Малахит

Павел знал, что они пришли сюда не только посмотреть на него. По древней традиции за наследником и свитой шли слуги с подносами, на которых лежали камни будущего короля и его жены. Слуги кидали камни горстями направо и налево, и люди бросались поднимать их, устраивая драки: камней на всех не хватало. Павлу показался варварским этот обычай, но Бирюза уверила его, что простолюдины любят подраться и любят потом хвастать своими трофеями и увечьями, полученными в схватке.

Павел знал, что ему нельзя сейчас оборачиваться назад. Он мог только слушать, и с ужасом отмечал, что шум и крики позади процессии становятся все сильнее. Люди, стоящие впереди, тоже начали волноваться. Видимо, по рядам прошел слух, что камней осталось мало, и на всех их не хватит.

Старая бабка, стоящая в первом ряду, глянула Павлу прямо в глаза и крикнула:

— Что это за король?! Даже в кранасию и то прибыли от него нет.

Павел нахмурил брови. Ему стало так обидно, а ведь он сделал ровно столько малахитовых шариков, сколько просили у него придворные. И тогда Малахит сделал то, чего не делал до него ни один правитель. Он слегка наклонился вправо и махнул рукой. Оторопевшие люди, не поняв сразу, что он делает, даже отшатнулись назад. Бабка, кричавшая ему обидные слова, взвизгнула и замахнулась на Павла клюкой. Но потом вдруг все поняли, что и он тоже разбрасывает камни. Зеленые шарики малахита текли из его перчатки нескончаемым потоком и ложились к ногам людей, как ложится на землю первый снег. Павел переменил руку и начал сыпать камни слева. Люди опешили. Широко открыв глаза, они смотрели на это чудо. Драки больше не было. Те, кто стоял в первом ряду, почтительно опускались на колени и, зачерпнув горсть камней, раздавали по камешку людям, стоящим сзади. Камней было так много, что хватило каждому, и даже после коронации мальчишки находили в пыли и меж камнями мостовой зеленые шарики малахита.

Весть о небывалой щедрости короля обогнала медлительную процессию, и когда Павел выехал на площадь Источника камней, толпа встретила его восторженным ревом.

Будущий король поднялся по ступеням старинного каменного помоста, устеленного коврами. Там, на помосте, стояла Агат.

Площадь Источника камней лежала на окраине города. Домов за ней уже не было. Только скалы и узкая расселина, ведущая к каньону.

На фоне бурых скал и багровых ковров Агат казалась солнечным лучом. Затянутая в узкое платье из золотой парчи, неподвижная, она была похожа не на женщину, а на статую. Павел подошел к жене, и статуя ожила. С поклоном она протянула ему тонкий золотой обруч, украшенный зеленым камнем.

— Я признала тебя мужем. Я обещала слушаться тебя во всем, как главного в семье. Теперь я первая признаю тебя королем и обещаю слушаться тебя, как главного в государстве, — сказала она громко, и замершая в ожидании площадь услышала каждое слово Агат.

Тонкий обруч опустился на голову Павла. Он повернулся к толпе, увидел тысячи глаз и понял, что они ждут чуда, они ждут праздника, они ждут чего-то такого, о чем можно будет говорить и спорить долгие месяцы, и о чем можно будет рассказать детям и внукам. Он мог дать им это чудо.

Зеленый туман спустился на землю. Солнце, такое яркое и безжалостное минуту назад, померкло. Земля задрожала под ногами у людей. Павел чувствовал, что взлетает. Он брал энергию у этих ждущих чуда людей и отдавал ее камню. Кто-то вскрикнул, испугавшись, но Павел Малахит простер руки и крикнул:

— Не бойтесь! Смотрите!

И медленно, одна за другой, словно из-под земли, поднялись под ногами у людей, стоявших ближе всего к помосту, десять малахитовых плит. И следы их ног остались впечатаны в плоть зеленого камня.

Ахнула свита, стоявшая по бокам помоста. А люди на площади взорвались ликующим ревом.

Они все еще шумели, все еще обсуждали увиденное, когда Агат сказала:

— Ты коронован людьми, теперь тебя должны принять камни. Я благословляю тебя на путь к Источнику.

Обеими руками она взяла его за голову и поцеловала в лоб, и от ее дыхания запотела зеленая звезда, сияющая в короне Малахита.

Глава 21 Источник камней

В день, когда Павла короновали, с Аделаидой случилось чудо. Почти целый месяц прошел после того, как ее с инфарктом доставили в больницу, и уже две недели, как ее перевели из интенсивной терапии в обычную палату.

Женщина на соседней кровати все время что-то говорила — долго и громко. Скорее всего, ругала правительство. Но Аделаида ее не слышала. Положив руку под голову, она думала, глядя на больничный потолок, покрытый трещинами и желтыми подтеками. Аделаиде было очень стыдно перед Ириной. Племянница бегала к ней в больницу каждый день, носила в термосе домашний суп и в тарелках, замотанных полотенцем, — котлеты. Она сильно постарела и осунулась, перестала следить за собой и часто плакала, но в душе не желала смириться с окончательной потерей сына.

Сначала Ирина смотрела на Аделаиду с надеждой — думала, что та очнется и скажет, где ее мальчик. Но придя в себя, Аделаида ответила, что ничего не знает, кроме того, что уже говорила.

«Если я скажу о Столбе, — думала она сейчас, — меня повезут в психушку. Что ж — дело ясное. Старая бабка, да после инфаркта — крыша уехала… Никто ведь не поедет в самом деле на кладбище. Да без меня они все равно ничего не найдут.» И она решила, что дождется выписки, а уже потом попросит Ирину съездить с ней на могилку матери. А там все объяснит, и тут же покажет.

Обычно после таких рассуждений она, успокоенная, тут же засыпала, но в этот раз нахлынули воспоминания…

Она вспомнила маму. Сначала такой, какой показывал ее шар, а потом донесся откуда-то запах вкусной еды, послышалось шуршание юбки и позвякивание украшений, и вспомнилось вдруг мамино лицо — настоящее, не такое, каким оно казалось сквозь хрусталь. Тоска по маме захватило все существо Аделаиды, она всхлипнула, захлебнувшись нечаянными слезами, и вдруг почувствовала себя плохо. Закружилась, погружаясь в туман, больничная палата, все потемнело вокруг и Аделаида оказалась в сумрачном коридоре. Коридор был узким, его стены были сложены из бурых больших камней. Испуганная, она обернулась по сторонам, и увидела за собой такой же столб, какой был на кладбище, только цвет столба был другим.

«Неужели?» — спросила она себя и заторопилась вперед — скорее выйти из этих стен и увидеть над собой родное небо. Но первый же шаг дался Аделаиде с трудом. Сердце будто сжала холодная рука. Со вторым шагом стало еще хуже. Аделаида сделала третий и поняла, что четвертый станет последним. Она не понимала, почему так происходит, но столб не хотел отпускать ее от себя. Получалось, что она может побывать на родине только так — не выходя из темного непонятного коридора. Надо было возвращаться домой, как ни тяжело далось ей это решение. Она шагнула в красное мерцание Столба Живой Жизни.

Аделаида с трудом выбралась из пещерки под корнями сосны и поплелась к шоссе, потом пошла по обочине. Сердце болело, и она держалась рукой за грудь. Фуры проезжали мимо Аделаиды, обдавая горячим ветром. Один раз она упала и встала только потому, что увидела впереди пост ГАИ. Инспектор вызвал скорую, едва увидел ее — пожилую, плачущую, грязную, одетую в одну только рваную ночнушку.

Когда Ирина приехала в больницу, Аделаида жалобно сказала ей:

— Ты только не отдавай меня в психушку…

И ей самой было ясно, что никому она ничего не скажет — так страшно было в конце жизни было угодить в тоскливые, изъеденные грибком корпуса психиатрической лечебницы.

Жара достигла своего апогея. Павел смотрел на скалы и темную полосу ущелья между ними, и ему казалось, что камни колышутся, поднимаемые от земли потоками горячего воздуха. Он дошел до расщелины и с минуту простоял меж двух высоких скал неподвижно: здесь было прохладно и немного сыро, и король, облаченный в кожу и бархат, почувствовал облегчение.

Высокие скалы поднимались по обеим сторонам двумя отвесными стенами, и Павлу казалось, что они смыкаются там, в вышине. Почему-то вдруг подумалось, что сейчас они начнут сдвигаться, подобно Сцилле и Харибде, и король пошел вперед. Сначала дорога была ровной, потом Павел начал спотыкаться о мелкие камешки, а потом путь ему перегородил небольшой завал. Он начал перебираться по камням, и они угрожающе зашатались под его весом. Он хватался за неровные острые края и ломал ногти, пытаясь удержать в равновесии всю эту шаткую конструкцию. Наконец завал кончился, а вместе с ним кончилась и расщелина.