль за отвагу, когда в тридцать девятом на Халхин-Голе ты крепко крушил на своем танке япошек. Это правда?

— Правда, Кузьма Петрович, что было, то было, — ответил Иван Лукич и добавил: — На танке воевать нелегко, и, если ты его не изучил, не научился маневрировать им, добиться победы над противником никак не сможешь. Это я испытал на своей шкуре.

— Любишь свое дело? — спросил сосед.

— Любить можно только женщину, — серьезно возразил Бурлак. — А чтобы стать отличным танкистом, нужно много и упорно учиться. Вот я и учился.

— Я считаю, что все, от чего ты можешь погибнуть, вещь опасная, потому и мужество свое обретаешь.

— Правильно рассуждаешь, Кузьма Петрович, — улыбнулся Бурлак и снова наполнил стаканы. — Давай свой тост, — сказал он, глядя в черные, как омут, глаза соседа. — Скажешь?

— Выпьем за ребят, что до самой последней возможности держат оборону Сталинграда!

— Хороший тост, — похвалил соседа Иван Лукич.

От выпитого ему стало жарко, тело будто налилось свинцом, и заветной легкости он не ощущал.

Между тем сосед посмотрел на часы. Скоро девять вечера, пора домой.

— Я затопил баньку, хочу погреть свои старые кости. — Кузьма Петрович поднялся. — Хочешь, пойдем ко мне, искупаешься?

— Я утром мылся в части, так что спасибо!..

Переночевал Бурлак дома, а утром позавтракал и поспешил в военную комендатуру. Он хотел узнать, куда переехал госпиталь, в котором оперировали Оксану.

Комендант в чине майора встретил его приветливо.

— Танкистам мы всегда рады, — улыбнулся он и, когда Иван Кузьмич высказал ему свою просьбу, ответил, что нужный ему госпиталь теперь находится на левом берегу Волги, так как на подступах к городу начались бои.

— Где-то неподалеку от центральной переправы. — уточнил майор.

Госпиталь долго искать не пришлось. Размещался он в детском саду. Еще недавно здесь были дети, их эвакуировали, а обжитый большой деревянный двухэтажный дом занял госпиталь. Дежурный военврач, коренастый усатый капитан с темно-серыми глазами и худощавым, обветренным лицом, выслушав Бурлака, спросил:

— Как фамилия медсестры?



— Оксана Бурмак.

— А вы Бурлак? — усмехнулся капитан. — Интересно, однако, кто она вам — сестра, жена?

Бурлак покраснел до корней волос и обронил:

— Просто хорошая знакомая…

Военврач полистал журнал, куда заносились фамилии поступающих в госпиталь раненых, и, найдя фамилию Оксаны, воскликнул:

— Нашел! — Он начал вслух читать все, что там было написано: — Оксана Бурмак, раненная в правое плечо, подлечилась и убыла в войска Сталинградского фронта, в санбатальон, откуда и поступила.

— Благодарю вас, товарищ военврач, — улыбнулся Бурлак. — Теперь я легко найду ее.

Командующий 64-й армией генерал Шумилов чувствовал себя неуютно, если не побывал в войсках: ему казалось, что он лишился того, без чего не может состояться стоящий военачальник. Но в этот раз он весь день провел с бойцами и командирами. Вместе с членом Военного совета генералом Сердюком он проверял, как оборудованы передовые позиции, в полный ли рост вырыты окопы, сколько огневых точек и все ли они замаскированы от ударов авиации. В беседах с бойцами и командирами Михаил Степанович убедился в что люди, испытывая на себе удары превосходящих сил врага, не только стойко оборонялись, но и нередко сами контратаковали и, хотя порой противник теснил их боевые порядки, находили в себе силы до последней возможности удерживать свои рубежи.

Генерал Шумилов в сопровождении начальник штаба стрелковой дивизии зашел в блиндаж, где располагались связисты, следом за ним вошел член Военного совета генерал Сердюк. Было светло, и командарм увидел раненого бойца. Он лежал на койке и негромко стонал, шаря тупым взглядом по стене, на которой бликами играл солнечный луч, пробивавшийся в открытую дверь блиндажа. Медсестра, среднего роста девушка с резко очерченным лицом, ловко перевязывала его окровавленную ногу и тихо говорила:

— Не горюй, солдатик, до свадьбы заживет!

— Женат я, сестрица… — прошептал боец запекшимися губами и, передохнув, продолжал с трудом подбирать слова: — Как бы доктора ногу не отрезали. А кому я нужен без ноги? Разве что маме, а жена от меня сразу откажется…

Увидев командарма и члена Военного совета в сопровождении начальника штаба дивизии, медсестра выпрямилась, представившись старшему начальнику.

— Куда ранен боец, в ногу? — спросил ее генерал Шумилов.

— Так точно, товарищ командарм, — милым голосом произнесла медсестра и так доверчиво посмотрела в лицо генералу, что он смутился. — Рана тяжелая, пуля задела кость…

— Почему до сих пор не отправили его в медсанбат или в госпиталь? — В голосе Шумилова прозвучали суровые нотки. Но медсестра ничуть не оробела и пояснила, что давно ждут машину, а ее все нет. Командарм строго взглянул на начальника штаба дивизии: — Полковник, это что же такое, а? У бойца может возникнуть гангрена, если ему не будет оказана срочная помощь. Кстати, кто он?

Полковник неуклюже дернул плечами, лицо его покраснело.

— Сапер, товарищ командующий. Минировали дорогу, по которой должны были пройти вражеские танки, и он попал под шальную пулю. У нас еще пятеро раненых, их доставили с передовой сюда на рассвете.

— Ну и как, немец напоролся на эти мины? — спросил Шумилов.

— Три танка подорвались, траки им порвало…

— Тогда, может быть, надо наградить сапера?

— Безусловно, раненый это заслужил, — поддержал командарма член Военного совета.

— Можно, сапер он храбрый, — подал голос начальник штаба. — Вернется из танковой бригады комдив, и я доложу ему ваше мнение, товарищ командующий.

Словно не слыша его, генерал Шумилов распорядился, чтобы всех раненых немедленно отправили в медсанбат. Он взглянул на медсестру.

— А вы почему не сражаетесь со своим начальством, держите раненых без лекарств?

Медсестра растерялась и не сразу нашлась что ответить:

— Обещали подать машину, вот я и жду…

Поездкой в войска командарм Шумилов остался доволен. Оборонительные рубежи в инженерном отношении подготовлены надежно. Окопы протянулись вдоль густого кустарника, и с воздуха «юнкерсам» вряд ли удалось бы обнаружить их.