Страница 46 из 50
Людмила Павловна, потчуя конфетами, учинила мягкий допрос, - откуда приехал в город, какую инженерную специальность избрал, успевает ли в учебе. Похвалила костюм Валентина, - отлично сшит!
- Свой портной, - произнес Валентин.
Этим было положено начало лжи. Он хотел прибавить, что портной - его отец, но что-то помешало ему.
После, наедине с собой, он отлично разобрался, - помешал блеск старинных блюд и чаш на стеллажах, помешала маникюрша, приходящая на дом, машина, в которой Гета ездит на вечеринки…
Ему представилось маленькое ателье в Муроме, закопченное, с выцветшими обоями. Ножницы отца, футляр для очков… Валентин любит отца, но… Книги, которые Валентин читал с детских лет, газеты и радио прославляют сталеваров, комбайнеров на целине, строителей домен, мостов, жилых домов. Отец и сам завидует им, приговаривая: «Эх, выбирать ведь не приходилось нам!» В сыновнем чувстве Валентина есть любовь, есть жалость, но нет одного - уважения к труду отца.
В мраморном зале ресторана кружилась голова от ароматов духов, пряной еды, сказочные огоньки горели на хрустале, а на эстраде вздымались золотые трубы - фонтаны веселья, - и все было праздником, устроенным нарочно в их честь - Валентина и Геты. Он не заговорил бы о своем отце, но начала Гета; она восхищалась своим отцом, его талантом хирурга, его операциями, известными и за пределами страны. Тогда и Валентин завел речь о своем отце, в тон Гете, но обиняками, - мол, о службе отца лучше не распространяться. Он очень видный знаток в своей области.
В тот вечер легко было потерять грань между реальностью и фантазией, и Валентин вообразил себе отца - выдающегося физика, проникающего в тайны атома или космических лучей. Выпив шампанского, Валентин уже почти поверил в свою выдумку.
А как бы ему самому хотелось обладать каким-нибудь ярким талантом! Наверное, Гете куда интереснее с Ипполитом, - ведь он музыкант, подает большие надежды. Валентин так и сказал Гете и в следующую минуту ощутил прилив счастья, - она проговорила тихо, держа бокал у самых губ:
- Я рада, что вы не похожи на Ипполита… Я рада, что вы такой…
- Какой?
- Вот такой… Настоящий.
Он не понял и ответил лишь благодарным взглядом, - ему стало невыразимо хорошо.
Гета держалась за столом хозяйкой. Она заказывала, не прикасаясь к меню. Шампанское надо пить с ананасом. И, разумеется, ужин не будет завершен без черного кофе с ликером. Она пожурила официанта, - очень уж бедна карточка напитков. Ну, так и быть, - апельсиновый ликер!
Хорошо, что он захватил тогда все деньги на ботинки, - отдал за ужин почти все. А дальше…
Попросил денег у земляка - у Хайдукова. Тот направил к Лапоногову. И верно, - Лапоногов дал деньги, дал даже больше, чем нужно было. Чтобы вернуть долг, Валентин грузил в порту пароходы. Но долг все рос.
«Нет денег - отработаешь, - бросил Лапоногов. - Есть просьба…» И Валентин получил объемистый пакет и адрес Абросимовой. И повез пакет, еще не зная, что в нем и чего вообще хочет Лапоногов.
А потом…
Каждую неделю - ресторан, театр, загородная прогулка. Или день рождения у кого-нибудь из знакомых Геты. Изволь покупать подарок, и конечно, - дорогой. Лихорадочная, фальшивая, тягостная жизнь… Прекратить ее - значит потерять Гету…
«Вы настоящий!» - повторялось в мозгу. Если бы она знала!… Она и не подозревает, как он добыл деньги на вечера, последовавшие за тем волшебным первым вечером. Верно, относила все за счет мифического физика, сочиненного папаши… А скорее всего и вовсе не думала об этом.
Уже утром, выйдя из вагона, Валентин зашел на почту - написать Гете письмо. Рядом с ним опустился на табуретку могучий детина в расстегнутой рубахе, с волосатой грудью. Он пробовал перья и бормотал ругательства. Старший! - вдруг представилось Валентину. Писать он уже не мог.
Сейчас он опять в почтовом отделении дачного поселка, пахнущем смолистой сосной, заклеенном плакатами. Теперь опасаться некого как будто. Две старушки получают переводы, подросток-курьер сдает кипу бандеролей… Правда, девушка, колотившая по бандеролям печатью, как-то очень внимательно посмотрела на вошедшего Валентина.
Но подняться и сразу уйти не было сил. «Поздравляю, - написал он, - желаю всего самого лучшего…» А что дальше? Надо же объяснить! «Всем сердцем я был с тобой в день твоего рождения. Тяжело заболела тетя, и я не мог оставить ее…»
Он скомкал листок. Довольно лгать!
Но как написать правду, как доверить ее бумаге, как выразить эту постыдную правду? Он купил открытку, в отчаянии набросал: «Мы долго, может быть, никогда не увидимся. Я недостоин тебя. Любящий тебя В.»
Он поднял крышечку ящика, помедлил, потом сунул открытку в карман.
Он едва не заплакал - от нового приступа жалости к самому себе. Расстаться? Нет!!
Вечером Валентин вернулся в город. Он решил увидеть Гету, открыть ей всю правду.
11
В парке Водников редеет толпа гуляющих. За деревьями, на площади, сверкает живыми огнями кинотеатр. Идет новый фильм с участием Лолиты Торрес.
На скамейке, против фонтана, сидит лейтенант Стецких. Он убежден, что лишь напрасно потерял время тут, в «лягушатнике».
Очередная фантазия Чаушева! Правда, нет худа без добра. Стецких купил билет на Лолиту и теперь ждет сеанса.
Мимо, топоча и поднимая пыль, проходит ватага мальчишек. Их голоса сливаются в один невнятный звон. Одного Стецких знает. Юрка, нарушитель Юрка, неудавшийся юнга!
Юрка не послушал совета дяди Миши; он еще чаще стал бывать в «лягушатнике». И не только из-за значков. Слова пограничника он понял по-своему; раз в «лягушатнике» толкутся плохие люди, - значит, там здорово интересно! Еще, может, дядя Миша поблагодарит его когда-нибудь за помощь…
Юрка не заметил лейтенанта. Ребята сворачивают в аллею и все разом, словно стайка воробьев, опускаются на скамейку. У них какие-то свои, верно, очень увлекательные дела. Принесло их! Стецких устал от бессонной ночи, от сумасшедшего дня; и, если бы не Лолита, он был бы дома, в постели.
- Покажи твои! - доносится из аллеи.
- У-у, немецкие!
- Дурак! Финские! Герб же ихний.
- Ну-ка чиркни!
«Психоз», - думает Стецких. Психоз, охвативший весь мир. Всюду, даже на маленьких станциях, ребята выпрашивают спичечные коробки.
Страсть собирательства чужда ему. Она и в детстве не коснулась его. Он никогда не был таким одержимым, как Юрка и его приятели. Стецких не раз видел их здесь, на площадке у фонтана. Горящие глаза, грязная ручонка, сжимающая коробок, марку или значок… И тут же шныряют фарцовщики.
Что смотрят родители!
Впрочем, Стецких нет дела до того, что происходит в «лягушатнике». Существует милиция. Если он и призывает сейчас на головы мальчишек родительский гнев, то лишь потому, что они слишком горласты.
Компания на скамейке притихла. Раздаются негромкие, но отнюдь не ласкающие слух, скребущие звуки. Там пробуют спички, финские, немецкие, голландские.
- В-в-во!
- Ох, горит мирово!
- Давайте все по команде, как салют!
Этого еще не хватало! Стецких вскакивает и уходит.
Между тем ребята попрятали спички. Их волнует теперь приключение, случившееся с Котькой Лепневым. Толстощекий, круглолицый, рыженький, он так стиснут нетерпеливыми слушателями, что едва способен говорить.
Котька - завсегдатай «лягушатника». Его увлечение - значки. Их уже за две сотни у Котьки, - в том числе японский. С горой Фудзи, как объяснил один иностранный матрос, получивший взамен наш значок, с космической ракетой. Кроме того, у Котьки несколько кубинских значков - герб свободной Кубы, потом флаг и еще голова Фиделя Кастро. На том берегу реки, в поселке лесозавода, где живет Котька, его сокровища известны и ребятам, и взрослым.
Но занят он не одними значками. Он станет моряком, когда вырастет большим. Устройство парохода он уже выучил назубок, - вряд ли кто лучше его знает, какая палуба - главная, а какая - шлюпочная или бот-дек, что такое форштевень, бак, полубак. В последнее время Котька не расстается с фонарем, - осваивает морскую сигнализацию.