Враг

Очал: Вы собираетесь прибыть в Конейн, Ваше Величество?

Эйкен: В свое время. Возможно, через два-три дня мы увидимся в Каламоске. Помни, я полагаюсь на тебя, Очал. НЕ ДОПУСТИ, ЧТОБЫ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ С БАСТАРДАМИ БЭЗИЛА.

«ШАРН! Здесь дружок твой Эйкен! Как там у тебя? Долгое время от тебя ни ответа ни привета. Что за сукин сын разгромил БАРДЕЛАСК?»

«Сейчассейчассейчассейчас… МимиФарелвицекорольнамвопрекинеизвестив ВысокийЗамокпозволилнапастьналедиАрмидумирпрахуее».

«К черту вранье!»

«Эйкен! Дружок!.. Неужели ты всерьез считаешь, что мы действительно поддержали такое беззаконное выступление против тебя, моего самого лучшего друга? Неужели ты думаешь, что я позволю так легко нарушить данное мной королевское слово?»

«Пой, ласточка, пой…»

«Клянусь! Даю слово как Полноправный Властелин Высот и Глубин, Отец фирвулагов».

«Заткни фонтан! Я очень хорошо знаю цену твоему честному слову, даваемому людям. (Цветное непристойное изображение.) Не рассчитывай, что, похищая первобытных и аэроплан для Ноданна, ты поступаешь мудро».

«О сладость моей души, ты разбиваешь мне сердце! Я впал в искушение, попался на удочку Ноданна, этого дьявола в обличье тану».

«Ты считаешь, что подобное объяснение удовлетворит меня? Значит, ты дал задний ход тем договоренностям, что были достигнуты между нами? Имей в виду, ты плохо начал, король с ядовитым жалом скорпиона. Ты сам вынуждаешь меня. У меня был план провести Великий Турнир, но теперь…»

«Нет, ты не должен так поступать. О великая Тэ, провалиться мне под землю, черт побери!»

«…но теперь я лучше разобью его на части, зажарю с луком и съем. Вероломные жулики не имеют права владеть священным мечом».

«Друг… Король Эйкен-Луганн… Брат-властитель… Между нами возникло какое-то чудовищное НЕПОНИМАНИЕ».

(Ехидный смешок.) «В самом деле! Я докажу! Мима сегодня же оставит Барделаск».

«Черт побери, Шарн, осел в королевской мантии! Ты меня совсем за идиота считаешь? Кому теперь нужно это пепелище? Рыцари Армиды погибли!!! Что толку в твоих извинениях!»

«Ну… мы можем возместить ущерб».

«Рония!»

«?»

«Повторяю еще раз — Рония! Хватить лицемерить! Отмени немедленно нападение на Ронию».

«??»

«Откажись от планов захвата Ронии. Ты же наметил штурм на конец сентября».

«Пусть великая Тэ будет свидетельницей».

«Отлично, сегодня же ночью жди налета Летучей Охоты».

«Не знаю, если только Медор, Бетуларн или Файнор тайно замыслили перехитрить меня. Даже не знаю, как их удержать».

«Удерживай, как знаешь, спасай свое чертово лицо, но руки прочь от Ронии!»

«Ладно! Зря ты так волнуешься. Тебе следует немного отдохнуть».

(Опять смех.) «??? (!) Эйкен, в самом деле, Мы вполне можем быть друзьями. Многоцветная Земля достаточна обширна для нас обоих. И вот что насчет меча. Тебе известно, что в глазах моих людей нет реликвии священней, чем наш меч. Он принадлежал святому, великому, величайшему Шарну Свирепому. Верни его, Эйкен. Мы сразу заключим мир. Клянусь!»

«Ты уже клялся на прошлом турнире. Запомни, сохранность меча зависит от твоего поведения».

«Согласен. Я всегда знал, что ты разумный человек. Запомню твои слова».

«Обязательно. И расскажи своим нетерпеливым парням. Пусть они сохранят боевой пыл до турнира».

«Замечательная идея! Подожди, я хочу показать тебе нечто удивительное

— Поющий Камень».

(Изображение.) «Спокойной ночи, Шарн».

«Спокойной ночи, Эйкен».

СПОКОЙНОЙ НОЧИ…

В первый раз за эту неделю король вошел в свои апартаменты.

Двери, отлитые из золота, бесшумно затворились за ним сами по себе, следуя его мысленному приказу. На створках дверей не осталось никаких следов от той ужасной ночи, когда сюда, в прихожую, рвались солдаты. На следующий день он приказал вынести все вещи, принадлежащие королеве Мерси-Розмар. Теперь, минуя тихую полутемную гостиную, окна которой выходили на балкон — отсюда открывался завораживающий вид на залитое лунным светом море, — он сразу заметил отсутствие некоторых картин, скульптур, комнатных растений. Вот и ткацкий станок, на котором она вырабатывала прекрасные шерстяные платки, исчез. Станок Мерси привезла с собой из будущего. Не было и миски с водой, которую всегда с такой жадностью лакала ее любимая белая собака. Пес был жутких размеров, где он теперь? А вот здесь стоял резной шкаф красного дерева — в нем королева хранила настои из трав, необыкновенно полезные, придающие силы… Вынесли голубой плед и вышитые подушки, что лежали в тростниковых креслах.

Наконец Эйкен добрался до комнаты Мерси-Розмар. Пустые шкафы стояли с открытыми дверцами. Пустые вазы грустили о цветах. И туалетный столик исчез. Вместе с ним коробочки с драгоценностями, баночки с кремами и флаконы духов. Даже запаха не осталось. Вынесли ее любимое кресло-качалку с подсветкой для чтения, привезенное из двадцать первого века; были убраны книги, декоративные фарфоровые тарелки, видеокассеты с записями средневековых карнавальных шествий, любимые опер и музыкальных пьес; не было и видеофильмов с записями лекций, посвященных тем местам на Старой Земле, где они когда-то путешествовали вдвоем. Тогда он был совсем зеленым юнцом с далекой планеты, заселенной выходцами с Земли. Вспомнилась прошедшая зима, дожди, без конца поливавшие Стеклянный Замок, вспомнились бессонные ночи. Вспомнились и они сами, обсуждавшие планы захвата власти…

Она ушла. Она осталась. Навечно. Впрочем, как и все вокруг. Вокруг? Король вздрогнул. По затемненным углам прятались невидимые, бесплотные насмешники, они пальцами указывали на него, стоявшего посреди гардеробной

— хихикающие соглядатаи. Его обожгли потоки воспоминаний. Голова, казалось, трещала по всем швам. Эйкен вдруг почувствовал себя обнаженным; походный костюм из золотистой кожи, который он не снял даже тогда, когда последние клочки летнего тумана унесло прочь, теперь растворился. Король что-то забормотал. Если бы ты любила меня! Если бы я не любил! Вспомнился ее голос: «Когда я умру, ты останешься один. Ты больше никогда не полюбишь. Ты — глупец, пожирающий сам себя. Как будешь жить?»

Ну вот, он выжил, хотя и не мог справиться с соблазнами, влекомый инстинктами, — впрочем, и она тоже. Оба хороши — обезумели от ярости, зависти, жажды власти, оба домогались запретного, готовы были поклониться любой запредельной силе, только чтобы выжить.

Выжить?

«У меня не было выбора!» — мысленно воскликнул король.

Он очнулся в королевской ванной комнате. Как он там оказался, сам забрел? С удивлением увидел свое отражение в зеркальных стенах — высохший, съежившийся манекен в золотистом кожаном кафтане, таких же штанах, ботфортах. Обеими руками король зажал уши. Изо всех человеческих сил! Он словно увязал в болоте, в чем-то более жидком — прогорклом, горячем, — здесь была живая боль. Он вскрикнул: ты принадлежишь мне!

Вроде полегчало.

Маленький человечек жадно всматривался в свое отражение. Все та же украшенная ониксом и золотом ванная комната. В центре — небольшой бассейн, где вода на одной стороне била ключом из притопленной холодной трубы и соблазнительно парила на другой. Корзины с огромными букетами желтых орхидей. Лунный свет, украдкой проникающий сюда сквозь прозрачную, забранную матовым стеклом крышу. Пачки пурпурных полотенец, рядом его желтый халат. Кувшин с охлажденным льдом медовым вином и хрустальный стакан; помнится, насчет стакана он сделал особое распоряжение — именно такой и никакой другой!

Все складывалось удачно.

Эйкен внимательно изучал свое усталое и скорбное лицо, выглядывавшее из просторного капюшона. Губы плотно сжаты — видимо, как реакция на его невольно вырвавшийся вопль, исторгнутый во время битвы. Нос заострился. Возможно, от простуды — последнее время король неважно себя чувствовал. Ниже шеи не хотелось и смотреть. Он потому и носил все эти дни жесткий, похожий на корсет кожаный костюм, чтобы скрыть от любопытных глаз свое сильно распухшее тело. Король знал — стоило ему разоблачиться, и последствия злоупотребления едой и женщинами сразу станут явными. Это было недостойно короля.