Грамши

Да тут был и обратный процесс — ассоциации взаимопомощи, кооперативы, лиги, профсоюзы, создаваемые рабочими, крестьянами и батраками (а сеть подобных организаций была весьма густа, особенно на севере Италии), в свою очередь, послужили теми ячейками, на которые опиралось социалистическое движение: это были новые политические классовые организации, и они превратились потом в социалистическую партию.

Итальянское социалистическое движение, быть может, не имело права называться чисто пролетарским, идеологические устои его тоже были в достаточной мере шаткими, но одно остается несомненным — это было движение, исполненное размаха, энтузиазма и веры в приход нового общественного строя.

Возможности, которые предоставлял буржуазный парламентаризм, были отлично использованы социалистами Италии в интересах трудящихся. Но итальянские социалисты тех времен не обладали решимостью идти до конца.

Многое объясняется здесь влиянием реформизма. Мы иногда поддаемся звучанию политических терминов самих по себе, их этимологическому значению, так сказать. И иногда склонны предполагать, что если реформизм есть движение умеренных, далеких от крайностей, то и возглавлять его должен человек вялый и умеренный.

Быть может, кое-где так порой и обстояло дело — в кайзеровской Германии, например. В Италии тех времен дело обстояло иначе.

Человек, выдвинувший концепцию о полной невозможности революционного захвата власти пролетариатом — о необходимости постепенной политической и культурной подготовки масс, о проведении в сотрудничестве с буржуазией частичных реформ, — итак, человек, выдвинувший эту робкую концепцию умеренности и аккуратности, был крупной и незаурядной личностью. Это был Филиппо Турати, руководитель Миланской социалистической лиги, человек с лицом грубоватым и вдохновенным.

Конечно, Турати во многом был скорее буржуазным радикалом, последним представителем Рисорджименто (по меткому определению Тольятти), чем революционером и борцом рабочего класса. И захват власти в намерения людей типа Турати (пусть и меньшего калибра), бесспорно, не входил.

И внутренняя слабость социалистического движения в Италии состояла в том, что руководители итальянских социалистов не были способны повести массы по революционному пути, который привел бы их к осуществлению стремлений этих масс. Это были отличные проповедники, зачастую дельные и толковые организаторы, но не борцы в подлинном смысле этого слова.

Массы действительно считали, что создаваемые ими ассоциации непременно должны стать костяком, каркасом нового государства. И власть в этом государстве должна будет находиться в руках трудящихся.

Марксизм считался официальным учением итальянского социалистического движения, и порой оно довольно близко подходило к нему, но чаще социалисты Италии отталкивались от гарибальдийского радикализма, от туманного общечеловеческого гуманизма. Не чужды ему были и анархические тенденции.

Сделать нужно было исполински много. Нужно было повести Италию по пути прогресса. Нужно было развить и завершить дело, начатое Рисорджименто, — нужно было провести демократические реформы, обеспечить соблюдение народных свобод. Нужно было удалить из органов власти монархистов, консерваторов и реакционеров. Нельзя было оставлять в неприкосновенности экономическую структуру государства, нужно было освободить юг Италии от феодальных пережитков.

Антонио Лабриола был весьма активным и последовательным политическим мыслителем, он развивал материалистическую концепцию истории, он выступал против расхожего и пошлого политического фатализма, но в вопросе о путях и способах движения итальянского общества к социализму он проявлял известную робость. Он писал об этом в весьма осторожных, почти скептических выражениях.

Каковы, по мнению Лабриолы, задачи социалистического движения в Италии? Задачи эти в общем довольно скромны: «…развивать политическое сознание масс… воспитывать ту часть рабочих, которая может быть способна к классовой борьбе… противопоставлять различным каморрам (то есть, грубо говоря, рафинированным шайкам. — А. Г.), которые называют себя партиями, сильные народные организации… заставить представителей правительства пойти на полезные для всех экономические реформы»[4].

А вот и последний аккорд — профессор Лабриола с горечью признает (в письме к Паскуале Виллари от 30 ноября 1900 года), что никогда не мечтал о том, «что итальянский социализм сможет когда-либо разрушить капиталистический мир».

Антонио Лабриола видел, что вся политическая концепция итальянских социалистов его эпохи в корне порочна, но ни по своему положению, ни по обстоятельствам личным, бытовым, этот видный ученый не мог стать тем человеком, который способен был бы возглавить борьбу за переход итальянского социалистического движения на какие-то иные, более реальные и более радикальные пути. Это сделалось задачей людей иного поколения, не отцов, а детей. Это было задачей поколения, к которому принадлежал Антонио Грамши, и миссия эта была в конце концов осуществлена этим многострадальным поколением, хотя победа его была достигнута с большими издержками и великой кровью.

В этой связи примечательны слова Пальмиро Тольятти: «…старое итальянское рабочее движение должно было совершить качественный скачок, который освободил бы его как от наивных мечтаний реформистов о тихом закате буржуазного мира, так и от шлака пустозвонного и бессильного экстремизма. Этот качественный скачок и был произведен путем создания Итальянской коммунистической партии»[5].

Но совершен был этот качественный скачок далеко не сразу. Коммунистов 20-х годов от прекраснодушных мечтателей годов 900-х отделяет целая эпоха — дни Капоретто и Витторио Венето, и тревожный девятнадцатый год, и бесчинства фашистских банд, и суровые дни занятия фабрик. Говорят: крот Истории хорошо роет. Но этому кроту требовалось время. И немалое к тому же.

Настоящие люди

«Одно из самых больших в моей жизни „угрызений совести“ я испытываю из-за того, что доставил глубокое огорчение моему доброму профессору Бартоли из Туринского университета, уверенному, что я — архангел, которому судьбой предназначено окончательно разгромить, разбить „неограмматиков“»[6] (так называли ученых, ограничивающихся сухим формализмом).

Так писал своим родным Антонио Грамши после многих лет, прошедших в трудах и борьбе, посвященных активной и целеустремленной политической деятельности.

Он был весь в борьбе, каждое биение его сердца было посвящено ей, ее задачам, ее тяготам и тревогам. Но в полушутливых сомнениях, или, как он сам называл их, «угрызениях совести», есть и некая правдивая нотка.

Нельзя утверждать, что Антонио Грамши мог бы, дескать, стать большим ученым, но задачи революционной борьбы, все время встававшие перед ним, помешали ему всецело предаться чисто академической деятельности.

Грамши — один из крупнейших философов и историков культуры, которых когда-либо порождала щедрая земля Италии. И революционная борьба не только не помешала ему стать истинным ученым, но, напротив, напоила его научные и литературные труды новым, глубочайшим и своеобразнейшим содержанием.

Антонио вступил в туринскую секцию социалистической партии уже на первом курсе; он подал заявление о приеме в партию чуть ли не на второй день после приезда в Турин. И тут молодому филологу, человеку, которого долгое время занимали, казалось бы, сугубо отвлеченные проблемы, приходится окунуться в самую гущу жизни.

Секция поручает ему руководство рабочими обществами страхования и взаимопомощи, и недавний книгочий, казавшийся многим знавшим его будущим кабинетным ученым, превосходно справлялся со своими новыми обязанностями.

Впрочем, контакты с рабочими, с простыми туринскими тружениками, налаживались у Антонио Грамши не только по партийной работе. Завязывались и обычные — бытовые, человеческие, дружеские взаимоотношения.

4

Пальмиро Тольятти, Итальянская коммунистическая партия. М., 1959, стр. 19.

5

Пальмиро Тольятти, Итальянская коммунистическая партия. М., 1959, стр. 22.

6

Л. Ломбардо-Радиче и Дж. Карбоне. Жизнь Антонио Грамши. М., 1953, стр. 20.