Вторжение

Поезд остановился перед каким-то сараем, который сопровождающая отрекомендовала «отель на вершине». Затем объявила пассажирам, что на осмотр окрестностей у них только сорок пять минут и что обратный путь займет примерно час с лишним.

Дул холодный, порывистый ветер; Роги предупредил Дени, чтобы смотрел под ноги. Снегу почти нет, однако наветренная сторона скал, ограждений, перил изрядно обледенела. Огромные ледяные наросты чем-то напоминали коралловые рифы — причудливое нагромождение шишек, пластин, веточек.

Отелем Дени нисколько не заинтересовался. Ему хотелось взобраться на монолит конической формы, где находилась высшая точка горы. Потом он сбежал вниз — посмотреть, пускают ли посетителей в метеообсерваторию, в радио — и телестудию. Но посторонних туда не пускали. Покосившись на обледенелую антенну, мальчик передал Роги жутковатый образ, представив себе, что должно здесь твориться во время ревущего урагана, при скорости ветра двести-триста километров в час. Ум его буквально искрился от возбуждения. Они поднялись на скалистый уступ и глянули вниз на Великую тропу аппачей: метрах в тридцати просматривался приют для альпинистов, окруженный небольшими озерами.

— Облачные озера, — сказал Роги. — Когда приедешь в следующий раз, обязательно сходим к ним.

— Правда?! — обрадовался Дени и стал внимательно рассматривать скалы прямо под уступом. — А что это за камни… Желтые какие-то…

— Желтой краской отмечают маршрут. Такие камни везде есть, следи за ними — и никогда не заблудишься. На высокогорье тропы совсем не такие, как в лесу. Почти все они пролегают по голому камню.

Дени полюбопытствовал, виден ли отсюда Берлин, и повернулся на север. Ну, конечно, виден: вон дымки тянутся из труб целлюлозно-бумажной фабрики в долине Андроскоггина. Воздух был так прозрачен, что отсюда можно было разглядеть далекие вершины и в Мэне, и в Вермонте, и в Нью-Йорке.

— Смотри, еще туристы. — Дени указал на группу людей, движущуюся вдоль железной дороги. Невольно прибегая к помощи ясновидения, он увеличил в уме крохотные фигурки.

—… восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Двадцать три человека.

— Да здесь полно туристов. Вон та тропа ведет к Клею, Джефферсону и Адамсу. И на каждой горе в нескольких местах есть альпийские приюты.

Дени прикрыл глаза от солнца, поежился на пронизывающем ветру и вдруг ахнул, обдав мозг Роги волной ужаса.

— Дени! Что с тобой?

Цепочка людей уже скрылась за каким-то выступом, а Дени все еще тыкал посиневшим пальчиком в ту сторону. Первоначальный умственный образ он увеличил до невероятных размеров.

— Дядя Роги… там… впереди… женщина… Я ее слышу.

— Что?!

От избытка чувств мальчик расплакался.

— Я слышу ее ум! Она такая же, как мы! Только ее проекции очень слабы, я не все улавливаю.

Он смахнул слезы и снова поежился. Роги быстро сдернул меховую куртку и укутал племянника. Опустился перед ним на колени, совсем не чувствуя жестких оледенелых камней, оттого что в сердце вспыхнула горячая надежда.

— Успокойся, Дени. Попробуй сосредоточиться и помоги мне услышать то, что слышишь ты. — Он обнял мальчика и закрыл глаза.

О Боже!

Напевает мелодию без слов, какой-то классический фрагмент — Роги не смог определить откуда. Но что-то очень веселое. Изредка поверх музыки сверкают мысли — точно паутинки на солнце.

Ответили… они ответили… никаких сомнений… пусть другие не верят, но… они ответили…

Отчетливые звуковые волны и образ, нарисованный ясновидением, погасли, как только женщина снова скрылась за каменной складкой, но в памяти живее всего сохранилось то первое, колышимое ветром видение, и когда бы он ни думал о ней — до или после того, как потерял навсегда, — первое место в мыслях занимало именно оно. Волевые черты лица (красивой в традиционном смысле ее не назовешь, но очень эффектна), смуглая кожа, светло-голубые глаза с серебряным отливом, блистательная — о Боже, вот где моя погибель! — улыбка, отразившая всю глубину внутреннего ликования, белокурые с рыжинкой волосы под зеленой шерстяной шапочкой, сильное стройное тело.

Дени вырвался у него из рук.

— Дядя Роги, а как же ты без куртки?! Простудишься ведь!

Он пришел в себя. Туристы были все еще вне поля зрения. Дени поднял к нему взволнованное, залитое слезами лицо.

— Эта женщина… — с трудом выговорил Роги. — Ты уверен, что именно она излучает мелодию и телепатическую речь?

— Конечно! Она такая же… Хотя нет, погоди! Она себя не контролирует. Потому что не знает, наверно, ей не с кем было поговорить мысленно. И все-таки, дядя Роги, мы не одни…

— Надо же, чтобы именно она, — прошептал Роги. — C'est un miracle. Un vrai miracle note 35.

Эхом застарелого раскаяния до него долетел голос Солнышка:

Quand le coup de foudre frappe…

Паровоз дал три гудка.

— Ох, нет! — воскликнул мальчик. — Неужели мы так и уедем от нее?

Роги подхватил его на руки.

— Они будут здесь через полчаса. Мы их подождем.

— А поезд?

— Поедем следующим.

Пьяный от счастья, Роги ступал по холодным камням. Только сейчас он понял, что имела в виду Солнышко. Если молния сверкнет, человек не ведает никакой логики и не в силах защищаться. Чудо открытия родственного ума растворилось в другом великом чуде. Он даже не сразу осмыслил слова Дени.

— Наверно, такой ум не один на свете. Давай подумаем, как отыскать его.

Ветер пел в проводах, горбатый паровозик натужно запыхтел перед отелем. Туристы, перекликаясь, занимали места. Дени на руках Роги весь дрожал, излучая волны испуга и нетерпения почти такой же силы, как у Роги. Он внес племянника по лестнице в хорошо протопленный отель. Бородач в костюме альпиниста, открыв перед ними дверь, заботливо осведомился:

— Малыш, часом, не ушибся?

Роги поставил мальчика на пол, снял с него куртку и ответил:

— Да нет, нам бы погреться малость.

— Ступайте в столовую, — предложил тот. — Там и камин, и всю гору из окна видно. Посмотрите, как поезд спускается вниз, и закажете себе чего-нибудь горяченького.

Поблагодарив человека, Роги повел Дени в столовую. Мальчик настолько пришел в себя, что даже остановился у прилавка сувенирных изделий.

— Дядя Роги, давай купим путеводитель с картой. И бумажных салфеток, а то у нас с тобой из носу течет. — Он критически оглядел нескладную фигуру дядюшки. — Ты бы хоть причесался.

Роги захохотал.

— Mais naturellement! note 36 Надо предстать перед ней во всей красе.

— Ну, не то чтобы… — смутился Дени. — Я просто хочу, чтоб мы ей понравились.

— А не понравимся — пустим в ход принуждение.

— Нет, правда, что мы ей скажем?

— Надо подумать. Но сперва давай приведем себя в порядок и перекусим.

Взявшись за руки, они направились в мужской туалет.

20

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

Ее звали Элен Донован-Хэррингтон.

Тридцать один год, разведена, живет в «деревушке» для увлекающихся НЛО. Чуть позже я выяснил, что белокурые с рыжеватым волосы и экстрасенсорику она, скорей всего, унаследовала от покойного Коула Донована, торговца недвижимостью. От матери же ей досталась изысканная элегантность и достаточно денег, чтобы не думать о заработках (никому из Ремилардов такое богатство в те времена и не снилось).

Познакомился я с ней без труда — и все благодаря Дени.

Мы устроили на нее облаву в столовой высокогорного отеля, и когда она появилась вместе с отрядом продрогших, измученных эфирианцев, Дени сразу же зацепил ее на крючок. Оглядываясь в прошлое, я с ужасом отдаю себе отчет, что невероятное ясновидение позволяло ему читать все наши тайные мысли. Но в тот момент я лишь разинув рот следил за тем, как ловко мой племянник обвел ее вокруг пальца. Подлетел, засыпал сведениями, похищенными из ее ума, представился как страстный поклонник журнала «Пришельцы», узнавший его главного редактора по фотографии на первой странице. Элен пришла в восторг от не по годам развитого мальчугана и вступила с ним в оживленный разговор о летающих тарелках, предоставив спутникам занимать столики и заказывать еду.

Note35

Это чудо. Настоящее чудо (франц.).

Note36

Естественно! (франц.)