Страница 17 из 18
- Благослови Господь его величество, - с готовностью отозвался Томас.
- Я слышал, что Гийом д'Эвек умер, - произнес кардинал угрожающим тоном.
- Это был мой кузен, ваше преосвященство.
- Как он умер?
- Чума, - расплывчато произнес Томас. Сир Гийом д'Эвек был его врагом, потом стал другом и умер от чумы, но до этого сражался вместе с Томасом.
- Он дрался за англичан, - сказал кардинал.
- Я тоже об этом слышал, ваше преосвященство, и это позор нашей семьи. Но я почти не знал своего кузена.
Кардинал убрал руку, и Томас встал. Священник с зелеными глазами рассматривал поблекшую роспись на дальней стене.
- Это ты нарисовал? - поинтересовался он у Джакомо.
- Нет, отец, - ответил тот, - это очень старая роспись, и очень плохая, возможно, ее здесь намалевал какой-то француз или бургундец? Его святейшество желает, чтобы я ее заменил.
- Уверен, ты так и сделаешь.
Тон священника привлек внимание кардинала, который теперь тоже уставился на старую роспись. Он посмотрел на Томаса, нахмурившись, как будто сомневаясь в его словах, но созерцание росписи его отвлекло.
Поблекшая картина изображала Святого Петра, легко узнаваемого, потому что в одной руке он держал два золотых ключа, а другой протягивал меч в сторону коленопреклоненного монаха.
Оба находились на заснеженном поле, хотя кусок поверхности вокруг коленопреклоненного человека был расчищен от снега. Монах тянулся к мечу, а за ним наблюдал еще один, нерешительно выглядывая из-за приоткрытого ставня небольшого покрытого снегом дома.
Кардинал изучал картину довольно долго и поначалу выглядел удивленным, но потом содрогнулся от гнева.
- Кто этот монах? - спросил он у Джакомо.
- Я не знаю, ваше преосвященство, - ответил итальянец.
Кардинал вопросительно взглянул на зеленоглазого священника, который в ответ лишь пожал плечами. Кардинал разъярился.
- Почему ты до сих пор это не закрасил?
- Потому что его святейшество приказал сначала расписать потолок, а потом стены, ваше преосвященство.
- Тогда закрась это сейчас! - прорычал кардинал. - Закрась это до того, как закончишь с потолком, - он бросил взгляд на Томаса. - Почему ты здесь? - потребовал он ответа.
- Чтобы получить благословение Папы, ваше преосвященство.
Кардинал Бессьер нахмурился. Ему внушало подозрение то имя, которым назвался Томас, но существование старой росписи, казалось,беспокоило его даже больше.
- Просто закрась это! - снова приказал он Джакомо, а потом опять посмотрел на Томаса. - Где ты остановился? - спросил он.
- У церкви Сен-Бенезе, ваше преосвященство, - солгал Томас. На самом деле он оставил Женевьеву, Хью и несколько своих людей в таверне около большого моста, очень далеко от церкви Сен-Бенезе.
Он солгал, потому что внезапный интерес кардинала Бессьера к Гийому д'Эвеку было совсем не тем, чего он мог пожелать. Томас убил брата кардинала, и если бы Бессьер узнал, кто Томас на самом деле, то на большой площади у папского дворца зажглись бы костры для еретиков.
- Я интересуюсь состоянием дел в Нормандии, - сказал кардинал. - Я пошлю за тобой после литургии. Отец Маршан тебя заберет.
- Заберу, - священник произнес это слово так, что оно прозвучало как угроза.
- Большая честь - помогать вашему преосвященству, - сказал Томас, склонив голову.
- Избавься от этого рисунка, - велел кардинал Джакомо, а потом повел своего зеленоглазого компаньона прочь из комнаты.
Итальянец, все еще стоя на коленях, сделал глубокий вдох.
- Ты ему не понравился.
- А ему кто-нибудь нравится? - спросил Томас.
Джакомо встал и закричал на своих помощников.
- Штукатурка застынет, если они не будут ее мешать, - объяснил он свой гнев Томасу. - У них каша вместо мозгов. Они миланцы, ага.
А это значит, что они идиоты. А кардинал Бессьер не идиот, он может стать опасным врагом, мой друг, - Джакомо этого не знал, но кардинал уже являлся врагом Томаса, хотя, к счастью, Бессьер никогда с ним не встречался и не имел представления, что англичанин находится в Авиньоне.
Джакомо подошел к столу, на котором стояли в маленьких горшках его краски.
- И кардинал Бессьер, - продолжал он, - надеется, что станет следующим Папой. Иннокентий слаб, а Бессьер нет. Скоро мы можем получить нового Папу.
- Почему ему не понравился этот рисунок? - спросил Томас, указывая на стену.
- Может быть, у него хороший вкус? Или, может, потому что он выглядит так, как будто его рисовала собака засунутой в задницу кистью?
Томас поглядел на старую роспись. Кардинал хотел знать, что за история на ней рассказана, но ни Джакомо, ни зеленоглазый священник ему не ответили, а он явно хотел, чтобы рисунок исчез, чтобы никто не смог найти ответа.
А рисунок действительно рассказывал историю. Святой Петр протягивал меч монаху в снегах, и у монаха должно было быть имя, но кем он был?
- Ты и правда не знаешь, что означает этот рисунок? - спросил Томас Джакомо.
- Легенду? - беспечно предположил итальянец.
- Но какую легенду?
- У Святого Петра был меч, - сказал Джакомо, - думаю, что он передает его церкви. Ему следовало бы отрубить им руку художника и спасти нас от лицезрения его ужасной мазни.
- Но обычно меч рисуют в гефсиманских садах, - сказал Томас. Он видел много церквей со сценами из жизни Христа до ареста, когда Петр вытаскивает меч, чтобы отрезать ухо слуге первосвященника, но он никогда не видел Петра во время снежной бури.
- Значит, глупец, который это нарисовал, не знает эту историю, - сказал Джакомо.
Однако в картинах все имеет значение. Если человек держит пилу, то это Святой Симон, потому что Симона распилили на части, таковым было его мученичество.
Виноградная кисть напоминает людям об евхаристии, король Давид держит арфу, Святой Фаддей - палку или мерную ленту плотника, Святой Георгий стоит перед драконом, Святой Дионисий всегда нарисован держащим собственную отрезанную голову: всё имеет значение, но Томас не имел понятия, что означал этот старый рисунок.
- Разве вам, художникам, не известны все символы?
- Какие символы?
- Меч, ключи, снег, человек в окне!
- Меч - это меч Петра, ключи - ключи от рая! Тебя нужно учить, как сосать мамкину титьку?
- А снег?
Джакомо бросил сердитый взгляд, явно чувствуя дискомфорт от вопроса.
- Идиот просто не умел рисовать траву, - наконец решил он, - так что просто нашлёпал немного дешевых белил. Нет у него никакого значения! Завтра мы это соскребем и нанесем здесь что-нибудь красивое.
Но кто бы ни нарисовал эту сцену, он позаботился о том, чтобы убрать снег вокруг коленопреклоненного человека, и совсем неплохо прорисовал там траву, покрытую маленькими желтыми и синими цветами.
Так что расчищенный снег имел значение, так же как и присутствие второго монаха, испуганно выглядывающего из окна дома.
- У тебя есть уголь? - спросил Томас.
- Конечно, есть! - Джакомо махнул в сторону стола, на котором стояли краски.
Томас подошел к двери и выглянул из нее в большую палату аудиенций. Ни кардинала Бессьера, ни зеленоглазого священника не было видно, так что он подобрал кусок угля и подошел к странному рисунку и что-то на нем написал.
- Что ты делаешь? - спросил Джакомо.
- Хочу, чтобы кардинал это увидел, - сказал Томас.
Он нацарапал большими черными буквами по снегу "Calix Meus Inebrians".
- Чаша моя преисполнена? - спросил озадаченный Джакомо.
- Это псалом Давида, - ответил Томас.
- Но что это значит?
- Кардинал поймет, - сказал Томас.
Джакомо нахмурился.
- Боже святый, но ты затеял опасную игру.
- Спасибо, что разрешил тут накалякать, - сказал Томас. Художник был прав, все это было опасно, и если он не может разыскать отца Каладрия в этом городе своих врагов, он может пригласить отца Каладрия последовать за собой, и Томас подозревал, что отцом Каладрием мог оказаться священник с ярко-зелеными глазами.