Страница 31 из 44
Она решительно подтянула бикини.
— Идем к ним. Сыграем три на три без каких-либо правил.
И Фис побежала через пляж к заливу, остановившись только тогда, когда волны заплескались вокруг ее толстых бедер. Отчаянно взмахнув руками, она погрузилась в воду, точно большой розовый морж, охотящийся за неуловимой рыбой.
Мэри неторопливо и грациозно поднялась. От солнца и соленой воды ее тело приобрело заметный бронзовый оттенок. Высоко держа голову, она какое-то время стояла неподвижно, словно молодая богиня, невыразимо прекрасная своей чистой, нетленной красотой; потом не спеша вошла в воду.
Этим вечером Сэм Вассерман возвратился из Канн в начале одиннадцатого. Почти сразу же он отвел Мэри в сторону и заговорил с ней доверительным тоном.
— Лора, — сказал он, — у меня для вас хорошие новости. Завтра кое-кто из моих приятелей приедет сюда, из Канн и останется на воскресенье. Они хотят на вас посмотреть. Я заложил мощный фундамент вашего будущего, лапочка. Эти люди имеют вес в мире кино, и мы с вами сумеем обстряпать хорошенькое дельце.
— Спасибо, Сэм, — тихо произнесла она, намеренно удивленным тоном.
— Ведите себя непринужденно, будьте сами собой, — продолжал он, — и ни в коем случае ни с кем из них не говорите о делах. В деловых разговорах с этими людьми требуется крайняя осторожность. Положитесь на меня. Пусть я буду для них вашим импресарио. Понимаете?
— Да.
— Конечно, они захотят посмотреть товар, прежде чем его купить, но как только они увидят вас, лапочка… — Он красноречиво закатил глаза, затем быстро прибавил: — Я беру каких-то десять процентов от общей суммы плюс налоги. Согласны?
— Ну что ж, пусть так.
— Никаких «ну что ж». Я веду честную игру по отношению к Эмилю… и, само собой, по отношению к вам. Одна десятая плюс налоги — это обычное дело, и я отработаю свое сполна. Да и, вообще, что там какие-то десять процентов, если речь идет о миллионе долларов!
На этот раз удивление Мэри было абсолютно искренним.
— Сколько вы сказали? — переспросила она.
— Миллион долларов, лапочка, а может, и больше. И вы этого стоите, но вам нужен деловой человек, чтобы вести переговоры. Я позабочусь обо всех неприятных формальностях. Вам останется только считать деньги.
— Но… но что я должна делать за этот миллион?.. Он хитро улыбнулся.
— Лапочка, за такие деньги большинство людей сделало бы что угодно. Вам нет причин беспокоиться: дел вам найдут больше, чем достаточно. Если это будет записано в контракте — соглашайтесь, если нет — отказывайтесь. Вы меня понимаете?
— Да, Сэм, кажется, понимаю, — пробормотала она.
— Вы не только красавица, а еще к тому же и умница, — заметил он.
Позже, ночью, уже в постели, Мэри начала было писать письмо Дарку, но после нескольких первых строчек оставила эту затею. Она поняла, что у нее нет ничего нового, а умозрительные рассуждения не интересуют журналистов. Во всяком случае, «Красотворец» и все связанное с ним утратило значение, по крайней мере, для «Наблюдателя». И сам Дарк казался сейчас далеким и каким-то нереальным — куда менее реальным, чем, например, Сэм Вассерман, а будущее было таким заманчивым, что все прошлое выглядело серым и мрачным. Мысленно возвращаясь назад, в те дни, Мэри почти не могла понять, в чем и каким образом фирма «Чевял» преступила закон. Конечно, все это было рекламной авантюрой, возможно, и не слишком порядочной с точки зрения этики, но ведь никто же из-за нее не пострадал, и, раз уж на то пошло, никого не станут заставлять купить тюбик «Красотворца», если он сам того не захочет. А тем временем ее жизнь совершенно изменилась, и она только теперь начинала понимать, какие грандиозные перспективы открываются перед ней в будущем.
«А все то было журналистской бурей в стакане воды», — подумала Мэри. Возможно, и не беспричинной, если говорить о «Наблюдателе», который всегда искал повод к громким разоблачениям. Что касается Эмиля Фаберже, то в целом он обошелся с ней честно и дал больше, чем у нее когда-либо было в жизни, — будущее, которого стоило желать. Ну и что с того, если он настойчиво приставал к ней, атакуя откровенными предложениями? Лучше пусть пристают, чем полностью игнорируют. Так или иначе, ухаживание — проявление вежливости, даже к самой красивой в мире девушке; а вот Пол Дарк и не подумал сделать что-то подобное, если не принимать во внимание один случайный поцелуй.
Она хмуро и решительно отогнала мысли о Дарке и разорвала незаконченное письмо.
Глава двадцатая
Эйб Шварц, едва лишь увидел Лору Смайт, категорически заявил, что она несомненно, безоговорочно и вне всяких сомнений создана для кино. Она, мол, будет самой большой сенсацией со времен Клеопатры, даже большей, чем Грета Гарбо и, раз уж на то пошло, чем Мерилин Монро. Его, Эйба, слову можно верить: ведь кто же, как не он, открыл для кино столько громких имен. Ну хотя бы Лолу Кристл или удивительную светловолосую «секс-бомбу» Даун Фер, о которой говорят, вроде она зарабатывает больше, чем все президенты и премьер-министры вместе взятые. Лола и Даун довольно красивы по обычным голливудским стандартам, но по сравнению с Лорой Смайт они ничто, совершенное ничто. Пусть только появится Джулиус Айвенберг — он, Эйб Шварц, готов поклясться, что тот сразу же станет кротким, как ягненок, и начнет размахивать перед ней контрактами «Парагона».
Эйб был первой ласточкой. Руководствуясь инстинктом бизнесмена, он приехал на виллу «Лорен» на час раньше условленного времени. «Опоздавшему — кости», — процитировал он древнюю пословицу. Это был человек небольшого роста, но жилистый и энергичный. Густые и блестящие волосы, чуть заметно курчавящиеся от природы, удивительно бледное и по-детски нежное лицо. Его темные глаза смотрели живо и проницательно, а одежда свидетельствовала о полном пренебрежении к условностям: мятые белые брюки и ужасная зеленая, в оранжевых разводах рубашка. Весь он выглядел каким-то влажно-блестящим, словно покрытым холодным потом.
Менее чем через полчаса они с Сэмом Вассермаиом согласовали все вопросы, оставив Мэри роль постороннего наблюдателя. Эйб должен был действовать как непосредственный агент девушки и отвечать за все переговоры, согласования, контракты, а Сэм — поддерживать связь с Эмилем Фаберже и фирмой «Черил» и заботиться о том, чтобы условия контрактов не противоречили их интересам. Эйб был уверен, что сумеет убить разом трех зайцев — в кино, телевидении, рекламе, — и с присущей ему энергией быстро подсчитал, что пять миллионов долларов — вполне достижимая цель. Сэм с энтузиазмом поддержал его. Что касается Мэри, то она просто онемела от удивления.
Склонный к театральным эффектам, Эйб настаивал, чтобы до приезда остальных гостей из Канн девушка где-нибудь спряталась, а потом уже можно будет показать ее, чтобы еще больше ошеломить их неожиданным появлением.
— Только не на пляже, — предостерег он. — Кое-кто из этих ребят ездит с биноклем. Преждевременные смотрины нам ни к чему. Посидите в своей комнате, Лора, пока мы не пришлем за вами.
— Хорошо, — кивнула Мэри. — Что мне одеть?
— Что-нибудь простое и элегантное. Зеленое, скажем, или темно-серое.
— Но это только для начала. Нужно, чтобы купцы увидели товар лицом. Позже вы переоденетесь во что-то легкое — ну, скажем, в бикини. Возможно, мы прогуляемся на пляж. Они захотят рассмотреть ваши ноги, фигуру, цвет кожи. Вы должны помнить, что вы товар и эти господа имеют право как следует рассмотреть то, за что платят деньги. А уж после этого мы сможем поторговаться. Не пройдет и дня, как ваше будущее станет таким прекрасным, что одной жизни вам покажется слишком мало.
Мэри какое-то время нерешительно смотрела на него.
— Скажите мне, мистер Шварц, — спросила она, — вы действительно верите, что все эти невероятные прожекты осуществимы?
— Непременно, — ответил он, сделав решительный жест рукой. — Невероятные прожекты для невероятной девушки. Все совершенно логично. Вы удивительная девушка, Лора, и вы будете жить в волшебном мире.