Сирена (ЛП)

Однажды Истон услышал, что ничто так не строит, и не ломает отношения, как совместная покупка дома. В тот день он решил, что они их построят.

Отложив контракт, Зак откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Может, им стоило чаще покупать дома…

* * *

Час спустя, Нора покинула отель, и спешно направилась к своей машине, всю дорогу проклиная Сорена, зная, что если она хоть на секунду уймет свой гнев, то зальется слезами. С тех пор, как они разговаривали в последний раз, прошло несколько месяцев. И Нора делала все возможное, чтобы избегать его.

Временами, они сталкивались в клубе. Стоя на противоположных концах помещения, они просто смотрели друг на друга, в то время как присутствующие незаметно отступали назад, словно случайные свидетели, невольно оказавшиеся между двумя вооруженными бандитами. Однако сегодня, Сорен был не в настроении атаковать. Хуже - он хотел поговорить.

Нора снова прокрутила в памяти их разговор.

Этот разговор, как и все предыдущие, был, скорее, односторонним. Она сидела на кровати, словно девочка, провинившаяся в том, что слишком поздно вернулась домой, и ковыряла носками обуви шикарный ковер, пока он стоял над ней, отчитывая за множественные проступки.

Нора знала Сорена с пятнадцати лет. Удивительно, как много средств воздействия ему удалось припасти за эти восемнадцать лет.

Ближе к концу разговора, он раскрыл причину, по которой пошел на организацию данной встречи. Кингсли рассказал ему, что в последнее время, Нора была сама не своя - стала тише, злее, отчаянно желая поработать в один день, и неохотно соглашаясь в другой. Она объяснила это усталостью из-за того, что работала над очередной книгой, что новый редактор был жестким, но все же, предоставлял ей возможность и шанс всей ее жизни. Сорен казался скептически настроенным, спрашивая, могло ли быть что-нибудь еще, о чем она ему не говорила.

Когда оплаченный им час, наконец, истек, и Нора уже собиралась покинуть номер, Сорен остановил ее единственным словом, - Уесли.

Нора медленно повернулась к нему, и, стараясь сохранять свой тон нейтральным, спросила, - А что с ним?

- В следующий раз, когда мы встретимся, малышка, у нас будет больше тем для обсуждения.

У Норы защемило сердце, когда Сорен прибегнул к ее ласкательному прозвищу. Но она просто посмотрела в его красивое лицо, и, закинув на плечо сумку с игрушками, вышла из номера.

После всех этих лет практики, она выработала выдержку. Сев за руль своей машины, Сатерлин закрыла глаза и помолилась, благодарствуя за то, что Сорен ее не тронул.

Именно так все и произошло на их прошлую годовщину.

Тогда она отправилась к нему поздним вечером и позволила напоить себя бокалом вина. Они поговорили об общих знакомых, и даже сыграли партию в шахматы на кухонном столе, на котором он столько раз жестко занимался с ней любовью. На несколько минут она даже забыла, что больше не являлась его собственностью.

Когда она наклонилась, чтобы сделать ход слоном, ей на лицо упала прядь волос. Протянув руку, Сорен заправил локон Норе за ухо, и провел пальцем по ее щеке. В считанные минуты, они оказались у него в спальне, где теперь она стояла обнаженная, и привязанная к прикроватному столбу.

В ту ночь, он бил ее так сильно, что она чуть не захлебнулась собственными слезами. Наконец, насытившись ее болью, он развязал Нору, позволив ей обмякнуть в его руках. Его темнота рассеялась, и, уложив ее на кровать, он занялся с ней любовью так нежно, что она снова заплакала.

В прошлом, когда они еще были вместе, Сорен мог разговаривать с ней, находясь внутри ее тела. Иногда, он в ошеломляющих подробностях озвучивал свое желание к ней. А иной раз, просто выказывал свое притязание на Нору, называя ее своей собственностью, своим владением.

В ту ночь, двигаясь в ней, он говорил на датском - языке, к которому прибегал, когда его сердце было наиболее открыто. Во времена неугомонной юности Норы, он немного научил ее этому языку, что стало их тайным способом общения. За четыре года, после их расставания, она многое забыла, но у нее навсегда осталось в памяти "Jeg elsker dig", означающее на датском, "Я люблю тебя"- слова, которые Сорен шептал ей снова, и снова.

После, все еще оставаясь в ней, он принял сидячее положение на середине кровати. Ее ноги были обернуты вокруг его талии, а руки обнимали его за плечи. Сорен водил ладонями вверх и вниз по ее истерзанной спине, поцелуями покрывая ее оголенную шею. Нора медленно двигала своими бедрами, наслаждаясь ощущением его плоти внутри своего тела, после столь долгой разлуки.

- Ты скучаешь по своему ошейнику, - сказал Сорен - утверждение, не вопрос.

Уйдя от него четыре года назад, Нора забрала тот с собой.

- Я скучаю по нему.

Она запрокинула голову, открывая ему лучший доступ к своему обнаженному горлу. Потом снова наклонилась вперед, и Сорен поцеловал ее в израненные губы. Если бы она притворилась, что существовало только сегодня, и что не было вчера и завтра, она бы осталась с ним навечно.

- Ты можешь вернуться ко мне, Элеонор. Всегда.

- Не могу.

Она замотала головой.

- Они нуждаются в тебе больше, чем я. Я не могу разорвать твою жизнь напополам.

- Это моя жизнь, - напомнил он ей, - ты разорвала мою жизнь напополам в тот день, когда убежала от меня.

- Не надо, - пролепетала она, с глазами, полными слез.

Ее грудь поднималась и опускалась, и она цеплялась за Сорена так сильно, что ногтями впивалась в его кожу.

- Не говори, что я убежала. Это не так. Это был не побег, и ты это знаешь. Ты знаешь, что я не хотела тебя оставлять. От тебя я бы убежала не охотнее, чем вбежала бы в горящее здание. Я бы никогда не смогла убежать от тебя.

Сорен рассмеялся ее горячности.

- Тогда, чем ты это назовешь, если не побегом, малышка?

Он прижался губами к ее лбу.

- Я уползла.

Она попыталась улыбнуться ему.

- По крайней мере, это я умею.

Руки Сорена еще сильнее сжались вокруг нее. Нора молила о том, чтобы он пристегнул ее к кровати цепями, и оставил там на всю оставшуюся жизнь. Но она знала, что с рассветом Сорен ее отпустит. Он бы не стал удерживать Нору против ее воли, даже если это именно то, чего она тайно хотела.

- Когда ты вернешься ко мне..., - начал Сорен, и она отклонилась, чтобы встретиться с его глазами.

- Я не вернусь.

- Если ты вернешься ко мне, - сказал он, пойдя на такую редкую с его стороны уступку, - ты прибежишь или приползешь?

На мгновение, Нора прижалась к нему всем своим телом. Уронив голову на его сильное плечо, она смотрела, как ее слеза скатывалась по его длинной, мускулистой спине.

- Я прилечу.

Нора понимала, что для Сорена та ночь была доказательством того, что она все еще принадлежала ему. Но для Уесли она оказалась ожившим ночным кошмаром, когда он увидел рубцы, синяки, ее разбитую губу и багровеющую щеку. Ей пришлось битый час убеждать его, что ей не нужно было ехать в больницу. По какой-то причине, сказать ему, что бывало и хуже, казалось не самым лучшим утешением. Второй раз за сутки Норе пришлось умолять.

- Это не насилие, - пыталась она объяснить парню, - это любовь. И к некоторым, она приходит лишь с наступлением темноты, Уес.

- Только не ко мне, Нора. Не втягивай меня в эту романтическую ерунду. Он избил тебя, и ты ему позволила. И если это любовь, тогда ему больше не следует тебя любить, - сказал Уесли, направляясь к входной двери со своими пожитками в рюкзаке, и с гитарой за спиной.

- Мне бы этого хотелось. Ради него и меня. Ради тебя.

Что-то в ее голосе изменило его решение. Бросив свой рюкзак на пол, он отложил гитару в сторону, подошел к Норе, и осторожно обнял ее. Уесли был очень осторожен, чтобы не задеть ее. Она заплакала от той боли, которую причинила ему.

Доведя Нору до ее комнаты, Уесли помог ей снять блузку, и, уложив на живот, прикладывал лед к синякам, и втирал мазь с антибиотиком в рубцы. Они не разговаривали, пока он за ней ухаживал. Но когда Нора, наконец, смогла удобно расположиться на своей кровати, чтобы заснуть, Уесли объявил ей о своем решении. Он не мог запретить ей работать, но если она когда-нибудь вернется к Сорену, и позволит ему причинить себе вред, он уйдет. Это было все равно, что попросить ее закрыть глаза и больше никогда их не открывать, но ради Уесли, она согласилась.