Зарево над Волгой

Незаметно наступил рассвет, и по всему фронту 24-й, 1-й гвардейской и 66-й армий началась артиллерийская подготовка. Жуков встал рано и уже наблюдал за началом операции с КП 1-й гвардейской армии. Рядом с ним стоял командарм Москаленко и давал ему некоторые пояснения.

— Плотность нашего огня небольшая, и толку от него мало, — сердито произнес Жуков.

— После залпового огня «катюш» гитлеровцам не поздоровится, — заверил его генерал Москаленко.

Но чуда не произошло — наши войска продвинулись вперед на два — четыре километра, что, естественно, разочаровало Георгия Константиновича. И когда вечером ему позвонил Сталин, чтобы узнать, как идут дела, он со свойственной ему прямотой заявил, что к северу от Сталинграда немцы ввели в бой свежие войска, переброшенные из района Гумрака, и наше наступление застопорилось. Сталин, однако, ответил, что надо продолжать контратаки, строго предупредив своего заместителя о его главной задаче — «оттянуть от Сталинграда как можно больше вражеских сил».

Но как Жуков ни старался, прорвать боевые порядки противника или ликвидировать его коридор наличными силами он не смог. В таком же духе высказались генералы Гордов, Москаленко, Малиновский и Козлов.

— Нам нужны резервы — так и доложу верховному, — заверил командармов Жуков.

Он вышел на связь со Ставкой, но едва стал объяснять Сталину причину неудач на фронте, как тот прервал его:

— Возвращайтесь в Москву, и мы все обговорим.

Верховный с нетерпением ожидал Жукова. В Ставку он вызвал и Василевского, но, когда Георгий Константинович прибыл в Кремль, в упор задал ему вопрос, что нужно Сталинградскому фронту, чтобы ликвидировать коридор противника и соединиться с Юго-Восточным фронтом. Жуков начал перечислять: одну общевойсковую армию, танковый корпус, три танковые бригады и не менее 400 гаубичных орудий.

— Это минимум, товарищ Сталин, — подал голос Василевский.

Сталин молча достал свою карту с расположением резервов и начал ее рассматривать, а Жуков и Василевский отошли в сторону и заговорили о том, что следует искать иное решение проблемы.

— А какое «иное» решение? — услышав их разговор, спросил верховный. И, не дождавшись ответа, добавил: — Вот что: идите в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда, какие и откуда взять войска для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра к девяти вечера соберемся здесь.

«Все внимание мы с Александром Михайловичем сосредоточили на возможности осуществления операции крупного масштаба, — отмечал Жуков, — с тем чтобы не расходовать подготовляемые и уже готовые резервы на частные операции… Перебрав все возможные варианты, мы решили предложить И. В. Сталину следующий план действий: первое — активной обороной продолжать изматывать противника; второе — приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу».

Как и распорядился верховный, вечером Жуков и Василевский прибыли в Кремль и доложили Сталину свои выкладки. Предварительный план контрнаступления в районе Сталинграда заинтересовал верховного. А вот создание нового фронта в районе Серафимовича, который пометил на карте Василевский, его насторожило.

— Хватит ли у нас сил для такой большой операции? — спросил он.

— Хватит, — ответил Жуков. — Через полтора месяца все необходимые средства и силы будут готовы. Кроме всего прочего у нас есть еще один важный козырь… — Он не договорил, и Сталин спросил:

— Козырь? И какой же?

Жуков сказал, что в районе Волги и Дона у немцев очень мало войск в оперативном резерве — 6 дивизий, они разбросаны на широком фронте и собрать их в кулак в короткое время невозможно. Наиболее боеспособны 6-я армия генерала Паулюса и 4-я танковая армия генерала Гота, подчеркнул Георгий Константинович, но эти две армии понесли большие потери и не могут успешно завершить свои действия по захвату Сталинграда.

— По нашему плану операция делится на два этапа, — теперь заговорил Василевский. — Первый — окружение сталинградской группировки войск и создание прочного внешнего фронта с целью изоляции этой группировки от внешних сил; второй — уничтожение окруженного врага и не дать возможности вермахту осуществить деблокировку окруженных войск.

Выслушав обоих, Сталин сказал:

— Над этим планом надо еще подумать и подсчитать наши ресурсы. А сейчас главная задача — удержать Сталинград и не допустить продвижения противника в сторону Камышина.

Казалось, все было ясно и нужно действовать. Но в это время Верховному главнокомандующему позвонил по ВЧ генерал Еременко. Глядя на Сталина, Жуков понял: Еременко докладывал весьма неприятные новости — это было видно по тому, как, слушая его, Сталин нервно двигал бровями, сжимал и разжимал губы. Наконец, закончив разговор, он произнес:

— Еременко сообщил, что немцы подтягивают к городу танковые части. Завтра надо ждать нового удара. — Верховный взглянул на Василевского. — Дайте сейчас же указание о немедленной переброске через Волгу 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева и посмотрите, что еще можно направить туда завтра. — Сталин подошел к Жукову. — Теперь что надлежит сделать вам. Позвоните Гордову и Голованову, чтобы они незамедлительно вводили в дело авиацию. Пусть Гордов атакует с утра, чтобы сковать противника. А сами вылетайте обратно в войска Сталинградского фронта и приступайте к изучению обстановки в районе Клетской и Серафимовича. — Он перевел взгляд на Василевского: — Вам через несколько дней надо вылететь на Юго-Восточный фронт для изучения обстановки на его левом крыле. Разговор о плане продолжим позже. То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока никто не должен знать. У вас есть вопросы? Нет? Тогда оба свободны.

Через час Жуков вылетел в штаб Сталинградского фронта.

Генерал Чуйков находился в Бекетовке, когда член Военного совета Хрущев вызвал его на Военный совет фронта в деревню Ямы на левом берегу Волги. Вызов был срочный, и поначалу заместитель командующего войсками 64-й армии растерялся. Кому он вдруг понадобился и по какому вопросу? Перед отъездом Чуйков зашел к командарму генералу Шумилову. Тот вместе с начальником штаба генералом Ласкиным корпел над оперативной картой фронта.

— Что случилось, Василий Иванович, почему еще не убыли в штаб фронта? — спросил командарм, глядя на своего заместителя строгими глазами.

По натуре Шумилов был прост, за словом в карман не лез, знал, что и кому говорить, и это притягивало к нему людей, в том числе и Чуйкова.

— Михаил Степанович, я уже собрался в дорогу, но душа болит: зачем меня вызывают? — У него отчего- то зарумянились полные щеки. — Может, вы скажете? — И он шутливо добавил: — Если хотят с меня снять стружку за какой-либо грех, командующий фронтом мог бы и по телефону отчитать. Зачем же зря время терять?

Шумилов явно желал рассеять подозрения своего заместителя, но не знал, с чего начать.

— Я сам удивлен твоим вызовом, Василий Иванович; — пожал плечами командарм. — Мне даже никто не звонил. Вот ему, — Шумилов кивнул на генерала Ласкина, — позвонил член Военного совета Хрущев и коротко изрек: «Чуйкову срочно прибыть на Военный совет!»

— Все в точности так и было, — подтвердил Ласкин. — Однако чутье мне подсказывает, что вас приглашают, видимо, по серьезному делу…

— Тогда почему только меня, а не командарма? — прервал его Чуйков.

— Логично, — усмехнулся Ласкин. — Наверняка дело касается лично вас.

— Ну что ж, поеду, если что — позвоню вам оттуда, — разочарованно произнес Чуйков и поспешил на выход.

На переправе в это время народу — не протолкнуться. Военные, беженцы с узлами в руках, раненые и медсестры — все спешили переправиться на другой берег Волги. Паром работал с перерывами, но Чуйкову удалось на «газике» съехать на него и вскоре оказаться на другой стороне города. В полночь 11 сентября добрались до штаба фронта, а утром он предстал перед командующим Еременко и членом Военного совета Хрущевым.