Многоцветная Земля

— В отличие от некоторых союзных рас Амальгама Полтроя никогда не сомневалась, что Вторжение было полностью обоснованно, — сказал, сверкнув рубиновыми глазами, полтроянец.

— Для вас и вашего Содружества — вполне возможно, — тихо заметил Гудериан. В его глазах, с болезненным выражением смотревших сквозь стекла очков, мелькнула горечь.

— Но так ли обоснованно Вторжение с точки зрения нас, землян? Нам пришлось пожертвовать очень многим: нашими некогда разнообразными языками, многими из наших социальных философий и религиозных догматов, нашим так называемым непроизводительным образом жизни… нашим очень человеческим суверенитетом, сколь ни смешными показались бы эти утраты древним умам Галактического Содружества.

Гуманоид со Шкипни воскликнул:

— Да как вы можете сомневаться в мудрости решения о Вторжении, профессор? Мы, земляне, отказались от нескольких культурных безделушек, но взамен приобрели вдоволь энергии, неограниченное жизненное пространство и стали членами галактической цивилизации! Теперь нам уже не приходится напрасно тратить время и наши жизни в борьбе за выживание! Ничто не удерживает более развитие человечества! Наша раса только приступила к развертыванию своего генетического потенциала, а он вполне может оказаться более высоким, чем у других рас!

Обитатель Лондиниума поморщился.

Первый Мыслитель вкрадчиво заметил:

— Ах это пресловутое генетическое превосходство землян! Сколь сильное возмущение оно вносит в банк генов. Не следует забывать, однако, об общеизвестном репродуктивном превосходстве молодого организма над зрелой особью, чья плазма, хотя и расходуется не столь расточительно, в поисках генетического оптимума может достигать несравненно большего.

— Вы сказали «зрелая особь»? — презрительно фыркнул симбиари. — Может быть, точнее было бы сказать «атрофировавшаяся особь»?

— Коллеги! Коллеги! — дипломатично попытался успокоить оппонентов маленький полтроянец. — Боюсь, мы утомляем профессора Гудериана.

— Не беспокойтесь, все в порядке, — ответил старый профессор, но лицо его было бледным, и выглядел он совсем больным.

Гии попытался сменить тему разговора:

— Нет никаких сомнений в том, что эффект, который нам любезно продемонстрировал профессор, станет превосходным инструментом для палеобиологии.

— Боюсь, что вымершие формы жизни, некогда населявшие междуречье Роны и Соны, не привлекут особого интереса в Галактическом Содружестве.

— А нельзя ли настроить вашу установку так, чтобы путешествие в прошлое и возвращение происходили где-нибудь в другом месте? — спросил гуманоид из Лондиниума.

— Увы, это невозможно, дорогой Сандерс. Сколько ни бились другие исследователи, им так и не удалось воспроизвести мой эксперимент ни где-либо в другом месте на Земле, ни в иных мирах.

Гудериан указал на стопку оставшихся у него печатных материалов.

— В моих заметках вы найдете упоминание о том, что при вычислении тонкой структуры геомагнитных полей возникает одна пока еще не решенная проблема. Здесь, в Монт-де-Лионнез, мы находимся на выступе, где древние породы соседствуют с молодыми вулканическими интрузиями. Метаморфизм внутри земной коры еще более отчетливо проявляется в соседних областях Центрального массива: анатексис породил один или несколько очагов выбросов астеносферы. К востоку лежат Альпы с их мощными складчатыми пластами. К югу расположен Средиземноморский бассейн с активными зонами субдукции, что, замечу к слову, создало совершенно особые условия в эпоху Нижнего плиоцена.

— Похоже, вы оказались в безвыходном положении, профессор, — заметил симбиари. — Жаль, что период плиоцена на Земле не был ничем примечателен. Так, разделительная полоса в несколько миллионов лет между миоценом и ледниковым периодом. Так сказать, остатки ценозоя.

Гудериан достал небольшую щетку и совок и принялся обметать экспериментальную установку.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — улыбнулся он. — Плиоцен был золотым временем незадолго до появления человека разумного. То было время благоприятного климата, пышной растительности и бурно развивавшейся фауны. Благословенная пора, неиспорченная и спокойная. Своего рода золотая осень перед суровой зимой плейстоценового оледенения. Руссо понравилась бы эпоха плиоцена. Неинтересная? Даже сегодня в Галактическом Содружестве найдутся люди с еще не остывшей душой, которые не согласятся с вашей оценкой.

Ученые гости переглянулись.

— Как жаль, что путешествие во времени носит односторонний характер, — заметил гуманоид из Лондиниума.

Гудериан сохранял невозмутимое спокойствие.

— До сих пор все мои попытки изменить положение Сингулярности во времени и в пространстве не увенчались успехом. Она остается неподвижной, зафиксирована в эпохе плиоцена и находится в верховьях этой реки с ее древней долиной. В том-то и дело: замечательное достижение науки о путешествиях во времени внешне предстает как попытка удовлетворить научное любопытство.

Гудериан снова едва заметно пожал плечами.

— Будущие исследователи многое почерпнут для себя из ваших пионерских работ, — заявил полтроянец. Остальные гости поспешили высказать аналогичные замечания.

— Достаточно, достаточно, дорогие коллеги, — засмеялся Гудериан. — С вашей стороны было очень любезно навестить меня, старика. А теперь нас ожидает мадам Гудериан, которая уже давно накрыла на стол. Что же касается практических приложений моего скромного эксперимента, то я завещаю их более острым и проницательным умам.

Профессор Гудериан подмигнул внеземным гуманоидам и высыпал содержимое совка в корзину для мусора. Прах гиппариона крохотными островками плавал в капельках изумрудной слизи.

Часть первая. ОТБЫТИЕ

ГЛАВА 1

Сверкающие фанфары возвестили о начале празднества. Из ворот Шато-де-Риом показалась герцогская свита. Лошади гарцевали под всадниками, делали курбеты, но знатные дамы, бочком, по-амазонски сидевшие в своих седлах, чувствовали себя в полной безопасности: лошади были великолепно выезжены. Солнце сверкало и переливалось на золоте и драгоценных камнях, которыми были усыпаны чепраки и сбруя, а толпа рукоплескала всадникам.

В зеленовато-голубом отсвете монитора, на экране которого развертывалось красочное зрелище, каштановые волосы Мерседес Ламбаль казались темнее, чем обычно, а по ее тонкому лицу пробегали светлые блики.

— Туристы тянут жребий за право участвовать в процессии аристократов, — пояснила она Гренфеллу. — Им и невдомек, что быть простолюдином гораздо интереснее. Разумеется, все главные лица у нас профессионалы.

Жан, герцог де Берри, поднял руку, приветствуя ликующую толпу. Он был в широком плаще синего цвета, цвета семейства де Берри, усыпанном геральдическими лилиями. Рукава завернуты, и обшлага богато украшены шитьем. Белые штаны, туго обтягивавшие ноги герцога, сверкали золотыми блестками. Шпоры также золотые. По правую руку от герцога ехал принц Шарль Орлеанский. В его одеждах королевский пурпур соседствовал с черным и белым, а тяжелая перевязь из золотой парчи позвякивала крохотными бубенчиками. Остальные высокородные господа из свиты, словно пестрая стая певчих птиц по весне, следовали за благородными дамами.

— А нет ли здесь риска? — осведомился Гренфелл. — Лошади с неопытными всадниками? Признаться, я думал, что вы больше увлекаетесь роботами.

Ламбаль мягко возразила:

— Здесь все должно быть по-настоящему. Ведь это Франция, какой она была и есть. Лошадей специально разводят за их ум и уравновешенность.

В честь праздника весны помолвленная принцесса Бонни и все ее фрейлины были одеты в малахитово-зеленый шелк Высокие прически придворных дам по моде начала XV века были покрыты металлической сеткой из тонких позолоченных проволочек, унизанных драгоценными камнями. Проволочные уголки выступали из тщательно заплетенных в косы волос, уложенных наподобие кошачьих ушек. Проволочная сетка, украшавшая прическу принцессы, была еще более диковинной: на висках проволочки выступали двумя рогами, а сверху все сооружение было изящно задрапировано тончайшей белой тканью.