Страница 41 из 162
Но то, что стояло перед ним…
Лассатар распознал в нем любопытное сходство с самим собой.
Как и он, существо решило отделиться от соплеменников. Люди часто поступали так, и нередко без каких-либо очевидных причин.
На первый взгляд, такое поведение казалось бессмысленным. В нем не было заметно пользы для эволюции. Способность к выживанию одинокой особи, отделенной от племени, стада, семьи, значительно сокращалась. Даже прочная технологическая защита редко когда могла защитить ее от сил Вселенной. А если одинокая особь путешествовала без брачного партнера, не имея возможности размножаться, такой поступок был еще и тупиковым с точки зрения биологии.
Но, несмотря на то, что эволюционная ценность подобных действий не была очевидна, эти действия были присущи всему виду в целом. В противном случае это явление быстро исчезло бы из повадок вида и сейчас бы не наблюдалось. Очевидно, стремление отдельных особей посвятить себя исследованию и открытиям в ущерб социализации было важно для выживания генофонда в целом. Возможно, такое поведение способствовало развитию у всего вида способности к познанию, к обретению настоящего интеллекта. Не исключено даже, что оно было эволюционной вехой, такой же важной, как способность к прямохождению или использование инструментов.
Старейшины протоссов иногда обсуждали будущее человечества. Люди были любопытной аномалией, видом, остановившимся на переломе развития. Люди задержались на полпути от слепого следования биологическим инстинктам к обретению истинного познания; они задались вопросом о собственной природе. Феномен людей был интересен, но не заслуживал серьезного рассмотрения — по крайней мере, до полного устранения угрозы, исходящей от зергов. Тем не менее, каждая встреча с людьми давала возможность изучить их.
Лассатар был стражем секретов, защитником древних тайн, и считал свою работу священной обязанностью. Более того, он считал себя воплощением своего дела. Лассатар чувствовал, что должен быть живым образом наследия протоссов. Оставаться просто стражем было недостаточно. Он должен был стать воплощением своего служения, ключом к получению способностей и возможностей, таившихся в прошлом.
Он считал, что тайны и секреты древности представляют огромную ценность: в них заложен глубокий смысл, очень важный для протоссов, живущих сейчас. Жизнь переменчива. Древние протоссы знали это — и не только знали, но и широко использовали это знание.
Жизнь развивалась. Она менялась. Она изменяла себя и приспосабливалась к изменениям обстоятельств. Развитый ум мог оценить красоту, неумолимость и мощь этих процессов. Развитый ум, мыслящий в масштабах тысячелетий, понимал, что эволюция — это инструмент, и первые протоссы умело пользовались этим инструментом. Они могли изменять ход эволюции, чтобы поддерживать и контролировать биосферы планет, на которых селились. Нередко их стараниями целые экосистемы переходили от примитивного состояния к стабильному.
Изучая древние процессы, Лассатар иногда задумывался о том, как можно использовать эти тайны сегодня. Можно ли, например, развить людей до обладания истинным познанием? Могут ли они стать полезными союзниками в войне с зергами?
Вопрос был интересный, но никому из высокопоставленных протоссов не пришло бы в голову заниматься им серьезно, а уж тем более — проверять решение на практике. Люди были подвержены неконтролируемым эмоциям и насилию. Эмоциональную природу человечества не смогло бы исключить даже истинное познание. Если развить людей, они могут стать очень опасным видом — возможно, опасным даже для протоссов. Риск был слишком велик.
К тому же… Лассатар не мог бы заниматься таким вопросом в одиночку, потому что это было бы нарушением его долга. Он был лишь хранителем тайн, но не мастером. И все-таки в его жизни однажды произошло событие, которое заставило его пересмотреть свои взгляды.
Он разыскивал важную реликвию, артефакт зел-нага. Артефакт нашелся неподалеку от одинокого поселения людей. Там же Лассатар обнаружил и человеческого ребенка. Особь продемонстрировала невероятное любопытство и невинность — черты, которые не обнаруживались ранее ни в одном конфликте протоссов с людьми.
Но если такие качества есть у одной незрелой особи, какие выводы можно сделать о человеческой расе в целом?
Лассатар прекрасно знал, что люди еще не достигли познания, даже намека на него. На шкале самоосмысления они находились чуть выше насекомых. Они были рабами своей физической природы, ими управляли биохимические процессы мозга и гормональные бури. Люди — жертвы обстоятельств, которые довлеют над ними с самого рождения. Их действия мотивируются определенными стимулами и представляют собой лишь реакцию на эти стимулы. Простые и предсказуемые органические механизмы. То, что их мозги развивались в сторону рационализации, было лишь причудой эволюции, но этот процесс был еще далек от завершения.
Однако встреча с маленькой женской особью и ее отцом, который из злобного создания сразу превратился в любящего и сочувствующего защитника, озадачила Лассатара и заставила его задуматься.
Сочувствие и эмпатия были свидетельством признания самости других, способностью признать существование разума вне своей личности — ключевым компонентом познания. Первый, крохотный шаг к развитию — но, возможно, самый главный. Демонстрацию человеком подобного потенциала нельзя было оставить без внимания, как и вытекающий из нее вопрос — почему эта способность уменьшается в людях с возрастом? Почему она не развивается вместе с индивидуумом? Не из-за этого ли их виду не удается достичь истинного познания?
Лассатар задал этот вопрос своим служителям, размышляя о природе артефакта зел-нага. О нем было мало что известно, и активация артефакта могла быть очень рискованной. Подойти к такому заданию надо было со всей ответственностью.
Поэтому Лассатар поручил служителям поразмыслить о природе самосознания и познания.
— Подумайте о вопросах сострадания, признания самости в других. Подумайте о природе осведомленности как о следствии связи времен и о том, как память создает историю, история создает личность, а личность помогает выживанию вида.
— Какой тип самосознания получит вид, — спросил он своих служителей, — если его искусственно развить?
Лассатар специально не упомянул, какой вид он имеет в виду, и напомнил служителям о рамках, которых надо придерживаться. Работа хранителя — защищать, а не применять. Да, им надо заниматься исследованиями, но не прикладными экспериментами.
Служители, тем не менее, засомневались — разве эксперименты не являются частью исследования? Это был совершенно отдельный вопрос, и Лассатар тогда не желал рассматривать его подробно. На то потребовалось бы больше внимания, чем он готов был уделить. Первым делом его внимания требовал артефакт зел-нага.
Поэтому он оставил служителей, дав им единственное поручение — тщательно обдумать важные научные дилеммы. Лассатар был уверен, что такое задание надолго займет служителей и убережет их от неприятностей. Возможно, ему стоило сформулировать задание конкретнее.
Он отбыл с артефактом зел-нага на далекий пустынный астероид и там спокойно, терпеливо, методично размышлял над историей артефакта, его природой и над тем, почему древняя раса нарочно спрятала артефакт. Когда Лассатар наконец-то почувствовал, что нашел ответы на вопросы, он активировал артефакт.
И узнал…
То, что он узнал… привело его в смятение.
Дело было не в том, чем являлся артефакт, а в том, чем он мог стать. Дело не в силе, таившейся в артефакте зел-нага, а в последствиях ее применения. Мог ли Лассатар рассказать о своем открытии другим? И надо ли? И расскажет ли?
Решить такой вопрос в одиночку ему было не под силу, но и обсуждать его с другими протоссами он не мог. Такое неразрешимое противоречие изводило Лассатара. Он не видел иного выхода, кроме добровольного изгнания.
Лассатар вернулся, чтобы сообщить служителям, что им придется оставить его, но служителей уже не было. Тогда он впервые воспользовался силой артефакта зел-нага.