Страница 46 из 121
Великий Заклинатель повиновался. Он с трудом поднялся на непослушные от страха ноги и пошел к Суру.
Иччи вздрогнула и стремительно исчезла в кустах. Волчата сгрудились у ног охотника, прижались к его меховым чулкам. Глаза их светились ужасом, маленькие уши прижались к голове, розовые пасти с крохотными белоснежными зубами ощерились.
— Она убежала… — растерянно сказал старик. Сур тихо засмеялся.
— А разве ты не прячешься, если неожиданно встречаешь на своей тропе чужака?
— Да… Да…
— Она вернется, обязательно вернется, как только поверит, что ты не хочешь причинить ей зла. — Сур помолчал. — Теперь ты веришь, что я дружу с волками? Наступит пора, и я приду в племя. Иччи научит детенышей волчьей мудрости, а я научу их человеческой, и мы станем помогать племени.
— Вернемся скорее в пещеру — сказал старик, все еще продолжая вздрагивать.
— Хорошо. Только я сначала отведу волчат в логово. Охотник пошел вверх по склону, и волчата, испуганно озираясь, доверчиво прижимаясь к его ногам, побежали рядом.
Лосось зачарованно смотрел им вслед. Потом он увидел в чаще глаза волчицы. Она следила за чужаком. Иччи не побежала вслед за Суром — ему она верила, как верят другу. И тогда Лосось запел заклинание, обращенное к добрым духам. Заклинание состояло из добрых слов и, может быть, поэтому голос старика был похож на голос Сура.
Волчьи глаза в кустах исчезли.
Вечером Лосось и Сур сидели у костра. Они видели, как на противоположном склоне мелькнуло гибкое тело Иччи, но она не подала голоса и скоро исчезла.
— Я приучу детенышей волка, — говорил Сур. — Приучу так, что они уже не смогут жить без человека. Ты знаешь — волки честны в дружбе между собой. Твои глаза видели это не раз. Они будут такими же с людьми.
— Когда я шел к тебе, — сказал Лосось, — племя собралось на совет. Люди велели мне: иди и приведи к нам Сура. Мы посмотрим в его глаза и послушаем его речи. Если он потерял свой разум — мы решим, что нам с ним делать: убить или навсегда изгнать из племени. Никто не поверил рассказам Черного Лиса… Я уже говорил тебе об этом… Люди громко смеялись…
— Но ведь я приду в племя не только со словами. Пусть все увидят…
— Нет, нет… — Лосось отрицательно замотал головой. — Они не поверят своим глазам…
— Что же мне тогда делать, Великий Заклинатель? Научи…
— Не знаю… — вздохнул старик. — Сам ты сделал это или тебя научили духи, но я вижу — ты отдал часть своего сердца новым друзьям, а они тебе. Разве сможет теперь кто-нибудь заставить тебя забыть о том, что ты сделал, что ты сумел?
— Нет!
— Память — самое страшное. Она сжигает людей и делает душу одного человека похожей на холодную золу, душу другого заставляет вечно гореть… Я расскажу в племени, что видел, что слушал. Пусть решат все…
Больше они не сказали друг другу ни слова. Ночь пришла и дала каждому по сну тревожному, беспокойному и чуткому. И едва стало светлеть небо, Лосось собрался в обратный путь. Сур, проводив его, долго стоял на вершине холма. Из предрассветного сумрака неслышно выскользнула Иччи, села у его ног и тоже долго смотрела вслед уходящему чужаку.
Потом начало всходить солнце и поднималось оно из-за гор трудно, неохотно, красное от натуги.
Глава XIII
Лето заканчивалось, когда, наконец, в Страну Лесов пришли дожди. Они были редкими, буйными. От них ручьи становились реками. Но дожди уже не могли заставить жить убитые летним солнцем траву и деревья.
Иччи клала голову на колени человеку, закрывала глаза, прижимала уши, тихо скулила.
— Я не могу жить без людей, — говорил Сур. — Я должен вернуться к ним, чтобы не забыть человеческую речь и продлить свой род. Так велели нам предки, а их научили этому духи. Но я не могу прийти к ним без вас и не могу оставить вас одних. Зима после Великой Суши, будет печальной. И ты, Иччи, погибнешь без меня, потому что зубы твои потеряли силу. И детенышей твоих ждет гибель — никто не научил их брать добычу. Они могут выслеживать, гнать зверя, но убивать его должен человек.
Волки садились полукругом возле Сура и слушали его голос.
Однажды посыпался с неба снег. Был он крупным, пушистым и мягким. Сур с интересом смотрел, как осторожно трогали подросшие волчата лапой снежинки, как пытались стряхнуть их со своей пушистой, потемневшей к зиме шерсти. Испуг был написан на смешных вытянутых мордочках.
К концу первого дня человек и волки дошли до хребта и, перевалив его, остановились у подножия на ночлег.
Всю ночь Сур так и не заснул. Он смотрел на яркие звезды в черном глубоком небе и думал о предстоящей встрече с людьми. Звезды мерцали тревожно и непонятно. Сур вспомнил — звезды когда-то тоже были людьми. Умирая, хорошие охотники становятся звездами большими и яркими, плохие — мелкими и тусклыми. Так говорили старики. Сур подумал вдруг, а как будет светить его звезда. Раньше его называли Великим Охотником, а теперь… Тихо, мучительно ныла изуродованная нога. И тогда, чтобы забыть о боли, он стал думать о волках. Сур думал о них, как о своих братьях. Он знал привычки каждого, каждого любил по-своему. Прошло всего одно лето, а ему казалось, что он всегда видел их рядом и всегда вместе ходил на охоту. Сур любил волков, и они отвечали ему тем же. Отношения их были просты и естественны. Каждый жил как хотел. Страна Лесов принадлежала в равной степени и волкам и людям, потому что здесь они увидели солнце, потому что здесь рождались и умирали их предки. Они одинаково понимали законы земли, на которой жили.
Сур вдруг с радостью подумал, что ему, человеку Страны Лесов, привыкшему с наступлением ночи прятаться в жилище, в расселинах, на деревьях, впервые было не страшно. Рядом лежали друзья волки, чьи уши ловили каждый шорох в чаще, каждый звук, и вместе с которыми он мог защититься от любого зверя.
Едва посветлело небо и задрожали звезды, собираясь потухнуть, Сур с волками снова тронулся в путь. Идти было легко, потому что тропа уводила вниз и была хорошо видна под тонкой шкурой зимы, еще не взъерошенной разными ветрами.
К середине дня они вышли на поляну с огромным, кроваво-красным камнем под тремя елями-великанами. Сур хорошо знал это место. Здесь люди его племени собирались, чтобы разбирать поступки охотников, нарушавших почему-либо закон предков. Отсюда было совсем близко до стойбища.
Волнение и предчувствие беды вдруг охватили Сура. И волки будто почуяли это. Они больше не убегали в стороны, а брели радом с человеком, и Иччи тревожно вглядывалась в чащу леса. Вдруг шерсть ее встала дыбом, и она зарычала.
Над головой Сура тонко, пронзительно взвизгнула стрела. Он стремительно метнулся к одной из елей. Там, под могучими корнями было углубление, и охотник толкнул туда волчат, прикрыл их своим телом.
На этот раз Иччи не бросилась прочь спасаться в чащу, и Сур сразу понял почему. Со всех сторон сухо затрещало дерево и на поляну вышли мужчины и женщины. Все они были с луками и копьями и колотили по древкам копий сучьями. Они молча медленно приближались, и Сур замер на месте. Это были люди его племени.
Он крепко сжал копье. У ног, ощетинившись, оскалив пасть, сверкала свирепо глазами Иччи.
А люди вдруг остановились. Теперь они стояли плечом к плечу, как деревья в самой густой чаще, и Сур понял — ни ему, ни волкам не уйти. Лица людей были угрюмы, а в глазах их он увидел ненависть и страх.
Они долго стояли молча, рассматривая Сура и Иччи. Потом людское кольцо вдруг разорвалось, и вперед выступил охотник по имени Голубиное Яйцо. Густые жесткие волосы падали ему на глаза, и рот был перекошен злобой. Он стремительно протянул руку с копьем в сторону Сура, но не успел сказать слова. Иччи метнулась навстречу ему, и Голубиное Яйцо, вдруг потеряв гордый вид, бросился за спины людей. И все в изумлении отступили, попятились.
— Иччи, назад! — тихим голосом приказал Сур, и волчица повиновалась.