Страница 10 из 18
– Я подозреваю, что для обнаженки он и не подойдет… – Диана с обычной своей бесцеремонностью пощупала бицепсы очередной жертвы грядущего вдохновения. – Худенький слишком. Но лицо симпатичное и одухотворенное… В общем, сгодится.
И когда эти двое успели сдружиться? Ведь познакомились только сегодня утром на репетиции. А вечером Диего уже уверенно представляет его дамам как старого приятеля, решает его финансовые проблемы и голосом строгого папеньки дает наставления…
Зинь управилась наконец со своим пирожным и со свойственной ей целеустремленностью принялась за охмурение ничейного кавалера. Диего поначалу неловко оглядывался на Диану, но, заметив, что та демонстративно обрушила всю свою заботу на нового натурщика, быстро осмелел. Видно было, что он готов охотно и не ломаясь отдаться в очередные «хорошие руки». Ольга сосредоточенно ковыряла пирожное, слушая взаимное воркование этой парочки, и почему-то чувствовала себя ужасно неуютно. Казалось бы, отчего вдруг? Ведь всего несколько дней назад сама прилагала усилия, чтобы пристроить неприкаянного мистралийца кому-то из подруг, а теперь ей почему-то непятно наблюдать результаты собственных усилий. Не ревнует же она, в самом деле! Их ничто больше не связывает, у нее другой мужчина, все, что было, благополучно осталось в прошлом… Или все-таки нет?
«Перестань, – одернула она себя. – Все действительно в прошлом, и никакая это не ревность, а мелочное и жлобское чувство собственника. Никак не можете вы, девушка, представить себе, что нечто, принадлежавшее ранее вам, теперь принадлежит кому-то другому. Нехорошо это и неправильно. Нечего превращаться в пресловутую собаку на сене».
Попытки самовоспитания и обращения к здравому смыслу не помогали. Возможно, потому, что в глубине души Ольга понимала – Диана права, и ее слова можно считать пророческими. Непутевый мистралиец не задержится надолго в объятиях Зинь. И вряд ли найдутся такие «хорошие руки», в которых он согласился бы остаться навсегда.
Диего все-таки солгал. Он не отступится. Даже если у него хватит духу сдержать обещание и не посягать на жизнь и здоровье соперника, он все равно будет кружить поблизости, выжидая, пока судьба сделает черную работу за него. И как-то даже жутковато думать, что будет, если некая сочувствующая особа (не будем указывать пальцем) пожелает попробовать себя в роли судьбы. Просто так, чтобы хорошему человеку помочь.
Домой Ольге по-прежнему не хотелось. Настолько не хотелось, что она все же потащилась водить козу с друзьями, несмотря на присутствие Диего и помня, что на завтра еще кучу всего читать, а там до сих пор и конь не валялся. Сначала они пошли провожать Тарьена, так как Диего почему-то решительно на этом настаивал, в обычной своей манере наплевав на возражения провожаемого.
Судя по тому, в какой дыре обитала «будущая звезда», с наличными у нее действительно имелись проблемы. А поднявшись по множеству шатких деревянных лесенок куда-то под самую крышу и войдя в крошечную сырую комнатушку, где обитала семья из трех человек, Ольга убедилась в правильности своих подозрений. Маэстро Тарьен не просто «нуждался в наличных», а в прямом смысле жил в нищете, потому он так не хотел приводить гостей в свое жилище. Такое жилище действительно стыдно показывать посторонним, тем более что в нем не хватает стульев посадить гостей и нет даже чаю, чтобы их угостить. А у Диего, как всегда, – ни стыда ни совести, нагло напросился непонятно зачем, поставил людей в неловкое положение…
Совершенно не обращая внимания ни на убогую окружающую обстановку, ни на всеобщую неловкость, бесстыжий мистралиец с ходу атаковал бедную больную матушку Тарьена, словно намеревался очаровать даму по всем правилам: с комплиментами, восхищениями и целованием ручки. Хорошо хоть у него хватило ума не воспевать отсутствующую дивную красоту несчастной женщины, а расхвалить прежде всего ее педагогический талант и самоотверженность.
Ольга в который раз убедилась, что бывший возлюбленный неким фантастическим образом воздействует на всех окружающих дам. Даже больная, забитая жизнью Тарьенова мама буквально после минуты общения как-то распрямилась, приосанилась, ожила… А уж младшая сестренка, даром что малявка сопливая, чуть не стекла со стула от восторга, хотя лично ей никто комплиментов не говорил и лапок не целовал.
Настроение всем немного подпортил домовладелец, который явился за платой и заодно не преминул отчитать злостных должников прямо при гостях, невзирая на то, что деньги все-таки получил. Вот этого ему не надо было делать… Вернее следовало выбирать выражения и хоть немного подумать, подобает ли порядочному горожанину так оскорблять людей лишь потому, что они от него зависимы и не могут достойно возразить. И уж конечно не стоило принимать Диего за сутенера, а если ни на что большее ума не хватило – хоть промолчать и не высказываться, что он сам заплатил бы за малявку больше… Нет, честно-честно, Диего не в чем было упрекнуть. Ольга и сама за такие высказывания морду бы набила, если б осилила. Ну, а что на лестнице перила сломались и сама лестница в одном месте провалилась – так пострадавший сам виноват, довел помещение до такого состояния…
Но свое мнение об отсутствии у мистралийца совести и такта она все же высказала, едва они спустились с Тарьеновой голубятни, осторожно переступая через проваленные ступеньки.
Диего молча послушал нравоучение примерно до середины, после чего серьезно и твердо перебил Ольгу на полуслове:
– Как ты полагаешь, сколько мне лет? Ну, тридцать один… – честно вспомнила Ольга – А при чем тут…
– Тридцать два. По-твоему, я до сих пор не знаю всего того, что ты мне сейчас рассказываешь? – А почему тогда…
– А ты не поняла, зачем я вас сюда привел?
– Чтобы почтенная владелица и ее бухгалтер наглядно убедились, как необходим их служащему внеочередной аванс, – моментально определила сообразительная Зинь.
Ольга даже подумать не успела.
– А что, нельзя было просто попросить? – проворчала она.
– Тарьен не приучен просить и одалживать. Он у меня денег не взял, ни так, ни в долг, хотя я предлагал. Пришлось ему работу подбросить, чтобы согласился.
– Так сказал бы сам, что мы, не поняли бы?
– А я тоже не люблю просить, – с неожиданной холодностью отозвался Диего. – В отличие от некоторых.
Конечно, у него все мысли в одну сторону! Кабальеро специально затащил ее в убогое жилище Тарьена, чтобы она увидела настоящую бедность и настоящую гордость и сравнила с проблемами несчастного Артуро. Дался он ему!
– А когда ты успел все это узнать? – спросила она, делая вид, будто не поняла намека. – Вы же только сегодня познакомились.
– А разве для этого надо много времени? Мы поговорили за обедом.
– И он вот просто так рассказал все с первых минут знакомства?
– Если честно… Я ему в чай полстакана коньяку влил для разговорчивости. Вижу, у него какая-то проблема, а он скрывает, ну и… Только ему не говорите, он так и не понял, что выпил. Так вы дадите парню аванс? Он ведь угробит голос к едреным демонам, если будет жить в этой нетопленой мансарде, ходить зимой в летнем плаще и петь на улице.
– Дадим, конечно, – пообещала Зинь. – Сколько ему конкретно надо?
– Ты же бухгалтер, моя лапушка, вот и подсчитай. У меня в школе были проблемы с математикой.
– Так маэстро Диего – бывший двоечник? – кокетливо прищурилась подружка.
– Неправда, даже математику, закон божий и патриотическое воспитание я натянул на твердую тройку! А по литературе и вовсе был лучшим в классе! А некоторые дамы тут и вовсе, как мне кажется, в школу не ходили.
– О, преимущества домашнего образования давно очевидны, так что не надо притворяться. Между прочим, стыдно такому большому мальчику иметь проблемы с математикой. Я могла бы дать достойному кабальеро несколько уроков, если он пожелает.
– Тогда я провожу мою наставницу домой, и мы приступим сегодня же…
Ольга слушала, как они валяют дурака и несут всякий бред, и в который раз убеждала себя, что ревность – низкое и недостойное чувство. Но каждое слово, каждый смешок их полоумного диалога отзывались в сердце щемящей болью. Пусть бы они себе трахались на здоровье, ей не жалко, но слушать со стороны то, что раньше было самой сокровенной частью отношений между самой Ольгой и этим человеком, что было интимнее, чем секс… Невыносимо больно.