Страница 15 из 18
В 1880-х гг. Deutsche Bank установил тесные отношения с «Австрийским земельным банком» (Osterreichische Landerbank AG), который в ассоциации с банком Berliner Handels-Gesellschaft и парижским партнером выдали в 1884 году гарантированный государством кредит Сербии в размере 40 270 тыс. франков золотом и еще железнодорожный ипотечный заем в 25 млн. франков. Далее Berliner Handels-Gesellschaft участвовал во всех займах для Сербии, большая часть которых шла на обслуживание и гашение предыдущих займов. В июне 1895 г. к очередному траншу, выданному в Карлсбаде присоединился турецкий Banque Imperiale Ottomane, при том что над финансами Турции уже был установлен контроль. Гарантиями нового займа служили доходы государственной железной дороги Белград — Вране, доходы от гербовых сборов, табачной, нефтяной, соляной монополий итак далее, в общем почти то, за что в свое время повесили Йозефа Оппенгеймера. Провозглашенный в 1878 году суверенитет Сербии не начавшись закончился созданием «Главного управления монополий» в административный совет которого входили немецкие и французские представители, посредством Osterreichische Landerbank AG сосредоточившие в своих руках все кредиты Сербии.
При участии Deutsche Bank в 1889 году Osterreichische Landerbank AG выдал кредит на строительство железной дороги Болгарии, заем был гарантирован обеими строящимися железными дорогами со всеми станциями, постройками, недвижимым имуществом и подвижным составом [50]. Далее основанный Евгением Гутманом (Eugen Gutma
«Именно монополия Ротшильдов на выпуск государственных займов сделала возможным и необходимым обращение к еврейскому капиталу в целом, направление значительной части состояния евреев в государственный бизнес и тем самым обеспечила естественную основу для сплочения центральноевропейского и западноевропейского еврейства на новой основе»
Таким образом, принимая участие в войнах, «придворные факторы» всегда воевали на своей стороне, а если уж и симпатизировали какой-либо идеологии, то лишь как инструменту игры на «нервах войны», когда обе враждующие стороны лишались суверенитета, которого в результате осталось так немного, что немецкий литератор Людвиг Берне написал: «Было бы благословением Божьим, если бы все короли были свергнуты, а их троны заняли представители семьи Ротшильд. Только подумайте о преимуществах. Новая династия никогда не будет связываться с займами… Исчезнет коррупция среди министров… Такого рода пороки станут историческим прошлым, и мораль восторжествует» [3].
По поводу «торжествующей морали» нужно заметить следующее: когда вы кредитуете государства, то самым большим риском будет риск невозврата, мало ли по каким причинам глава государства попросит вас подождать с выплатой или чего хуже предложит пересмотреть условия сделки в свою пользу. Как тут не уступить, когда условный правитель государства обладает сильной властью, контролирующей силовые структуры? Для замены несговорчивого руководителя государства на сговорчивого власть должна быть обязательно сменяемой, что является признаком развитой демократической страны. Признаком особой демократичности является частая сменяемость главы государства, такая чтобы он не успевал разобраться в ситуации, а лишь успевал подписывать договор о новом займе. Для сменяемости нужны различные политические партии с разными политическими взглядами, дебаты которых умело камуфлируют неразбериху как бы порожденную сменяемостью.
«Единственную проблему представлял возврат долгов. Ротшильд допускал вероятность того, что пороли могут отказаться платить и даже попытаются убить его. Гарантировать возврат долга можно было путем приобретения определенного влияния в правительственных кругах этих стран, что давало возможность вмешиваться в проводимую ими политику».
Итак, нет ничего неожиданного в том, что осознав себя держателями всех видов коммуникаций: финансовых, информационных, снабженческих, «придворные факторы» взялись направлять мировую политику. Нет ничего удивительного в том, что направляли они ее так, чтобы их могущество только увеличивалось и не оставляло шанса конкурентам, будь то социальная группа, класс, нация или даже просто конкурирующее предприятие, которое могло бы стать источником концентрации прибыли, владелец которой представлял собою потенциальную угрозу, и поэтому желательно, чтобы рынки были монополизированы и подконтрольны.
«Еще один очень важный момент, который не укладывается в рамки современной обществоведческой науки: дело в том, что с середины XVIII века история превращается в проектно-конструируемую, во-первых, появляются массы, попробуйте-ка поуправлять деревней, у которой есть традиция или кастой, любого внешнего управленца там пошлют очень далеко и очень быстро, а вот массой атомизированной очень легко управлять».
Австралия, Африка, обе Америки, Европа, на востоке партнером Ротшильдов был David Sassoon and Company, о которой писали: «Серебро и золото, шелка, каучук, опиум и хлопок, шерсть и зерно — любой товар, передвигающийся по морю или посуху — так или иначе связан с торговой маркой Sassoon & Company». На долю этой компании приходилась четверть ввозимого наркотика во время опиумного порабощения Китая, основным ее конкурентом стал американский торговый дом Russel & Company, представителем которого в Кантоне (Гуанчжоу) был Уоррен Делано-младший, дедушка 32-го президента США Франклина Делано Рузвельта. Эдвард Сассун женился на Алине Каролине де Ротшильд, дочери барона Густава де Ротшильда [56]. В определенный момент мировая закольцовка семейно-деловых связей Ротшильдов уперлась в Россию, страну неевропейскую и т. д., и т. п.
Неевропейскость выявилась сразу. Павел I объявил внешний долг недействительным, а генуэзским и голландским кредиторам предложил взыскать необходимую сумму с Англии, якобы задержавшей выплату субсидий на войну с Наполеоном [57]. Трагичная судьба Павла всем известна. Кредиты все же брались, в том числе и у самих Ротшильдов, десять миллионов двумя траншами в 1822 году [48], и позже, в начале 1850-х, 37 млн. долларов у некого Гопе [58], однако принимались также меры по ослаблению финансовой зависимости от Запада. Николай I старался в долг у Ротшильдов не брать [11]. Более того в 1850 году он выступил инициатором принуждения Европы к миру: «Я открою огонь по любому, кто выстрелит первым» [17], такая позиция не расходилось с делом и мешала «проектируемости истории».
Например, в 1831 году в Египте случилась первая «арабская весна»: против турецкого султана выступили восставшие во главе с Мухаммедом-Али. Неожиданно восставшие оказались вооружены и обучены по принципу европейских регулярных частей, в результате чего терпящий поражение султан обратился за помощью к Англии. Но и Англия, и Париж демонстративно молчали, и в конце 1832 года в Стамбул тайно прибыл царский тезка Муравьев-Амурский, а после переговоров в море вышла русская эскадра. Несмотря на дипломатическое давление Франции и Англии Махмуд II запросил у Николая I дополнительной помощи, так как к 1833 году положение его стало катастрофическим. Двенадцатитысячный русский десант стал лагерем возле Стамбула. Англия и Франция, напуганные военным присутствием русских на Босфоре, срочно надавили на Мухаммеда-Али и 24 апреля 1833 года Турция и Египет подписали мирный договор. В то же время Османская и Русская империи заключили договор, по которому турки закрывали Босфор и Дарданеллы для третьих стран, Черное море становилось внутренним водным пространством империй [59].