Надежда

Начнём с простого. Во-первых, Сильвестор не сделал никакого намёка в сторону Хаоса или Тьмы, коими клянут всё на чём стоит белый свет, приспешники Культа и Ордена. Да и магией он пользовался далеко не тёмной. В его заклинаниях были сплетены потоки многих сил, в чём, признаться, он, Даратас сильно уступал Сильвестору.

Во-вторых, сей непонятный тип из Междумирья действует не один, если, конечно, у него не раздвоение личности, и он не имеет в виду воображаемого компаньона, употребляя слово мы.

В-третьих, Источник – суть материя неразумная, использованная в качестве оружия, можно сказать, некоего материала. Не стало владельца – исчезли и мерцающие твари. Хотя как быть с тем добром, что испускал Источник до прорыва неизвестной энергией плоти мира? Непонятно. В-четвертых, разрушение эльфийского царства не входило ни в чьи планы. Цель была одна: уничтожить сущее. Остальное издержки. За сим можно сделать вывод, что неясно ровным счётом ничего. Кто? Что? Зачем? Почему? Всё развивается стихийно: Дарли, Прорыв, Источник, Твари, Сильвестор. А в мире тем временем растёт напряжение, войны грохочут без остановки. Ни врага, ни цели, ни фронта. То ли всё вокруг – хорошо спланированная игра высших сил (кстати, исчезновение Ткача так ничем и не объяснено) или очень смышлёных политических кругов, то ли всё совсем иначе, за гранью представления Даратаса. Да и эти Семена. Кстати, «подарочек» Кельвина случайным тоже не назовёшь. Старик определённо просчитал такую возможность! Неужели и он впутан в эти дела? И что тогда? Кто же получается самой главной пешкой в этой интересной игре?

Даратас поёжился. Он терпеть не мог политику. Его удел – созерцание жизни, всевозможных явлений, волшебства. Исследования, эксперименты. А тут за считанные дни – смерть ученика, война, регентство и царство. А только на той неделе он думал посетить южные земли, навестить островок Патрос, провести некоторые исследования, заодно приобщиться к миру живой природы и отдохнуть от своей каменной и безжизненной тюрьмы. Да, если честно, и в Мёртвых землях дел предостаточно. Как всегда: мы предполагаем, жизнь располагает.

Впрочем, роптать – последнее дело. Нужно смело смотреть на ситуацию и брать быка за рога. Проблема, где эти рога отыскать: бык в некотором роде «не той формы». Ну да ладно!

Судя по тому, что Источник в данный момент затих, можно предположить, что удалось выиграть время. Теперь необходимо узнать, что стало с той энергией, которая ушла на Харон. Прояснить положение Культа, провести разведку. И как это сделать? Есть масса способов, но почему-то Даратас уверен, что лучше собственные руки да глаза. К тому же надо помнить, что мёртвый материк сложен в энергетическом плане и не поддаётся заклятиям поиска или исследования. Обращаться к посредникам бессмысленно. Харон чрезвычайно опасен, и чтобы выжить на нём, нужно иметь очень хорошие знания и магические навыки. А пусти туда хоть сто тысяч бойцов в лучшем вооружении, ничего, кроме бестолкового шума, они не сделают.

Об отряде разведчиков и говорить нечего. Сгинут, и поминай потом. Те же Стражи ходят в десяток очерченных мест, а чтобы соваться в центр, ни у кого и мысли не возникнет! Даже асассины Шепростана связываются с миром только посредством телепортов – ни шагу за границы замка… Но разве такие вещи могут испугать Даратаса? Да он исходил вдоль и поперёк этот материк, изучая явления, различные процессы, аномалии. Знает, где Башня Культа, знает, где их главные заставы. Знает возможные ловушки и опасности, подстерегающие странника на пути. Ни монстры, ни магия, ни Хаос, ни его подружка Тьма не смогут остановить его, не смогут удивить чем-то новым! Но вот незадача: что делать с царством, неожиданно свалившимся ему на седую голову? Куда деть обескровленный народ, потерявший веру в себя?

Впрочем, цель ясна: Харон. Именно там происходит нечто странное. Изучать Источник не имеет смысла. Даратасу всё больше и больше кажется, что недавняя кровавая бойня – лишь репетиция. После возведения на Престол, которое, скорее всего, состоится, нужно действовать максимально быстро и чётко. А пока… Пока можно слегка вздремнуть. И убаюканный этими мыслями Даратас заснул за пару минут.

Есть вещи, которые хорошо усваиваются во сне, словно Мир Грёз, как некий связующий канал между миром бытия и сущим, даёт нам откровение, которое постигается душой, но не разумом. И, овеянный сладким дурманом сна, в объятиях прекрасной леди, могучий волшебник отдыхал, и не слышал, как некто беззвучно прокрался в келью, обнаружив разбросанные повсюду одежды, нашёл женское платье, тихо засунул в него небольшой кусок пергамента и вышел прочь.

Сумерки в дневное время пугали больше, чем мысли о воронке и тех опасностях, которые затаились впереди. Ромунд пытался заставить себя не думать о том, что произошло, и о том, что может произойти, но голову раздирали мысли одна ужаснее другой.

Все три километра пути, пройденные отрядом, лежали по спускам и подъёмам холмов, через долины, поросшие редкими кустарниками. То тут, то там валялись оставленные телеги, набитые провиантом, брошенное оружие, доспехи. Попалась и пара мёртвых тел, изорванных похожим способом, что и бедняга в деревне. Солдаты отбивались до последнего: все клинки в крови и зазубринах, но это их не спасло.

Уже на подходе к видневшимся вдали первым боевым башням, грозной мощью вознёсшихся к небу, отряд набрёл на несколько домов, совсем не походивших на строгие военные здания. Обнесённые резным забором ухоженные хаты с небольшими садами явно служили для чьего-то комфортного, отрешённого от армейских забот, жилья.

– Офицерские семьи, – пробормотал Гвоздь, обследуя первый дом. Под коваными сапогами хрустели осколки посуды, щепки выбитых досок. Вокруг царил настоящий хаос. Повсюду – следы размазанной крови и сломанное оружие. – За них рубились, не щадя себя.

– Для многих ребят, что годами живут в холодных ямах на треклятом фронте, – скрепя зубами, проговорил Бочонок, – дети командиров всё равно, что свои. А жёны словно матери. Мы могли бросить поле брани, только чтобы спасти то, что являлось для нас частичкой родного домашнего тепла. И здесь не исключение, – последние слова он чуть не прошипел, выудив из-под осколков маленькую тряпичную куклу, перемазанную засохшей кровью.

– Тел нет, – заметил Медведь, сжимая побелевшими от напряжения руками свой Моргенштерн.

– Сожрали, небось, твари, – скривившись, словно от зубной боли, сказал Бочонок. Ромунд заметил, как он медленно положил куклу себе в карман.

– Ладно, пора. – бросил Гвоздь. – Тут вряд ли кто-то есть, – командир вложил меч в ножны и двинулся к выходу. Не успел он пройти и трёх шагов, как в проёме возникла чья-то фигура. Ромунд стоял в нескольких метрах от замершего Гвоздя и хорошо видел гостя, коим оказалась девушка, облачённая в белое короткое платье. Длинные, развевающиеся на откуда-то взявшемся ветру, рыжие волосы завораживали и приковывали взгляд. А глаза! Чистые, полные доброты, глаза! Бездонные океаны невинности! Ромунд был готов поклясться, что в тот миг, когда их взоры встретились, ему захотелось сбросить с себя оружие и упасть на колени!

– Иди сюда, – прошелестел её голос по дому. – Иди ко мне! Я подарю тебе любовь! – сладко мурлыкала она, и Гвоздь, стоявший ближе всех, после недолгого замешательства медленно двинулся к ней. Она протянула руку. Ещё секунда, и…

В воздухе что-то просвистело, и девушку швырнуло в сторону. Раздался жуткий вой, и всё вмиг затихло. Наваждение как рукой сняло.

Выхватив меч, Гвоздь выбежал на улицу. За ним остальные члены отряда.

В нескольких метрах от дома валялось нечто трудно различимое сквозь языки ревущего пламени. Видно было только несколько пар рук, ног, и большую голову, лопнувшую от меткого попадания огненного шара. Чуть в стороне стояла Альма, заворожённо смотревшая на огонь.

– Месмер, редкая дрянь, – сказала она. – Легко входит в контакт с сознанием и порождает галлюцинации. А затем сжирает.