Страница 57 из 82
Этельфлед была убеждена, что Святая Вербурга хранит ее, так же, как эта святая когда-то сохранила пшеничное поле, отогнав от него стаю голодных гусей.
Это считалось чудом, в таком случае, я тоже чудотворец, но слишком благоразумный, чтобы заявить об этом Этельфлед.
Это знамя с гусями предполагало, что стража принадлежит Этельфлед, и что все, допущенные внутрь склепа, находились под ее защитой, в это можно было поверить, потому что никто не предположил бы, что Утред Нечестивый охраняет место христианского паломничества.
Пройдя мимо стражи, посетитель подходил ко входу в склеп, освещавшийся ночью тусклым светом свечей, в котором были видны две кучи черепов, по одной с каждой стороны низкого сводчатого прохода.
Кутберт преклонял вместе с ними колени, молился с ними, а потом приказывал снять оружие и кольчуги.
- Никто не может войти к ангелам с оружием, - говорил он сурово и, как только ему подчинялись, предлагал посетителям выпить из серебряного кубка. - Пейте до дна, - приказывал он.
Я ни разу не попробовал этот напиток, приготовленный Луддой. Моих воспоминаний о напитке Эльфадель было более чем достаточно.
- Он унесет их в мир грез, - объяснил Лудда, когда я нанес один из своих редких визитов в Туркандин.
Этельфлед приехала со мной и настояла на том, чтобы понюхать напиток.
- Мир грез? - спросила она.
- Их стошнит пару раз, госпожа, - отметил Лудда, - но и мир грез тоже.
Не то чтобы им нужны были эти грезы, но как только они выпивали, а Кутберт замечал, что их взгляд затуманился, он позволял им вползти в длинный проход склепа.
Внутри они видели каменные стены, пол и потолок, и с каждой стороны - комнаты, наполненные грудой костей, освещенные свечами, но впереди были ангелы.
Три ангела, а не два, прижавшиеся друг к другу в конце прохода, с великолепными перьями крыльев.
- Я выбрал трех, потому что это священное число, господин, - объяснил Кутберт, - как Святая Троица.
Гусиные перья были приклеены к камню в форме веера, так что при тусклом свете их легко можно было принять за крылья.
Лудде понадобился целый день, чтобы правильно расположить перья, а потом троих девушек обучили тому, что им предстоит делать, что заняло добрую часть месяца.
Когда приходили посетители, они тихо пели. Кутберт обучил их музыке, которая звучала мягко и как во сне, немногим громче мурлыканья и без слов, просто звуки, которые отдавались эхом в маленьком каменном помещении.
Мехраса была центральным ангелом. Ее темная кожа и черные волосы придавали ей таинственный вид, и Лудда добавил загадочности, приклеив несколько вороньих перьев среди гусиных.
Все три девушки были одеты в простые белые платья, а темную шею Мехрасы обвивала золотая цепь.
Люди глазели в благоговенном трепете, в чем не было никакого чуда, потому что все трое были красавицами. Обе франкийки были белокуры и голубоглазы.
Они были видениями в темноте гробницы, хотя обе, как поведал мне Лудда, были склонны хихикать в самый торжественный момент.
Посетители, вероятно, никогда не замечали этого хихиканья. Странный голос, принадлежащий Лудде, казалось, исходит из камня.
Лудда монотонно повторял, что гости стоят перед ангелом смерти и двумя ангелами жизни и что они должны адресовать свои вопросы ко всем троим и ожидать ответа.
Эти вопросы были очень важны, потому что они говорили нам о том, что хотят знать люди, но большинство, конечно, были вполне тривиальными. Достанется ли им наследство от родственника? Каковы виды на урожай?
Некоторые были душераздирающими просьбами о сохранении жизни ребенка или жены, некоторые - мольбами о помощи в судебном деле или в разрешении ссоры с соседями, и на все Лудда отвечал, прилагая все свои усилия, в то время как три девушки тихо пели заунывную мелодию.
Потом возникли более интересные вопросы. Кто будет править Мерсией? Будет ли война? Придут ли датчане на юг и захватят ли земли саксов?
Шлюхи, перья и склеп были сетью, в которую мы поймали кой-какую интересную рыбешку.
Беортсиг, чей отец платил Сигурду, пришел к склепу, чтобы узнать, покорят ли датчане Мерсию и поставят ли они на трон преданного им мерсийца, а потом стало еще интересней, когда Сигебрит Кентский забрался в темный проход, пронизанный резким запахом горящего ладана, и спросил о судьбе Этельволда.
- И что ты ему сказал? - спросил я Лудду.
- То, что ты велел, господин, что все его мечты и надежды сбудутся.
- И они сбылись той ночью?
- Сеффа исполнила свой долг, - сказал Лудда с недрогнувшим лицом. Сеффа была одной из двух франкиек. Этельфлед бросила взгляд на девушку.
Лудда, отец Кутберт и три ангела жили в римском доме рядом с Туркадином.
- Мне нравится этот дом, - поприветствовал меня отец Кутберт, - думаю, я должен жить в большом доме.
- Святой Кутберт Любитель комфорта?
- Святой Кутберт Довольный, - ответил он.
- А Мехраса?
Он взглянул на нее с обожанием.
- Она и правда ангел, господин.
- Выглядит счастливой, - отметил я, и она и правда так выглядела. Я сомневался, что она полностью понимает, что за странные вещи ее попросили делать, но она быстро обучалась английскому и была умной девушкой.
- Могу найти ей богатого мужа, - поддразнил я Кутберта.
- Господин! - он выглядел уязвленным, потом нахмурился. - Если ты дашь мне свое разрешение, господин, я взял бы ее в жены.
- Это то, чего она хочет?
Он хихикнул, по-настоящему хихикнул, а потом кивнул.
- Да, господин.
- В таком случае, она не так умна, как кажется, - сказал я язвительно. - Но сначала она должна закончить свою работу. Если она забеременеет, я замурую тебя вместе с остальными костями.
Гробница выполняла именно ту роль, что я хотел. По вопросам, задаваемым людьми, мы узнавали, о чем они думают. Так, беспокойство Сигебрита о судьбе Этельволда подтвердило, что он все еще надеется стать королем Кента, если Этельволд свергнет Эдварда.
Второй задачей ангелов было противостоять шедшим на юг слухам о предсказании Эльфадель, что датчане будут господствовать над всей Британией.
Эти слухи приводили в уныние жителей Мерсии и Уэссекса, но теперь люди слышали другое пророчество, что саксы одержат победу, и я знал, что это известие воодушевит саксов точно так же, как заинтересует и разозлит датчан. Я хотел привести их в бешенство. Я хотел победить их.
Полагаю, однажды после моей смерти у датчан появится предводитель, который объединит их, и тогда мир будет объят пламенем, а зал Валгаллы наполнят пирующие мертвецы, но пока, насколько я узнал датчан, любя и сражаясь с ними, они были драчливыми и разобщенными.
Священник моей нынешней жены, идиот, говорит, это потому, что Бог посеял между ними раздор, но я всегда считал, что датчане - упрямый, гордый и независимый народ, нежелающий преклонить колени перед кем-то только потому, что тот носит корону.
Они пойдут за воином с мечом, но если того постигнет неудача, они найдут другого предводителя, поэтому их армии объединяются, распадаются, а затем формируются заново.
Я знавал датчан, которым почти удалось собрать могущественую армию и привести ее к победе, среди них был Убба, Гутрум, даже Хэстен, все они старались, но в конце концов их постигла неудача.
Датчане сражались не по какой-то причине и даже не за страну и, конечно, не ради веры, а просто для себя, когда они терпели поражение, их армии исчезали, так как люди отправлялись на поиски другого предводителя, который приведет их к серебру, женщинам и земле.
И мои ангелы были приманкой, чтобы убедить их, что надо заслужить репутацию на войне.
- Датчане посещали гробницу? - спросил я Лудду.
- Двое, господин, - ответил он, - оба купцы.
- И ты сказал им?
Лудда замешкался, взглянул на Этельфлед, затем снова на меня.
- Я сказал им то, что ты приказал, господин.
- Ты сказал?
Он кивнул, затем перекрестился.
- Я сказал, что ты умрешь, господин, что датчанина, который убьет Утреда Беббанбургского, ждет великая слава.