Страница 48 из 75
Есть другой выход: надо всем куда-нибудь присоединиться. Лично я предлагаю Англию. Конечно, англичан жалко… Они к такой радости пока не готовы. Тогда промежуточный вариант. Забрать у них на время Тэтчер нашу любимую. Это и раньше предлагали, но раньше она была занята, а теперь и мы уже дошли. Стране нужен все-таки хоть один толковый специалист с временной пропиской. Тем более она все время повторяет: ей нравится работать с Михаилом Сергеевичем. И он подтверждал: у них контакт…
…А вообще у меня еще много разнообразных географических соображений. Но о них — в другой раз. Если, разумеется, она, география наша, позволит нам еще встретиться в той же точке наших пространств…
Товарищ, верь!
Еды нет — плевать. Худые дольше живут.
Тряпок нет — черт с ними. Замотался в газету — пошел.
Денег нет — взял бумагу, нарисовал голову, написал: "Сто" или "Тыща". Те же деньги.
Ерунда все. Главная катастрофа — нету веры. Никто ни во что.
В Бога не верим. В загробную жизнь не верим. Вера в победу коммунизма, раньше навевавшая отдельные сомнения, теперь вызывает общий истерический хохот. Некоторые стараются верить в пришельцев, но тоже… Если они есть, то зачем упорно шляются по каким-то закоулкам? Почему не прибудут официально в центр и не объявят: все, базар окончен, хозяева прилетели… А то все какие-то сомнительные свидетельства. К чумному пенсионеру Крюкову прилетел НЛО, проник на кухню, сожрал все из холодильника и улетел. Контакт с Крюковым установлен, но продуктов уже нет и веры нет — ни Крюкову, ни НЛО… Я вообще думаю, это никакие не пришельцы, а наши, которые пытаются улететь…
Нету веры. И это еще полбеды. Ибо полного недоверия тоже нет. Вместо этого — уникальный гибрид: население живет в постоянном предчувствии обмана, помноженном на пугливую надежду: "Вдруг не обманут?", деленную на опыт, что обманут обязательно.
То есть вдохновляющая идея такая: "Хуже не будет, потому что хуже некуда".
Но жизнь каждый раз учит: есть куда.
Так и живем: веры никакой, а надежда — как ни странно. Хотя если вера без надежды — почти любовь, то надежда без веры — почти шизофрения.
Вообще главный симптом всей этой перестройки: бурный понос эмоций при полном запоре логики.
— Ваше отношение к частной собственности?
— За!
— А к частникам?
— Убивать их надо!!!
В мозгах — сумерки, в сердцах — туман, ориентиры плывут и плавятся. Одни тащат налево, другие — направо, и те и другие уверяют, что это вперед. А из-за спины доносится утробное завывание: это уцепившийся за корягу бывший авангард долдонит, что он — единственный выразитель интересов массы.
А масса, может, и поверила бы, но дико раздражена, что сама уже не понимает своих интересов.
— Вы за конституцию?
— Ну!
— А указ президента одобряете?
— Ну!
— Так вы же за конституцию!
— Ну!
— Так как же?
— А вот счас как дам!..
Что интересно: чем хуже с верой, тем лучше с воровством.
Что еще интереснее: кто бы ни вел нас к царству справедливости, по дороге непременно хапнет! Ну уж этот-то, думаешь, идеалист. Нет, и этот хапнул, и именно с идейной подкладкой.
Вопрос: Тут у нас просочилось, что вы себе устроили дачу, а еще четыре у вас уже есть. Правда ли это?
Ответ: Неправда! Неправда! Неправда!
Из ответа народ понимает: значит, не четыре, а пять…
…Никто — ни во что. Никто — никому. На что опереться-то? Должно же быть что-то незыблемое!
— Демократам доверяете?
— Ни на грош!
— Значит — за диктатуру?
— Я что, псих?
— Значит, чтобы все оставалось как сейчас?
— Не дай Бог!
— Так какой же выход?
— У меня бутылка есть.
— Не может быть!
— На, гляди!
— Все равно не верю!
— На, хлебни!..
Хлебнул — не поверил, повторил — заколебался. Еще повторил — проснулся: голова горит, руки дрожат, вокруг все свои — синие фуражки, белые халаты.
Тогда поверил: значит, точно. Значит, без обмана. Значит, есть еще правда на земле. Есть еще пока!..
28.07.91.
"Где, где…"
Среди перемен и достижений особенно заметны крупные.
Если, конечно, приглядеться.
Идешь пешком по Горько… тьфу, по Тверской — видишь перемены. Буквально на протяжении одного троллейбусного перегона.
Идешь и думаешь о высоком. Ну, то есть, что, конечно, громадная инфляция. Конечно, крупнейший мордобой. Конечно, еще эти были, ну Г…К…Ч… Черт бы их подрал!.. Это все крупно. Эпохальные вещи.
Но, конечно, заметны и мелочи. Ну, там отсутствие ацидофилина. Или там батареек. Или вот еще пропали понятия чести и греха. То есть, их уже давно не было, но сейчас даже и не вспоминается, что не было. Не вспоминается даже, чего не было. Сейчас никто и не спрашивает: "Совесть у вас есть?" Или там: "У вас честь существует?" Подразумевается — нету, не существует.
Стыд, сказал Толстой (а может, и не Толстой), — это гнев, обращенный внутрь.
Нет дураков обращать внутрь.
Ни лично, ни общественно.
Какая еще столица потерпела бы в центре себя такой дом? Ну, который стоит после пожара, как после бомбежки? В самом центре центра?
Это когда же был-то этот пожар? Уже и не вспомнить. Сколько стояло крика, визга, прочувствованных всхлипов, призывов скинуться, собраться и сейчас же, сию минуту воссоздать из пепла очаг этой, как ее… духовности!..
Ну и где это все?
Нет чести, и нет греха, и нет понятия, что их нету.
А есть заборище, грязь, срам, толчея и мат. Кафка сошел бы с ума и вступил в союз писателей.
Тут — "Пицца Хат", там — "Эсте Лаудер". Напротив нескончаемое торжество жующих булку "Макдоналдса".
Европа, понял! На которую таращатся удивленные глазницы окон этого азиатского пожарища. Впрочем, Азия ни при чем. Азия тоже сверкает рекламой "Голдстар". Тут же, на Горь… тьфу, на Тверской…
Но этот башенный кран! Что он там стоит? Эолова арфа.
Ветер свистит песню победы над понятием греха… И черт с ним. Есть вопросы поважнее!
Что нам раньше нужно — экономический союз или, политическое сообщество? Или сначала независимость, а потом суверенитет? Кто главнее — Верховный совет или президент? Кто все-таки прав — Попов? Или все-таки не Попов?
Идешь — и думаешь о высоком.
Идешь по Горь… — о Господи, ну, Тверская, Тверская! — и думаешь о высоком. Задрал голову, полюбовался этим домом — когда-то Актера — и свалился в люк.
Пока падал, продолжал думать о высоком.
Упал, выкарабкался, отряхнулся, пошел дальше, забыв о чем думал. Дом пожара позади — впереди дом Моссовета. Отсюда новые мысли, тоже высокие: там Моссовет или уже мэрия? Или нет, мэрия — это же правительство Москвы. А где тогда российское правительство? Оно-то где? А союзное? Хотя Союза уже нет? Или еще есть?
Где они все?
Внутренний голос отвечает: "Где, где…"
Стоп. Впереди еще люк.
Мысли о высоком прекращаю.
Даешь сахарны уста!
Господа-товарищи!
Братишки и сестренки!
К вам обращаюсь я, друзья и подруги по "Известиям", "Вестям" и "Новостям", особенно "Московским", лучшим в мире!
Приказываю и указываю:
— Хватит!! Даешь тормоза! Баста! Абзац!
Остановимся мы — опомнятся остальные! А кто не опомнится — чума ему невеста!
Кончай толдычить и долдонить! Цель уже достигнута! Уже всем в башку вколочено, и все осознали: все плохо, отвратительно и еще намного хуже. Уже все в курсе, даже самые тупые. Даже распронаибеднейший секретарь бывшего обкома.
Уже все доведено до состояния клинической правды, струи которой уже не отмывают, но погружают в унылую жижу тоски. Раствор уже насыщен. И потому — ххххвввватит!!!
Закрывай кран, пацаны!
Хватит завывать и прыгать на метле: "Инфляция!.. Суперинфляция!.. Супергипер…"