Миксы

– Да, да! Имя – это ноги, плечи, руки, грудь и губы! Да! Я не Ромео, и добровольно на такие игры не соглашался. И ты не нравишься мне настолько, чтобы имена потеряли смысл и значение!

Ляля расплакалась. Она всё так же сидела на земле, согнув ноги в коленях, и теперь, когда она склонила голову, волосы скрывали её лицо. Валерик был даже рад: на этой сцене закрыли занавес. Его не беспокоили редкие всхлипы и конвульсивные подёргивания плеч. Он уходил из зрительного зала: там, за кулисами, что-то грохотало, но он прекрасно понимал: рабочие сцены разбирают декорацию, а пьеса, на которую был куплен билет, уже окончилась.

– Лёля! – позвал Валерик.

Лёля стояла там же, у сосны, и старалась не смотреть на него.

– Лёля, спасибо тебе. За помощь спасибо. Я бы без тебя не справился. Жаль, конечно, что ты не сказала мне про сестру, но... В любом случае...

Валерик замялся, не зная, что ещё сказать, и выжидательно посмотрел на неё. А Лёля протянула руку по направлению к сестре и позвала:

– Пойдём. Ляля, пойдём!

– А! Вот вы где! – за спиной скрипнула калитка. Лера с малышом на руках вышла за забор и встала, смеющимися глазами глядя на всю троицу.

Сёстры ничего не сказали, просто развернулись и ушли.

– Миленькие! – сказала Лера. – Не удивляюсь, что ты не хотел замечать, что их две.

Она особо выделила голосом "не хотел", но Валерик уже перестал обращать внимание на такие вещи. Он теперь сам умел язвить, играть интонациями и выдумывать жестокие слова, и это переставало быть интересным. Вместо того, чтобы обращать внимание на Леру, он смотрел на Даню, который глядел на него во все глаза и хихикал.

Лера села на мох, опустила малыша себе на колени и он тут же потянулся за высохшей травинкой, сорвал, зажал в кулачке и стал трясти, глядя, как серо-коричневая шишечка рассыпается на былинки.

– Я тебя потеряла, – тихо сказала Лера. – Ты наверху спал?

– Да, наверху.

– А почему?

– Там не так душно.

И они замолчали.

– Я пойду в дом, – сказал Валерик спустя какое-то время.

– Не уходи, – тихо попросила Лера. – Погуляй с нами. Пожалуйста!

Валерик пожал плечами и остался.

– Вынеси коляску, хорошо? Я хочу пройтись, – сказала Лера. Кажется, молчание и ей стало в тягость.

Валерик выкатил коляску, и они пошли по дорожке. Не к реке, как обычно, а к дальним дачам. Валерик шёл спокойно, он совсем забыл про тощую зубастую Лилю. Она превратилась во что-то незначительное, словно была всего лишь приступом какой-то странной болезни.

А Лиля увидела его из-за забора и, сбегая по ступеням высокого крыльца, крикнула:

– Валера?

В её голосе слышался вопрос, будто Лиля не была уверена, что не обозналась. А Валерик похолодел: болезнь вдруг снова стала угрожающей реальностью.

Он стушевался, опустил глаза, вцепился в ручку коляски, но имя догнало его, выкрикнутое уже более уверено – почти с абсолютной уверенностью.

– Валерий!

Она уже бежала к калитке, добежала и схватила Валерика за воротник.

– Валера! – Лиля уже злилась, и это было слышно по голосу. Валерик затравленно обернулся. Лера отошла на шаг и стояла, скрестив на груди руки, как посетитель музея, который хочет издали охватить взглядом эпическое полотно. На её губах играла ёрническая усмешка.

– Валера! – Лиля дохнула прямо в ухо, и Валерик внезапно понял, как неприятно от неё пахнет – словно от скисшей капусты. Он инстинктивно отстранился.

– И как это понимать? Всё это вранье, всю эту ложь?! Это твоя жена?

Она окинула Леру оценивающим взглядом. Лера была хороша. Тем более хороша, что определённо чувствовала своё превосходство над костлявой соперницей.

Валерик пытался найти в Лиле хоть что-то привлекательное, что могло бы хоть немного его оправдать – и не мог.

У Лили были удивительно тусклые глаза, без мыслей, без живой эмоции. В них словно можно было разглядеть отражение сериальной картинки, как в глазах жертвы можно было, по слухам, разглядеть отражение убийцы.

Она и говорила так же: по-сериальному, с надрывом, и замолчала, когда кончились слова.

Валерик подумал, что если бы дать Лиле умный взгляд и искреннюю улыбку, то она станет хорошенькой. Сгладятся острые углы скул, не так будут заметны торчащие вперёд крупные зубы, маленький лоб перестанет казаться признаком глупости, глаза засветятся и станут казаться больше.

Но Лиля глядела, не мигая, и ждала реплики в ответ. Не дождавшись, снова обратилась к Лере:

– Он меня соблазнил! Он вам изменил, а меня обманул!

Так и сказала: "соблазнил". Валерика передёрнуло от фальши.

– Лиля! – крикнул он.

– Да я, собственно, сестра, – Лера едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Сестра? – Лиля немного отступила назад и сделала сконфуженное лицо. Валерик подумал, что в сериалах такие ходы должны быть предусмотрены, и она точно знает, как реагировать. – Боже мой, простите меня! Валера, прости!

Лера наслаждалась убожеством ситуации. И если бы Лиля была чуть умнее, она поняла бы это, как понял Валерик.

– Лиля, Валера очень много мне о вас рассказывал, – продолжила Лера, и Валерик похолодел. Он видел в этом изощрённое издевательство, но пока не мог понять, в чём именно оно заключается. – Вы приходите к нам, приходите! Будем рады вас видеть.

– Правда? – Лиля прижала к груди руки: ладонь левой обхватывала правую, сжатую в кулачок.

– Конечно. Понимаете, мы живём вдвоём, нам скучно.

– Ну я приду, если скучно. Конечно, приду! – Лиля растянула в стороны уголки большого рта, и крупные, лопатами, передние зубы, полезли наружу, и высохшая на летнем тёплом ветру верхняя губа слегка загнулась, зацепившись за верхний резец.

– Конечно! – Лерины глаза разгорались, и Валерик уже отчётливо видел в них лихорадочную и почти неподконтрольную злость. – А то вы знаете, он любит, чтобы в постели было больше, чем двое. И сестры в этом плане ему катастрофически не хватает.

– Как это?! Что это?! – Лилин рот сомкнулся, и только подсохшая губа чуть дольше задержалась на выступающем зубе.

– Ну как – что? Знаете, Лиля, есть такие грибозвери? Они собираются стаями и занимаются любовью при лунном свете. Им всё равно, кто они там друг другу: братья, сёстры – лишь бы были. Вот. И он такой же грибозверь. И, судя по студенистому животику, я бы даже сказала – слизевик. А с другой стороны, это очень удобно: знаем друг друга с детства, никаких сюрпризов, никаких неожиданностей. Всегда можем договориться.

А потом Лера подошла к Валерику, тесно прижалась к нему и поцеловала. Её нога обвила его ноги и почти подсекла, так что он едва не упал вперёд. Он чувствовал её пальцы с длинными ногтями, вцепившиеся в его ягодицы, её язык у себя во рту. И ещё он чувствовал ужас. Не от того, что видела и думала Лиля, а от того, что Даня, сидящий в коляске, с любопытством смотрел на них и даже перестал стучать пятками по подножке.

Валерик пытался оттолкнуть Леру, но она висела на нём цепко, как клещ. Потом он расслабился и сдался ей, и начал смотреть по сторонам, избегая внимательного Даниного взгляда.

Лиля глядела на них круглыми от ужаса глазами, будто ожидала, что любовники рассыплются в прах. И Валерик вдруг понял, что Лера будет мучить его, пока не победит эту несчастную девушку, а победить её можно было только одним способом: заставить сбежать. И чтобы покончить с этим, Валерик пристально уставился в водянистые неумные глаза и отчётливо подмигнул ей, словно приглашая присоединиться.

Лиля сделала такое резкое движение назад, что Валерик подумал было, что она падает... но хлопнула калитка, мелькнуло платье, звякнул запор на двери, и Лера, мгновенно уловившая сигнал победы, будто и спиной следила за соперницей, тут же отодвинулась прочь.

– Что ты делаешь?! – горько сказал Валерик, имея в виду не себя и не Лилю, а в первую очередь малыша. – Ты хоть соображаешь, что делаешь?

– А что? – Лера развернулась и пошла по тропинке обратно, к даче. – Ну как-то ведь надо было её отвадить... Она из таких – из тупых, которым прямым текстом говоришь "отвали", а они не понимают. Она бы к тебе всё лето таскалась. Пришлось бы ублажать, гладить по сальным волосёнкам. Или ты хотел? Хотел?!