Песни в пустоту

Илья Бортнюк

Один из концертов я никогда в жизни не забуду. У Рэтда часто бывало так, что в конце выступления он брал одну ноту, включал примочки и так и звучал. И вот на одном из таких последних звуков он куда-то подпрыгнул, за что-то зацепился ногами и повис. Потом снова спрыгнул на сцену. Потом взял жгут, перемотал себе руку, взял шприц, набрал из вены кровь и на небольшом белом листе бумаги нарисовал кровью значок “Химеры”. А после этого опять стал играть. Меня это по-настоящему шокировало.

Владислав “Витус” Викторов

В какой-то момент он на сцене поставил мольберт и стал рисовать рисунок, забирая из вены кровь в шприц. А до этого на репетиции нам сказал, что нужен трек минут на семь-восемь. Мы: зачем? Он: будет перформанс. Какой? Не сказал какой. И вот мы играем на сцене, все нормально, и он начинает забирать кровь из вены и рисовать кровью. Нам не видно было, что он делает, но я вижу, что делает что-то с рукой, а что именно – не вижу, мы же как бы сзади. Но я вижу лица людей, которые стояли у сцены и сначала мотали головой, а потом у них был какой-то полный атас. Был еще такой концерт шуточный, где он нашел какую-то плитку и жарил яичницу, потом мылился, но это не так интересно.

Леонид Новиков

У него были отличные перформансы. Скажем, играет концерт, вдруг останавливает все: “А сейчас поиграем на бластерах”. Выдергивает джек – и давай. Ну, как Фрэнк Заппа – из любого шума можно сделать музыку. Ему это удавалось. Голову мыл на сцене. Что хотел, то и делал.

Алексей Никонов

В “Там-Таме” труба была, и Рэтд повис на ней вниз головой. А выступал он практически голый, в шортах. И он жестко порезал себе живот ножом. Очень сильно потекла кровь на лицо. А так как он был голый, бритый, весь в татуировках, это выглядело, будто туша мяса в мясной лавке висит, вся кровью облитая. Он на гитаре играл, и по гитаре тоже кровь текла. И когда он закончил эту композицию, после этого на минуту или полторы в зале воцарилась абсолютная тишина. Это не было жестом. Это было осознанной необходимостью, той самой свободой творчества, которой в роке тогда никто не понимал.

Александр Долгов

Я до сих пор вспоминаю их выход на фестивале Aerofuzz в марте 94-го. Он шел четыре дня в “Балтийском доме”, с шести вечера до шести утра, на трех площадках. И был зальчик маленький, на 120 мест, где и играл весь андеграунд. Конечно же, была и “Химера”. Их выход планировался очень поздно, в час или два ночи. И в этот зал набилась типичная химеровская публика – бритые люди в сапогах с закатанными брюками. Немножко похожие на наци, но, разумеется, не наци. Альтернативщики. И вот “Химера” настраивается, готовится начать свой сет. А этот народ в течение, наверное, десяти минут перед началом концерта издавал такой странный утробный звук, что-то среднее между урчанием зверя и рычанием. Таким образом они приветствовали музыкантов, ради которых пришли на фестиваль. Больше их ничего не интересовало – только Рэтд и “Химера”. Группа отыграла хорошо. Я все это наблюдал, и мне стало не по себе. Такое животное чувство, которое очень сложно передать, это надо было видеть. От их звука мурашки шли по коже, совершенно необузданная энергия.

Владислав “Витус” Викторов

В какой-то момент в “Там-Там” стали ходить так называемые наци, бритоголовые. И им очень полюбились наши ритмы, они плясали. А у нас на пластинках знак солнцеворота, только в обратную сторону. Обычный знак, но они видели в этом что-то такое. Помню, Эдик не понимал, чего они пристали, что им надо. А они реально перлись. К тому же они любят подраться, и из-за этого немножко напряженная обстановка была, когда мы играли.

Александр Липницкий

В “Там-Таме” “Химера” была далеко не самой оголтелой, но когда они попадали в Москву, то на фоне москвичей выглядели максимально оголтело. Я им устроил концерт в “Вудстоке” в Москве, в Камергерском он, кажется, был. Играли две или три группы, и в процессе выступления “Химеры” клуб просто опустел. Ушли все до одного посетители. И мы остались стоять: промоутер клуба, Гаккель и я. А группа в это время собирала провода на сцене. Промоутер говорит так грустно: да, Александр, мне и вам с Севой концерт понравился, но вы должны все-таки знать, что эта группа не может играть в Москве.

Владислав “Витус” Викторов

В Москве помню прекрасный случай. Было такое казино Golden Palace. И в начале 90-х Сева с Липницким договорились сделать нам концерт там. Мы приехали, все хорошо, начали настройку, попробовали – на саундчеке пару песен сыграли. После чего приходит арт-директор или менеджер и говорит: “Ребята, вот вам гонорар за концерт, выступать не надо”. Это было очень смешно – мы даже ни одной песни не сыграли, нас выставили. То есть они услышали, что мы играем, а там солидная публика собиралась. Я вообще не понимаю, как можно было в казино поставить “Химеру”, нойз.

Алексей Никонов

Помню, на одном концерте Рэтд прыгнул в публику на песне “Я льды” – и никто его не поймал, он ударился спиной о пол “Там-Тама”. Очень сильная энергия шла со сцены, вплоть до того что ты даже не замечал, что он конкретно там делает. Плотность звука была катастрофическая. Когда я был на этих концертах, я чувствовал такой очень жесткий энергетический приказ. И мало кто понимал, с чем имеет дело, хотя было ощущение, что перед тобой что-то новое. Я тогда думал – на хера эти трубы нужны?! А сейчас понимаю, что таким образом они делали свое минималистичное звучание бинарным, привносили в него симфонизм.

Андрей Алякринский

“Химера” в “Там-Таме” относилась к разряду нестабильных групп. Концерты у них были очень разные, никто не стремился к исполнительскому мастерству, не было вообще таких критериев – в отличие, скажем, от Tequilajazzz: они очень много дрочились на точке, чтобы играть круто, поэтому всегда собирали биток. У “Химеры” не было задачи хорошо играть, и концерты все были очень разные. Совершенно другой подход, гораздо более дилетантский – в хорошем смысле слова.

Владислав “Витус” Викторов

То, что происходило с Эдиком, – оно реально шло на несколько кадров быстрее, чем с нами. Мы за ним немножко не поспевали в плане музыкальной мысли. Нас потом уже, когда мы это играли по третьему-четвертому разу, осеняло – ах вот оно что! Он немножко скакал впереди всех, и в этом, наверное, тоже проблема была. Если для нас это было отчасти получение удовольствия от совместного музицирования, то для него это было нечто большее. Он как бы рисовал картину, а мы держали мольберт. И мое отношение к инструменту сильно изменилось: я смотрел на Эдика и понимал, что можно играть как хочешь, а не так, как учат на всяких обучающих видео и тому подобное, – лишь бы добиться определенного звука. Вообще, отношение к музыке у Эдика было другое принципиально.

Егор Недвига

Все в “Химере” были очень разными людьми. Даже репетиции у них проходили своеобразно. Это не были репетиции в привычном смысле, там отсутствовало какое-либо общение, кроме разве что перекуров и банальных “привет-пока”. Музыканты приходили по очереди, включались и начинали что-то играть. Каждый что-то свое – такой хаос, хотя и очень гармонизированный. Необычность была в том, что не было совместного процесса работы над чем-то, нотных раскладок. Они это делали как-то молча, по наитию. Рэтд не приносил песни как таковые, он приносил гитарные наброски и тексты. И в двух-трех словах всем все объяснял. То есть говорил барабанщику: “Здесь играй тупой ровный ритм”, все начиналось с барабанов и гитары. Дальше подключались бас-гитарист и виолончелист.