Страница 31 из 103
— Кстати, Андрей Иванович, немало рабочих ушло в истребительные батальоны, — напомнил Малышев генералу Еременко. — Их вооружили противотанковыми ружьями и бутылками с зажигательной смесью, и, как мне сказал директор завода, они уже участвовали в боях на северной стороне Сталинграда.
— Это мы их вооружили, — вмешался в разговор Чуянов. Он перевел взгляд на представителя Ставки Василевского. — Я бы хотел поставить вопрос об эвакуации важного промышленного оборудования заводов и фабрик города за Волгу, а те, что не успеем увезти, подорвать.
— Дело это нехитрое: заложил взрывчатку и поджигай бикфордов шнур, — подал реплику Хрущев. — Не рано ли делать это?
Все ждали, что скажет начальник Генштаба. Василевский, однако, был краток:
— Вопрос государственного значения, и его следует согласовать со Ставкой.
— Ну а ваше-то мнение каково? — не унимался Чуянов.
— Я бы на этот счет не торопился, — подчеркнул Александр Михайлович. — Боюсь, что это вызовет панику в городе, особенно среди населения.
— Тогда надо звонить товарищу Сталину, — настаивал Чуянов. — Я ведь забочусь о городе, его людях, а не о собственной персоне, — с обидой в голосе добавил он.
— Хорошо, я, как командующий фронтами, сейчас это сделаю, — заявил Еременко.
Он поднял трубку телефона ВЧ, и все услышали громкий, чуть с грузинским акцентом голос вождя:
— Слушаю вас, товарищ Еременко! Что, наверное, опять станете просить резервы? — В его словах послышалась насмешка.
— Нет, товарищ Сталин, — жестко ответил Еременко. — Да и чего просить, если танки и самолеты у вас на особом счету? — После паузы командующий продолжал: — У меня тут на КП находятся товарищи Малышев, Василевский, Чуянов и Хрущев. Мы обсуждаем обстановку под Сталинградом, да и в самом городе. Секретарь обкома ставит вопрос об эвакуации ряда предприятий за Волгу, а то, что не сможем увезти, взорвать. Естественно, сюда входит и тракторный завод.
Слышно было, как верховный откашлялся, потом произнес громче обычного:
— Я не берусь обсуждать этот вопрос. Но если начнете эвакуацию и минирование заводов, то эти действия будут поняты как решение сдать Сталинград. Поэтому ГКО запрещает вам делать это. — Он попросил Еременко дать телефонную трубку Василевскому, что и было сделано. — Товарищ Василевский, вы что, сами не могли распорядиться?
— Не мог, товарищ Сталин, — резко ответил начальник Генштаба. — Это не в моей компетенции, да и полномочиями на этот счет вы меня не наделили, хотя свое отрицательное мнение я высказал. Этот вопрос решать вам, а вот к выполнению ваших указаний я приложу максимум сил.
«Битый пес, его на мякине не проведешь», — усмехнулся в душе вождь и необычайно тепло подумал о представителе Ставки.
Казалось, верховный не обратил внимания на его последние слова, потому что прервал вопросом:
— Какова ситуация под Сталинградом на данный момент?
— Опасная ситуация. Немцы бросают в сражение максимум сил, чтобы захватить город, — напрямую заявил Василевский. Верховный прежде всего и ценил его за правду, хотя порой она была горькая для него. — Наши войска с боями отходят под напором танков и авиации. Сегодня вечером Сталинград бомбили более шестисот самолетов, забросали его фугасными и зажигательными бомбами так, что весь пылает. Подробности доложу вам завтра, к восьми утра, как и полагается.
— Хорошо, товарищ Василевский, — угрюмо отозвался верховный. — На помощь я пришлю в Сталинград вашего коллегу. — И он положил трубку.
На какое-то время в комнате командующего повисла напряженная тишина. Потом Еременко спросил у Василевского, кто такой «ваш коллега».
Василевский вдруг почувствовал прилив раздражения, у него задергались тугие скулы, но он и виду не подал, что вопрос вывел его из равновесия.
— Я полагаю, что речь идет о генерале армии Жукове, — сказал он.
— Ну что ж, меня это радует, — улыбнулся генерал Еременко. — У Георгия Константиновича есть чему поучиться. А я сейчас размышляю о том, какими силами подкрепить наши войска на северной окраине города. Вы же знаете, что рубеж реки Сухая Мечетка пологий и крутой, там вряд ли безопасно пройдут наши танки, их фрицы станут расстреливать в упор. Там нужна матушка-пехота.
Чтобы хоть как-то облегчить раздумья командующего, начальник штаба Захаров сообщил, что туда уже подошли полк 10-й дивизии полковника Сараева и 124-я стрелковая бригада полковника Горохова, а также три батальона народного ополчения.
— Да, и еще вот что, Андрей Иванович, — спохватился генерал Захаров. — Наши разведчики только что вернулись с северной стороны, и знаешь, что они там увидели? Новые колонны немецких танков и мотопехоту. Наверное, утром противник двинет свои войска на наши рубежи.
Еременко усмехнулся, отчего под глазами у него появились морщины.
— Ты еще сомневаешься, Георгий Федорович, а я ничуть. — Он дотянулся до папирос, лежавших на краю стола, и закурил. — А где член Военного совета Хрущев?
— Пошел проводить гостей, — пояснил Захаров. — Чуянов пригласил москвичей на свое ранчо попить чайку, у него они и заночуют. Я предложил им тут перекусить, но они отказались.
— Ранчо, говоришь? — не понял его Еременко.
— Да, — усмехнулся начальник штаба. — У Чуянова на тракторном заводе есть кабинет, а рядом расположился нарком Малышев, который днюет и ночует на заводе.
Но генерал Еременко уже думал о другом. Его обеспокоило то, что враг накапливает свои силы. Ему вспомнилось, как неделю назад начальник разведки фронта принес ему копию приказа командующего 6-й армией генерала Паулюса о наступлении 19 августа на Сталинград. Из этого приказа было видно, что 6-я армия Паулюса имела в своем составе 6 корпусов и по численности в два раза превосходила войска Сталинградского фронта. Генерал Паулюс приказывал 14-му танковому корпусу при поддержке 51-го армейского корпуса овладеть центральной и южной частями Сталинграда. Однако он предупреждал своих подопечных, что русские будут упорно оборонять район Сталинграда. Следует «считаться с тем, что они (русские. — А.З.), возможно, сосредоточили силы, в том числе танковые бригады, в районе Сталинграда и севернее перешейка между Волгой и Доном для организации контратак», — указывает Паулюс. И тут же он замечает: «Возможно, что в результате сокрушительных ударов последних недель («сокрушительных ударов» — так фашистский генерал оценивает атаки своих войск, это, по мнению Паулюса, более чем скромно, хотя на Сталинградском направлении таких ударов еще не было. — А.З.); у русских уже не хватит сил для оказания решительного сопротивления».
Однако «предвидение» генерала Паулюса не оправдалось, несмотря на то что его 6-ю армию по личному приказу Гитлера все время подпитывали танками и авиацией, восполняя потери в живой силе и технике с целью расширения плацдарма и захвата новых рубежей. Но едва появлялся вражеский прорыв в обороне, как наши войска тут же стремились ликвидировать его путем нанесения контратак. Пока немцы так и не смогли пробиться в Сталинград. «В результате этих контратак, — пишет немецкий генерал Дёрр, участник сражения на Волге, — противнику удалось отрезать танковый корпус (14-й танковый корпус генерала Тога. — А.З.), который был вынужден в течение ряда дней отбивать атаки, получая снабжение по воздуху и от небольших групп, пробивавшихся к нему ночью под прикрытием танков… В течение недели дивизии 14-го танкового корпуса находились в критической обстановке на берегу Волги».
В комнату командующего без стука вошел его заместитель по Юго-Восточному фронту генерал Голиков, следом за ним — начальник штаба генерал Захаров.
— Что у вас, друзья? — спросил Еременко, оторвавшись от бумаг. — Я заказал по ВЧ Ставку и теперь жду звонка. Надо доложить верховному кое-какие вопросы и посоветоваться с ним. Посмотрю, какое у него будет настроение, может быть, попрошу резервы для 62-й и 64-й армий. У них там большие потери. Генерал Лопатин очень переживает.
Первым заговорил Захаров, сказав командующему что части 62-й армии генерала Лопатина ведут тяжелые бои в районе Калача. Еременко сразу понял: у Антона Ивановича что-то не ладится, так как в голосе начальника штаба фронта он уловил тревожные ноты. Но Захарова он не прерывал. А тот продолжал: