Вторжение

В настоящее время наблюдается тенденция к осуществлению групповых разработок, а также к использованию знаний, навыков и оборудования других областей науки и техники. Ученые широко применяют физиологические препараты, компьютерный анализ, новейшую электронно-статистическую аппаратуру, системы психологических тестов, данные микробиологии или этологии.

Более всего ученых занимает неисследованная природа человека, выходящая за рамки имеющегося научного опыта. Постепенно развитием парапсихологии начинают интересоваться космические и естественные науки, медицина и педагогика. Когда наука о человеке выдвинется на первый план, одно место за круглым столом будет неизбежно отведено парапсихологу.

Открытия в данной области представляются нам настолько важными, что нас заботит признание академического мира и прочих престижных учреждений. Наша насущная проблема состоит в том, чтобы с той же последовательностью продолжать начатые разработки, независимо от того, на какой основе они проводятся — на базе автономного института или центра либо совместно с лабораториями больниц, клиник, технических школ, колледжей, промышленных предприятий. В настоящее время парапсихология сумеет найти надежных партнеров и верных сторонников. Этот длительный процесс требует терпения, понимания и бескорыстной помощи.

11

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

После свадьбы Дона и Солнышка я несколько месяцев ходил как в воду опущенный. Подумывал даже уехать из города и стал просматривать колонки объявлений в газетах Манчестера и Портленда. Но к Рождеству вся семья уже знала, что Солнышко ждет ребенка, а я в подсознании чувствовал себя обязанным Призраку и хорошо помнил, какие надежды он возлагал на этого младенца. Оттого и остался.

С той ночи на мосту мы с Доном окончательно отдалились друг от друга. Внешне поддерживали вполне дружелюбные отношения, однако полностью прервали всякую внутреннюю связь. Я, насколько позволяли приличия, избегал встреч с Доном и его женой, что было нетрудно, так как теперь их основное окружение составляли подобные им молодые пары. Мы виделись лишь на семейных сборищах и на похоронах тети Лорен в конце марта. По-моему, они были вполне счастливы.

Работал я все там же — в отделе снабжения целлюлозно-бумажной фабрики, а Дон — в экспедиции, помещавшейся в другом корпусе. Наверняка он пытался делать то же, что и я: жить как «нормальный» человек. Я, во всяком случае, больше не прибегал к психокинезу, а принудительные манипуляции свел к вытягиванию мелких подачек из своего начальника, угрюмого янки по имени Гэлуша Пратт; он и впрямь считал меня добросовестным и нетребовательным работником, при первой же возможности заслуживающим поощрения.

В свободные часы я ходил на лыжах, совершал вылазки в горы и читал что попало на тему умственной деятельности. Мои не слишком плодотворные изыскания останутся таковыми вплоть до семидесятых годов, когда официальная наука в конце концов придет к допущению, что ум — нечто большее, чем головоломка, разгадывать которую — дело философов и теологов.

Ребенок родился 17 мая 1967 года, спустя семь с половиной месяцев после свадьбы родителей. При виде крошечного существа с непомерно большой головой окружающие милостиво допускали, что дитя недоношено. Но я, впервые взглянув на племянника через одиннадцать дней, когда вез в церковь крестить, не нашел никаких признаков недоношенности — розовый, упитанный, абсолютно нормальный младенец. Сестра Солнышка Линда и я соответствующими молитвами оградили его от происков Сатаны, затем отец Расин окропил холодной водой маленький безволосый череп и нарек новорожденного Дени Рогатьеном.

Голубые глазки стали черными из-за расширенных зрачков. Младенец втянул в себя воздух и выпустил его с пронзительным воплем.

Я инстинктивно попытался его утешить и тут же почувствовал цепкую умственную хватку.

Холодно! Мокро! Уа-а!

Тебе плохо, неуютно? — спросил я. Ну покричи.

Покричать? — удивился он.

Да. А скоро придет мама и возьмет тебя на ручки.

Он быстро подсчитал в уме (сердцебиение, тепло, надежность, ласковые руки, молоко, сосательный рефлекс, ЛЮБОВЬ). МАМА? (Снова крик.)

Мама хорошая, заверил я. Покричи, покричи.

Он заявил: Люблю ТЕБЯ. (Сердечность, доверие, спокойствие.)

И быстро уснул, повергнув меня в полную прострацию.

Я был изумлен тем, как рано проявилась у ребенка склонность к телепатии, но не мог понять, что же еще так потрясло меня, пока не обдумал все, лежа в постели, не прокрутил в памяти мельчайшие подробности события. Там, в церкви, при скоплении народа, занятый ритуальной церемонией, я почти не отдавал себе отчета в телепатической связи наших умов. А теперь понял, что она до сих пор не исчезла, эта связь с крохотным существом, спящим в колыбели на другом конце города.

Я вскочил с постели, зажег свет и стал рыться на полках, ища труды по детской психологии. Мои подозрения подтвердились. Племянник Дени — не просто телепат, а настоящий уникум. В одиннадцать дней от роду продемонстрировал мне способности к синтезу, к логическому мышлению, что не свойственно обычным новорожденным. Едва-едва появился на свет, а уже делает выводы!

Остаток ночи я проклинал Фамильного Призрака, а к утру уже знал, что мне делать. Позвонив на службу и сказавшись больным, я оправился пешком в маленький арендованный домик на Школьной улице, дабы поведать Солнышку, кого безжалостная судьба дала ей в девери, в мужья и в сыновья.

День выдался чудесный. В палисадниках распустились весенние цветы, отчего даже убогие улицы Берлина приобрели некоторую живописность. Дверь мне открыла восемнадцатилетняя Богоматерь с длинными распущенными волосами, приветливо и наивно улыбающаяся в своем неведении. Мы уселись на кухне, выдержанной в ярко-желтых и белых тонах. Кофейного цвета занавески чуть колыхались на окнах, из духовки доносился аромат шоколадного торта.

Рассказывая о том, как мы с Доном обнаружили у себя телепатический дар, я старался излагать события по возможности в мягкой форме, поэтому представил их как семейную историю, начавшуюся с эпизода в малиннике. (Призрака я, разумеется, опустил.) Поведал о том, как мы постепенно пришли к осознанию наших странностей, как еще в дошкольные годы проводили опыты с внутренней речью, передачей образов на расстояние и глубинным видением. О том, как мухлевали на экзаменах, мысленно читая закрытый конспект. О том, как наш недруг О'Шонесси угодил в баскетбольное кольцо (в качестве демонстрации своего психокинеза осторожно подвигал по кухне стул; она улыбнулась). Объяснил, почему мы с Доном уговорились держать наши способности в тайне. Даже вспомнил «Странного Джона» и свои страхи, связанные с этой книгой. Однако воздержался от упоминания о принудительных силах и уж тем более о своем глубоком убеждении, что Дон употребил гипноз, чтобы умыкнуть ее у меня. И конечно же, ни словом не обмолвился о страшном происшествии, имевшем место накануне свадьбы.

Мое повествование заняло несколько часов. Она выслушала меня, не прерывая, но я чувствовал, как трудно ей сдерживать свои эмоции: сестринскую любовь ко мне, тревогу за мое душевное здоровье, недоверие и неловкость, заинтересованность, подавляемую растущим отчаянием. Пока говорил, она приготовила нам завтрак и покормила сына. Когда я закончил и устало откинулся на спинку стула, она с обычной искренней и нежной улыбкой накрыла мою руку своей и сказала:

— Бедный, милый Роги! Ты измучился за эти месяцы, правда? У нас почти не появлялся, поэтому мы с Доном ничего не знали. Но теперь мы позаботимся о тебе.

В голубых любимых глазах я увидел решительный отказ даже обсуждать мое сообщение, даже думать о нем серьезно. Непреклонный отказ. Хуже того — в них отразился необычный страх. Ей страшно со мной!

Боже, что я наделал?! Надо срочно успокоить ее, вселить в душу сознание безопасности, доброты, любви.