Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 8



Очнулся я в больничной палате, одной рукой прикованный к спинке кровати. Напротив меня дремал, уронив голову на грудь, человек в гражданской одежде: светлая куртка с меховым воротником, джинсы. Не помню, чтобы я видел его в составе следственной группы. Я много чего не помнил. Об этом мне спустя два дня, когда организм мой взял верх над наркотиком, напомнил Павлов.

Он сорвался на крик, и в его восклицании выразилось участливое отношение к моему бедственному положению. Этакое ассорти, упакованное в его луженой глотке: немного отчаяния, капелька боли, крошечка ярости, толика сочувствия, малость бессилия. В общем и целом он походил на человека, который отрабатывает столичную квартиру.

– Ну, хоть что-нибудь ты должен помнить?!

– Я помню, как мы познакомились.

– Я это знаю! И эта история «из вагантов» записана в протоколе! – Он пару раз стукнул ладонью по моему делу, начавшему пухнуть уже на третий день.

Павлов прошелся по кабинету, сунув руки в карманы брюк. Рубашка ему была чуть великовата, и он, как мне показалось, немного стеснялся этого факта – как пацан, донашивающий вещи за старшим братом.

– Как вообще ты очутился в этом… – Павлов раскрыл дело, посмотрел в нем название ресторана и произнес его едва ли не по слогам: – … в этом долбаном «Грот Луперкалии»?

Мне показалось, он грязно выругался. Тем не менее он пробудил во мне воспоминания.

Я в супермаркете, в этом огромном городе, население которого разделено на три части. Одна часть проявляет старание как можно скорее совершить покупки и вовремя появиться на другом мероприятии, другая является ее полной противоположностью. Вот она-то и запихивает в себя фаст-фуд, запивает его колой, облизывает мороженое. Она то сидит на удобных диванах, то разминает ноги, переходя в другой район торгового мегаполиса. Третья часть – это что-то среднее, производное от первой и второй. Я отношусь к этой части. Не потерявшийся, нет, а немного удивленный. Кажется, центральный вход – космический портал. Шагнешь за его порог – и окажешься в этом космическом Ватикане. Оглянешься – и увидишь проходящих через шлюз людей из разных концов страны. И название этому гиганту соответствующее – «Космопорт»…

Девушка в серой накидке, символизирующей волчицу, вскормившую двух братьев – Рема и Ромула. В руках у нее буклет, сложенный вчетверо. Она натренированным движением разворачивает его, поставленным голосом зачитывает текст:

– Посетите итальянский магазин модной одежды, купите товары на две с половиной тысячи рублей, и вы получите билет на «Фестиваль Луперкалии»! И вечер в ресторане «Грот Луперкалии» станет для вас незабываемым!

Как правило, я отгораживаюсь от подобных предложений (некоторые люди опасаются попасть в неловкое положение, ускоряют шаг, опускают глаза – только не я), однако в этот раз я иду против правил, останавливаюсь и терпеливо, натурально меняя свою форму под воздействием ходячего рекламного агентства, дожидаюсь окончания длиннющего слогана-предложения, как будто переодетая в волчицу девушка просит выйти за нее замуж. Я беру у нее из рук буклет, иду прямо, но девушка окликает меня, указывая рукой иное направление, и голос ее звучит отнюдь не дружелюбно:

– Магазин там.

Как будто пеняет мне: «Что же ты, буклет взял, а в магазин зайти слабо?»…

Зеркальные двери отдела проглатывают меня. Моим вниманием завладевает бойкая девчушка лет восемнадцати и предлагает купить зонтик.

– Я похож на рыбку?

Она смеется. Я добрею. Покупаю зонт и присматриваю часы с перекидными цифрами (механика, а не жидкие кристаллы, что для меня важно), такие я видел в фильме «День сурка» с Биллом Мюрреем в главной роли, а в реальности увидел только сегодня. Расплачиваясь на кассе, мысленно я благодарю «волчицу», завлекшую меня в эту торговую сеть.

Заполучив приглашение на фестиваль, я посчитал себя обязанным стать его участником. Вдобавок ко всему меня стало разбирать любопытство. Я слышал о немногочисленной итальянской диаспоре в Новограде, но ресторан «Грот Луперкалии» представлял себе в виде ночного клуба: вместительный, яркий, громкий. И только после того как снова бросил взгляд на буклет, понял: фестиваль устраивается исключительно для гостей, а скорее всего – клиентов торговой точки в «Космопорте», устроившей распродажу и, может быть, добавившей себе популярности. То есть подавляющего большинства итальянцев там я не увижу.

Потом, помню, я искал оправдания своему скоропалительному решению: почему бы и нет, не я один, интересно, другого такого случая не представится… И ничего похожего на оскомину вроде: а оно тебе надо?

Вот так я попал на фестиваль, и мне только оставалось горько жалеть о том, чем он для меня закончился.

Я вдруг встрепенулся:

– Я вспомнил…

– Что вспомнил? – так же оживился Павлов.



– Рита что-то сказала про туфли.

– Ну-ну, дальше.

– Она боялась, что натрет ноги, и прихватила на всякий случай пластырь.

Павлов и оперативник переглянулись, и он нехотя расшифровал свои ужимки:

– Я бы сказал, что с лейкопластырем она не расставалась. У нее на ногах трудовые мозоли.

– Что значит трудовые?

– По ходу, она круглый год ходила на шпильках. Я все больше склоняюсь к тому, что ты в «Гроте» подцепил проститутку. Остынь! – повысил он голос. – Я пытаюсь воссоздать картину происшествия и, в конце концов, помочь тебе, нам всем, – повертел он головой, имея в виду следственную группу, в состав которой входили только следователи, обладающие равными процессуальными полномочиями, а может быть, даже целый отдел внутренних дел. – Мы трудимся в поте лица, и мы устали.

– Да, у вас загнанный вид.

Павлов быстро привык к моей манере общаться и на мое замечание даже не махнул рукой.

– Знаешь, к какой версии я склоняюсь?

– Не знаю. Наверное, я буду в шоке.

– Мне представляется, дело было так. – Павлов отвлекся на минуту, отвечая на звонок по внутреннему телефону: – Зачем я звонил? Черт его знает. Я уже не помню. Ах, да! Когда уберут машину из моего двора? Она там год стоит, бесхозная. Мне свою ставить некуда. Островского, 32, – назвал он адрес и, закончив беседу по телефону, вернулся к теме нашего разговора. – Итак, в итальянском кабаке ты хлебнул лишнего и в женщине легкого поведения разглядел барышню с нравственными устоями. Профессионалки по налитости глаз клиента легко определяют, чего он хочет, а твои глазные яблоки трудно было отличить от спелого налива. Но клиента надо сначала заполучить, да?

– Ага, – поддакнул я, чтобы не молчать.

– Видок у тебя еще тот.

– Конечно.

Павлов мог не разоряться, а просто процитировать одного из героев криминальной драмы «Отступники»: «Плохая стрижка, безвкусная одежда и такой, знаете, легкий налет засранства». Я бы согласился с ним.

Павлов тем временем продолжал:

– Она живо представила, в какой компании ты чаще всего проводишь время, и не станем уточнять, что она ошиблась, людям свойственно ошибаться, верно? Она прикинулась ученым червем, и, конечно, ты клюнул, выделив ее среди остальных. Как обратил бы внимание на то, если бы твоя классная руководительница забежала на большой перемене в пивбар. А дальше – дело техники. И не важно, стал бы ее рисовать или нет – ты уже дергался на крючке. Она спела тебе ту песню, которую ты заказал. Она приехала в кабак на машине? Но при ней мы не обнаружили ни ключей, ни водительского удостоверения, ни денег. И если бы все произошло так, как она планировала, то без денег, кредитки и документов под утро остался бы ты. В стандартный набор некоторых проституток входит клофелин. Эта же баба подмешала тебе в коньяк наркотик. За этим занятием ты и застукал ее. Мне представляется такая картина… в картине. Она шарит в твоем бумажнике, а это означает, что она шарит в твоем самолюбии. И ты, столичный частный сыщик, введенный в заблуждение уличной шалавой, хватаешься за нож.

Пауза.

– Допустим, ты не убивал эту женщину, тогда, выходит, тебя подставили? Вспоминай, кому ты перешел дорогу?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.